Страница 3 из 8
Вопрос: Почему мы не разрабатываем новых месторождений нефти? Это чья-то халатность или целесообразность работ регулирует «невидимая рука ранка»?
Михаил Делягин: Скорее последнее. При цене 20 долларов за баррель никто не будет смотреть даже на самое перспективное месторождение, а при цене 80 долларов в борьбе за право освоения этого участка могут и убить. Кроме того, у нас крайне неэффективное регулирование в добыче сырья. У нас невыгодно разрабатывать маленькие месторождения нефти и газа. В Канаде, например, выгодно черпать нефть ведрами из земли, если, конечно, такое становиться возможным. Кроме того, у нас хищнические технологии. Например, некоторые месторождения газа используются настолько неэффективно, что там, используя современные «ноу-хау», можно добывать газ «по второму кругу». У нас огромные природные запасы, но беда в том, что при сегодняшней организации дела и при сегодняшнем налоговом режиме, каждая новая тонна нефти дается дороже, чем предыдущая, и при таком отношении к делу наши запасы, как я уже сказал в начале, не выглядят такими бездонными. Хотя мы можем, если захотим, еще лет 10 купаться в нефти.
Вопрос: После вступления России в ВТО мы можем потерять контроль над технологиями добычи нефти, ведь производством и поставкой бурового оборудования занимаются всего четыре крупные компании в мире и все они американские. Есть ли в этом угроза?
Михаил Делягин: Действительно. Есть четыре фирмы, которые владеют всем комплексом технологий, которые необходимы для добычи нефти. Но это произошло потому, что никто в мире этим системно не занимался. Если будет государственная воля, и наши ученые и производственники начнут этим заниматься системно, то мы сможем наверстать упущенное за эти годы. Кроме того, эти фирмы работают на коммерческой основе. Если вы придете к ним и попросите освоить месторождение, разработка которого стратегически невыгодна для Америки, то, несмотря на все окрика Госдепартамента, они начнут осваивать это месторождение. Более того, одна из этих четырех фирм из-за давления ушла из США и перерегистрировалась в Катаре. Так что эта угроза весьма условна. Есть другая достаточно примитивная проблема. Надо обеспечить рост производства буровых установок, поскольку необходимость в них растет по гиперболе. Если нам удастся изменить образ ведения хозяйства, то мы можем ничего не бояться. Но для этого нам нужны глубокие политические изменения. А пока мы имеем то, что имеем, а министр экономики, увы, не тот человек, который должен говорить президенту о политических изменениях.
Сценарии экономической депрессии
Ожидание экономического кризиса стало одной из самых обсуждаемых тем последних месяцев. Варианты развития событий предсказывают разные: от небольших колебаний курса рубля до крушения цен на нефть и последующей длительной экономической депрессии. По прогнозам экспертов, развязка произойдет уже этой осенью. К чему готовиться на самом деле и чем новый кризис, если он грянет, будет отличаться от предыдущих? Об этом мы попросили рассказать известного российского экономиста, директора Института проблем глобализации Михаила Делягина.
— Давайте начнем с того, что кризис — это не конец света, — заявил Делягин в ответ на просьбу об интервью для «СК». — Это всего лишь кризис, а не катастрофа, поэтому не нужно загонять себя в депрессивное состояние. Жить в эпоху экономической депрессии — удовольствие ниже среднего, но с этим придется смириться.
— Откуда ждать угрозы? Есть версия, что спровоцировать «вторую волну» может Греция, кто-то ждет проблем из США, а некоторые полагают, что все проблемы исключительно у нас.
— Специфическая особенность России заключается в том, что происходящие события примерно поровну определяются внутренними и внешними факторами. И здесь нужно понимать, что есть кризис наш собственный, внутренний, а есть глобальный — внешний. Они, скорее всего, совпадут и будут усиливать друг друга.
То есть, если бы в мире было разлито райской блаженство, мы все равно были бы обречены на глубокий системный кризис. Это как если бы в 1998 году цена нефть была не 9 долларов за баррель, а 109, то дефолт при тогдашнем уровне воровства произошел бы все равно, пусть и позже. То же самое и сейчас. А обострение мирового кризиса, скорее всего, станет катализатором нашего.
При этом, если бы и у нас сейчас был рай на грани коммунизма, то мировой кризис по нам бы тоже ударил, и не факт, что этот рай и коммунизм выстояли бы.
Дело в том, что человечество завершает сразу несколько периодов своего развития и испытывает целый ряд глубокий и очень разных изменений. Начиная от биосферных, которые бывают 1–2 раза за все время существования вида, и исторических, которые бывают раз в несколько тысяч лет, и заканчивая экономическими, которые связаны с тем, что сложился глобальный рынок, на котором доминируют монополии.
Очень забавно, что наше начальство на это реагирует. Так, на саммите АТЭС Путин сказал совершенно замечательную фразу: «В мире должно быть много резервных валют».
Это отражает качественно новую ситуацию, сложившуюся буквально в последние месяцы: в глобальном управляющем классе, основу которого образует глобальный бизнес, обозначилась четкая линия фронта. Вчерашний и сегодняшний хозяин мира начал раскалываться на две враждующие группировки. Первая опирается на Федеральную резервную систему США и эмиссию доллара, что делает ее кровно заинтересованной в сохранении единства глобального рынка. Но другие, не столь привязанные к американской финансовой системе, члены глобального управляющего класса видят, что мир рассыпается на макрорегионы. В конце концов, и евро, и китайский юань при всех своих реальных и придуманных недостатках — резервные валюты огромных макрорегионов. И Путин своим заявлением совершенно четко встал на сторону одной из этих группировок. Зачем ему это понадобилось и понимал ли он вообще стратегический смысл своих слов — совершенно отдельный и исключительно интересный вопрос, но нам важнее результат: президент России очень четко встал на одну из сторон в глобальном конфликте.
Конечно, сегодня никто не будет предпринимать системные усилия по созданию отдельного российского макрорегиона, — просто потому, что в этом случае надо думать о чем-то и делать что-то, кроме «распила».
— И все-таки когда ждать второй волны кризиса, о которой так много говорят?
— Рассуждения о второй волне — это лирика. Первая волна была в США, вторая — в Европе, она еще продолжается. В 2014 году, если доживем, долговой кризис накроет Великобританию. Третья волна будет в Китае. Но какая из них и как именно сорвет мир в глобальную депрессию, непонятно.
На Западе уже отказались рассуждать в категориях «первая-вторая» волна. Мир просто трясет. Если вы на машине на скорости 150 км/ч вылетаете на гравийную дорогу, вас трясет и мотает, и вы не знаете, куда вылетите. С экономикой то же самое.
В качестве утешения могу сказать, что в ближайший год ничего катастрофичного с высокой степенью вероятности не произойдет. Потому что никто этого не хочет и все прилагают усилия, чтобы этого не случилось, в полной мере учитывая уроки Великой депрессии, в которую свалились именно в 1929 году по простой человеческой глупости: ресурсы протянуть еще 2–3 года у тогдашних развитых стран были.
Так что минимум год у нас есть, и у глобальной депрессии могут быть свои интересные стороны.
Например, если Грецию выдавят из еврозоны, это будет большая беда для нее и для Европы, но хороший подарок для России. Потому что мы сможем подобрать Грецию и включить ее в свою зону интеграции. Помимо транспортных возможностей, Греция производит продукцию, которой у нас нет, — например, оливки и неплохое вино (которое может вытеснить с нашего рынка значительную часть европейского). Греция может восстановить производство табака. И, наконец, туризм: после закрытия Египта торжеством тамошней демократии лишенное конкуренции Сочи сгниет, — а курорты Греции могут стать хорошим конкурентным фактором для оздоровления нашего Черноморского побережья.