Доктор Сон

Он увидел ее сандалии и свои «Рибоки», лежащие в дверях, и нахлынула новая волна золотых воспоминаний. Она не разулась — просто сбросила сандалии со ступней, потому что к этому моменту его руки крепко сжимали ее ягодицы, а ноги девушки обвивали его талию. Ее шея пахла духами, дыхание — свиными шкварками с ароматом барбекю. Прежде чем подойти к биллиардному столу, они ели их горстями.

Дэн надел кроссовки и прошел в кухню, надеясь обнаружить в единственном шкафчике растворимый кофе. Кофе он не нашел, зато нашел сумочку, лежащую на полу. Он вспомнил, как Дини швырнула ее на диван и засмеялась, когда промазала. Половина добра высыпалась наружу, включая красный кошелек из искусственной кожи. Дэн сложил все обратно в сумочку и отнес ее на кухню. Хотя он и был уверен в том, что его деньги лежали сейчас в кармане мистера Барыги, но где-то в глубине души надеялся, что кое-что осталось — просто потому, что ему это было так нужно. Десятки хватит на три стакана или пару упаковок пива, но сегодня ему потребуется гораздо больше.

Он достал ее кошелек и открыл его. Внутри были фотографии. На нескольких — Дини с каким-то парнем, настолько похожим на нее, что было ясно: они родня. На парочке — Дини с малышом на руках. Портрет Дини в выпускном платье рядом с зубастым парнем в жутком смокинге. Отделение для купюр было раздуто, и он исполнился надежды… пока не раскрыл его и не обнаружил пачку продовольственных талонов. И банкноты: две двадцатки, три десятки.

«Вот мои деньги. То, что от них осталось».

Хотя он знал, что это не так. Он никогда бы не отдал свою недельную зарплату на сохранение только что снятой пьянчужке. Деньги были ее.

Да, но разве кокаин — не ее мысль? Разве не она виновата в том, что сегодня утром он гол как сокол, да еще и мучается от похмелья?

«Нет. Ты напился, оттого и похмелье. Ты увидел мух, потому и остался без денег».

Может, и так, но если бы она не позвала его на вокзал, он никогда бы не увидел мух.

«Эти семьдесят баксов могут понадобиться ей на еду».

Точно. На банку арахисового масла и банку джема, и буханку хлеба, чтобы было, на что все это намазать. Для остального у нее есть талоны.

«А как насчет арендной платы? Может, деньги нужны для этого».

Если ей нужно заплатить за квартиру, пусть продаст телевизор. Дилер наверняка с радостью возьмет его, пусть и с трещиной. К тому же семьдесят долларов — слишком мало для месячного платежа, даже для такой дыры.

«Это не твои деньги, док». Мамин голос — последнее, что он хотел слышать в диком похмелье, чувствуя непреодолимое желание выпить.

— Иди в жопу, ма, — сказал он тихо, но с чувством.

Дэн взял деньги, переложил их в свой карман, засунул кошелек обратно в сумочку и развернулся.

Перед ним стоял ребенок.

На вид ему было года полтора, одет в футболку атлантских «Храбрецов». Она доходила ему до коленей, но подгузник все равно виднелся из-под нее, потому что был полон и свисал почти до лодыжек. Сердце в груди Дэна совершило безумный скачок, а в голове внезапно раздался тяжелый гул, как если бы Тор опустил свой молот ему прямо на макушку. Какую-то секунду он был уверен, что сейчас его хватит инфаркт, или инсульт, или то и другое сразу.

Он сделал глубокий вдох и выдохнул.

— Откуда ты взялся, герой?

— Мама, — ответил ребенок. В этом был смысл: Дэн, в конце концов, появился на свет оттуда же. В мозгу начало формироваться чудовищное непрошенное умозаключение.

«Он видел, как ты взял деньги».

Ну и пусть. Рождавшаяся мысль не имела к этому отношения. Видел, ну и что? Ему даже двух лет еще не исполнилось. В этом возрасте дети принимают как должное все, что делают взрослые. Если бы он увидел, как его мама ходит по потолку, стреляя огнем из пальцев, то и глазом бы не моргнул.

— Как зовут тебя, герой?

Его голос пульсировал в ритм с биением сердца, которое по-прежнему не желало успокаиваться.

— Мама.

«В самом деле? Ох и повеселятся же твои одноклассники, когда ты пойдешь в школу».

— Ты из соседней квартиры? Или с другого конца этажа?

«Пожалуйста, ответь „да“. Потому что вот она, мысль: если это ребенок Дини, то получается, что она отправилась шляться по барам, заперев его в этой поганой квартирке. Одного».

— Мама!

Тут малыш заметил кокаин на кофейном столике и устремился к нему. Намокший подгузник раскачивался из стороны в сторону.

— Сахав!

— Нет, это не сахар, — сказал Дэн, хотя, само собой, это был именно он: сахар для ноздрей.

Никак не реагируя на слова Дэна, ребенок потянулся к порошку. Дэн заметил на его руке синяки, похожие на отпечатки пальцев.

Он сгреб малыша в охапку. Когда Дэн оттаскивал его от столика (из подгузника на пол сквозь пальцы потекла струйка мочи), в голове мелькнул короткий, но очень ясный образ: парень, похожий на Дини, с фотографии в кошельке. Он хватает ребенка и трясет его, оставляя на маленькой ручке отметины своих пальцев.

(эй Томми какую часть фразы «вали нахер» тебе повторить еще раз?)

(Рэнди перестань он же ребенок)

Все ушло. Второй голос — протестующий, слабый — принадлежал Дини, и он понял, что Рэнди — ее старший брат. Почему бы и нет? Обидчику не обязательно быть бойфрендом. Иногда это брат. Иногда — дядя. Иногда

(выходи щенок выходи и получи свое)

дорогой папочка.

Он понес ребенка — Томми, его зовут Томми — в спальню. Там малыш увидел мать и немедленно принялся вырываться.

— Мама! Мама! Мама!

Когда Дэн спустил его на пол, Томми забрался на матрас и устроился рядом с матерью. Даже во сне Дини обняла его и прижала к себе. Футболка мальчика задралась, и Дэн увидел другие синяки, на этот раз на ногах.

«Брата зовут Рэнди. Я могу его найти».

Мысль была ясной и холодной, как озерный лед в январе. Если он возьмет фотографию из кошелька и сосредоточится, игнорируя головную боль, ему, наверно, удастся отыскать старшего брата. Он уже проделывал такое раньше.

«Могу сделать так, что синяки в этот раз останутся на нем. Могу сказать ему, что в следующий раз убью».

Только следующего раза не будет. С Уилмингтоном покончено. Он больше не собирался видеться с Дини или посещать эту убогую лачугу. Он вообще не хотел больше вспоминать минувшую ночь и это утро.

Теперь пришла очередь Дика Хэллоранна: «Нет, сынок. Может, порождения „Оверлука“ и удастся спрятать в сейф, но с воспоминаниями такой фокус не пройдет. Они и есть настоящие призраки».

Он встал в дверном проеме, глядя на Дини и ее побитого мальчика. Малыш снова заснул, и в утреннем свете парочка имела почти ангельский вид.

«Она — не ангел. Пусть и не она оставила эти синяки, но ей хватило ума отправиться на гулянку и бросить его тут одного. Если бы ты не проснулся и не зашел в ту комнату…»

«Сахав», — произнес мальчик, потянувшись за коксом. Нехорошо. Надо что-то делать.

«Но не мне. Мило же я, воняющий бухлом и рвотой, буду выглядеть в офисе Министерства внутренней безопасности, когда попытаюсь заявить о насилии в отношении ребенка! Еще один честный гражданин, пытающийся исполнить свой гражданский долг».

«Но ты можешь вернуть деньги, — произнес голос Венди. — Ты можешь сделать хотя бы это».

И он почти сделал: вытащил купюры из кармана и взял в руку. Даже подошел с ними к кошельку, и прогулка, должно быть, прочистила ему мозги, потому что в них возникла идея.

«Возьми кокс, если уж так хочешь что-то взять. С легкостью продашь остатки за сотню. За две, если повезет».

Да вот только покупатель может оказаться агентом Федерального управления по борьбе с наркотиками — с его везением так и будет, — и он окажется в тюрьме. Кстати, он может попасть туда и за то, что натворил в «Млечном пути». Наличность гораздо безопасней. Пусть и всего семьдесят баксов.

«Разделю, — решил он. — Сорок ей, тридцать мне».

Но толку с тридцатки? К тому же в кошельке лежит куча талонов, да такая, что лошадь подавится. Хватит, чтобы прокормить ребенка.