Я – инквизитор

В обойме оставалось еще два патрона. «Помоечный» плащик Андрей оставил на подоконнике. Вряд ли кто-то польстится на ветхую тряпку.

На стоянке у ТОО ничего не изменилось. В джипе по-прежнему играла магнитола. Андрей присел у заднего колеса, выждал некоторое время, затем, пригнувшись, подобрался к правой дверце. Осторожно попробовал. Открыто.

— Ы! — сказал любитель музыки, когда ствол пистолета, из которого все еще попахивало порохом, уперся ему в нос. Сказал — и по собственной инициативе поднял руки. В правой — трубка мобилы.

— Положи, — сказал Андрей. — Уронишь.

— Не убивай меня, — почему-то шепотом попросил «тоболец».

Ласковин взял его свободной рукой за мягкое теплое ухо.

— Сколько ваших внутри? — осведомился он.

— Слушай, не стреляй, ладно?

— Я о чем-то спросил, — напомнил Ласковин, выворачивая ухо градусов на сто двадцать. — Не шевелись, не надо! — предупредил он дернувшегося и зашипевшего от боли бандита. — Сколько ваших внутри? — И ткнул стволом в ноздрю «тобольца».

— Т-трое… — выдавил любитель попсы.

Ласковин выпустил ухо и нанес бандиту аккуратный удар в челюсть. Трое — это для него, теперешнего, чересчур. Открыв левую дверцу, Ласковин выпихнул обмякшего «тобольца» наружу, отметив, что организм больше не реагирует всплеском боли на каждое движение. Часа на два Андрей снова человек. Правда, лучше не слишком напрягаться.

Двигатель джипа работал. Ключи на месте. Ласковин сдал назад, развернулся и выехал на проспект. На углу с Пороховской он свернул, и еще раз свернул на Среднеохтинском. Сделав круг, он остановил «чероки» совсем рядом с ТОО «Шанкар» и вышел. Не потому что собирался напасть с тыла — просто хотел забрать плащ.

Спустя десять минут он был уже возле «Новочеркасской», пересек мост и поехал по Синопской набережной. Мощные фары джипа ввинчивали в снежную муть снопы белого огня. Андрей сбросил скорость, замигал поворотником, высматривая подходящее место для парковки. Найдя его, проехал еще метров двадцать и выключил фары. Затем сдал задним ходом и остановился. Мотор глушить не стал.

Снова облачившись в плащ, Ласковин проверил содержимое бардачка: ничего интересного. Тогда, не включая ни фар, ни габаритов, Андрей плавно тронулся и направил «чероки» в нужное место: туда, где гранитный парапет разделялся и обледеневшие ступени с двух сторон спускались вниз, к воде. Джип встряхнуло: два колеса выскочили на тротуар. Андрей нацелил «чероки» в проем, открыл дверцу и, оберегая раненый бок, выпрыгнул наружу. Джип нырнул в проем между барьерами и полетел со ступенек, с душераздирающим визгом скребя корпусом по стене. Скатившись на залитую водой площадку, «чероки» по инерции развернулся и врезался «скулой» в противоположную стену. Отрикошетив вправо, он выскочил на лед, проломил его и, завалившись набок, медленно ушел вниз.

Гибель его прошла незамеченной. Водители редких машин, проносившихся у Андрея за спиной, были больше озабочены тем, как бы что-то увидеть сквозь размазанную очистителями по лобовику снежную кашу. Прохожих и вовсе не было.

Ласковин, опершись на парапет, посмотрел на черную дыру, пробитую тяжелой машиной, и усмехнулся. Итак, еще одно очко. Последнее? Сколько «быков» рыщет сейчас по городу, стремясь отыграться? Андрей еще раз посмотрел на черную воду и подумал: а стоило ли выпрыгивать из джипа?

Да, стоило. Выпрямившись, Ласковин поправил капюшон и двинул обратно. Вернулась боль. Угнездилась в затылке, в боку, в одеревеневших ногах. Очень хотелось горячего. Чаю. Или кофе с коньяком. Крупный липкий снег медленно оседал на голову и плечи. Темнело. Хотелось спать…

Глава вторая

В двадцать девять лет Андрей Ласковин стал полностью свободным человеком. Во-первых, от него ушла жена. Во-вторых, он бросил свою основную работу, превратившись в гражданское подобие «солдата удачи».

Правда, вышесказанное можно было сформулировать и иначе: он бросил свою жену; ему было предложено уйти с работы. Но это — вопрос выбора точки зрения. Человеку, которого учили проектировать нестандартную электронику, противно шесть часов в день ремонтировать видео-, аудио— и прочую аппаратуру. Мужчине, ищущему в любовницах остроту, а в жене — спокойствие и тепло, утомительно быть супругом нервной манекенщицы с характером сиамской кошки.

Марина ушла одним прекрасным июльским днем, забрав с собой девяносто процентов барахла и две трети мебели. Через три минуты после отбытия грузового фургона Андрей пропел оду Гименею и позвонил в аэропорт. На следующее утро он уже летел на юг. Вернулся он через десять дней. И нисколько не огорчился, услышав от своего директора, что «такие необязательные люди» ему не нужны. Возможно, директор ожидал раскаяния и обещаний «никогда больше…», но Ласковин лучезарно улыбнулся и попросил трудовую. Свободен!

В наследство от прошлого Андрею Александровичу Ласковину осталась однокомнатная квартира (хозяевам заплачено до конца следующего года), тысяча восемьсот баксов наличными, друзья, с которыми можно весело провести вечер, и подруги — для времени, остающегося между вечером и утром. Следует также внести в актив приятную внешность, умение раскалывать рукой двухдюймовые доски и ремонтировать компьютеры (если не стошнит). Став свободным, Андрей Ласковин решил жить весело и разнообразно. Средства же на веселую жизнь Андрей предполагал получать от охранной халтуры, которую организовал ему Митяй, Николай Митяев, лучший друг лет этак с двух.

О нем, Кольке Митяеве, следует сказать особо.

Появившись на свет в одном роддоме, Андрей и Николай почти двадцать лет прожили в соседних комнатах коммуналки на Петроградской и шли по жизни плечом к плечу от детского сада до Политеха. Здесь их пути разошлись, потому что Митяй вылетел со второго курса и загремел в армию. Андрей же завершил образование вполне благополучно и был распределен в контору, развалившуюся спустя полгода после появления там Ласковина. Но не вследствие его появления там, а в силу известных социальных катаклизмов?. Тогда Андрей оказался перед выбором: пойти сэмпаем к Славе Зимородинскому или поискать что-то подходящее по избранной специальности. Андрей выбрал второе. Возможно, по той же причине, по которой в семнадцать лет превратил каратэ-до из «жизни» в хобби. Впрочем, и в настоящее время он не забывал два-три раза в неделю посетить коллективно арендуемый зал на улице Комсомола и вполне соответствовал коричневому поясу, повязанному больше десяти лет назад.

Николай Митяев почти всю свою жизнь смотрел на лучшего друга сверху вниз, но первенство Ласковина признавал безоговорочно. Не только потому, что шестидесятипятикилограммовый Ласка на татами разделывал в ноль девяностодвухкилограммового Митяя, и не только потому, что мозги Андрея шевелились быстрей. Андрей обладал той особенностью, что практически в любой компании давал окружающим почувствовать в себе лидера. Нет, слово «лидер» было не совсем верным. Андрей не склонен был командовать другими. Просто он выглядел человеком, с которым стоит считаться. Единственный, кто мог указывать Андрею после того, как отец и мать Ласковина отбыли на заработки в Монголию, это друг и сэнсэй Вячеслав Михайлович Зимородинский. Но и он — до определенного предела. Так, в восемнадцать лет, окончательно решив не делать из каратэ своего будущего, Ласковин хоть и понимал, что огорчает Славу безмерно, но решения не изменил. Да, у Андрея были основания для такого решения, и Зимородинский это понимал. То, что учитель готов рискнуть, а ученик — нет, говорило не в пользу учителя. И все равно не было у Ласковина более близких друзей, чем Слава Зимородинский и Митяй. Когда Андрей поддался на уговоры последнего и согласился стать его напарником в охранной фирме, Митяй прыгал бы от восторга, будь он килограммов на двадцать полегче. Хотя, поставь их рядом, Ласковина и Митяева, и не представишь менее похожих людей.

Николай большой, мощный, неторопливый. Крупная голова на широких покатых плечах. Внешность человека если не доброго, то солидного. И надежного. Таких любят женщины, таких стараются не задевать мужчины. У таких заботливые жены и замечательные дети.