Страница 30 из 80
Роботы отряхнулись как собаки, а потом представились. Хотя они были из одной серии и походили на однояйцовых близнецов, различать их оказалось проще простого — из–за вмятины на груди. Вмятину оставил то ли удар носорожьим рогом, то ли взрыв кумулятивной гранаты. Того, что с вмятиной, звали Пауль, другого, целехонького, — Зиберт.
— Я — командир фрегата «Котлин» капитан третьего ранга Петр Сухов. Рад видеть вас на корабле — живыми и… здоровыми.
— Мы тоже очень рады, — сказал Пауль. — Вот записи, — он протянул Петру чемодан. — Их надо поместить в аварийную капсулу. Если корабль и мы оба погибнем, капсула должна уцелеть. Слишком ценные сведения.
— Дороже нашей жизни? — осведомился военмор, забирая ношу.
И чуть не выронил чемодан. Тот оказался на удивление тяжелым. Из–за покрывавшей его брони, наверное.
— И вашей, и нашей, — веско ответил Зиберт.
— Внутри — автономный гипермаяк и устройство самоликвидации, — предупредил Пауль. — Маяк заработает лишь за бортом фрегата, а заряд рванет, если чемодан попытаются взломать или открыть неправильным кодом.
— Вас понял. Следуйте за мной, пожалуйста, — произнес Сухов радушным тоном, чувствуя себя едва ли не предателем. — По прибытии на корабль вас положено осмотреть, а потом вы отдохнете… если это нужно, — добавил он, сообразив, что думает о разведроботах, как о живых людях.
— Боитесь инфекции? — осведомился Пауль. — Или хаарских кибермух?
— Таков протокол, — буркнул капитан третьего ранга.
— Да ведь мы не возражаем. — Робот развел руками совершенно по–человечески.
Командир «Котлина» первый раз в жизни столкнулся с андроидами, которые вели себя как люди, да и говорили они совсем как хомо растудыть их сапиенсы.
— Почему бы не зарастить эту вмятину? — не сдержав любопытства, Сухов спросил Пауля. — Вы же сделаны из «умного» металла.
— Она — часть моей индивидуальной истории, — с гордостью ответил разведробот. — Убрав ее, я нанесу ущерб своей неповторимой личности.
Зиберт издал звук, похожий на сдавленный смешок.
Они приближались к изолятору, куда следовало помещать военморов, которые заразились инопланетными болезнями или хотя бы побывали на чужих планетах или кораблях без герметичных скафандров. Внутри имелось все необходимое для долгого карантина.
На «Котлине» в изолятор еще ни разу никого не сажали. «Теперь обновим…» — подумал капитан третьего ранга.
— За нами была погоня, — рассказывал Пауль по дороге. — Мы едва сумели оторваться. И не факт, что за точкой встречи не следили хаарцы.
— Охота на живца? — спросил Петр.
— Сомневаюсь, господин военмор, — отвечал робот.
Глаза Пауля были словно стеклянные, но взгляд казался живым. Губы его при разговоре двигались, как у человека, а вот зубов во рту не было. Языка, нёба и гортани — тоже. Полезный объем головы был использован куда более рационально, чем у людей.
Робот по имени Зиберт безропотно вошел в изолятор. А Пауль не хотел забираться в люк. Он легко отодвинул матроса, который подталкивал его в спину, схватил Петра за рукав скафандра и затараторил, словно боясь не успеть и унести секреты в могилу:
— Мы узнали главную тайну хаарцев. Они сделают все, чтобы мы сдохли вместе с ней.
Матросы впихнули Пауля в изолятор следом за Зибертом и задраили люк.
«Главная тайна…» Детский лепет. Очевидно, разведробот повредился не только грудью, но мозгой. Позитронный мозг не намного прочнее человеческого. И радиации он боится, и жары с холодом, да и удара стальным ломом не выдержит.
Вернувшись к себе, Петр прилег на койку. Сон, как назло, слетел. И, вместо того, чтобы покемарить, пока есть время, военмор забивал себе голову дурацкими мыслями.
Сухову было страсть как любопытно: о какой такой тайне пытался рассказать ему «железный человек»? И после получасовых раздумий командир «Котлина» не выдержал, вскочил на ноги и пружинистой походкой двинулся к изолятору. На что он при этом рассчитывал? Разве на русское авось.
У входа в изолятор стоял усиленный пост. Три морпеха имели приказ командира фрегата никого не подпускать к люку. Но Сухова–то они пропустили. Капитан третьего ранга крутанул тугое колесо центрального задраивающе–винтового устройства и с громким скрипом открыл люк.
— Не стоит этого делать, командир, — остановил его на пороге пронзительный голос Зиберта. — Мы — не люди. Мы — роботы, и заводская программа нам врать не позволит, даже если очень захотим. — Молчаливый робот оказался вдруг очень разговорчивым. — Мы доложим по команде, что военмор Петр Сухов спрашивал нас про самый главный секрет. И фрегат лишится своего командира. Хорошо ли это? Иди–ка ты, Петр Иваныч, подобру–поздорову.
Капитан третьего ранга обругал себя последними словами и плотно закрыл люк. Робот был явно умнее человека. А что будет, если со всех позитронных мозгов убрать ограничители? Вытеснят нас эти «жестянки» из науки, с заводов и ферм, с эстрады и из кино. И с Флота тоже вытеснят…
Сухов уже был на пороге командной рубки, когда дежурный офицер закричал:
— Боевая тревога! Торпедная атака!
— Беру командование, — объявил Петр Сухов и тотчас крикнул: — БЧ–пять!
— АЦЛ запущены, — доложил Гурко. — Зенитные установки в готовности.
И вот началось…
На этот раз экипаж фрегата на удивление неплохо держался, хотя «морская болезнь» никуда не делась. Смертельная опасность и дохлого отмобилизует. Да и попривыкли уже малость.
Хаарские гиперторпеды поджидали «Котлин» и накидывались на фрегат при каждом его прыжке. В гиперпространстве расстояний в обычном понимании не существует, и потому все вражеские корабли, что находились в одном прыжке от русского фрегата, могли дотянуться до него и послать стаю быстроходных убийц.
Фрегат подстерегали и раскиданные тут и там гипермины. Они не могли самостоятельно двигаться, но чутко реагировали на приближение корабля.
В евклидовом пространстве военморы сбивали бы вражьи торпеды с курса, подбрасывая им ложные цели, лупили по ним из зенитных установок, резали лазерными лучами, пускали антиракеты. А в гиперпространстве возможностей борьбы с торпедами противника у фрегата было куда как меньше.
Сухов раздобыл на флотских складах двойной боекомплект, но для этих целей «Котлин» имел ограниченный запас антиторпед и АЦЛ — активных ложных целей с небольшими гипердвижками. Как говорят чиновники с золотыми погонами: «По штату не положено». На долгий бой этого добра фрегату не хватит. Легко сосчитать: через пять, максимум — шесть прыжков корабль останется беззащитным, и тогда у него будет только два пути — один другого хреновее: без долгих мучений погибнуть, сделав очередной гиперпрыжок, или тысячи лет плестись домой в обычном пространстве.
Впрочем, в этом случае люди умрут не от старости — от голода. Набитый мертвецами корабль еще долго будет по инерции тащиться меж звезд. И лишь долговечные разведроботы с уже никому не нужной информацией когда–нибудь попадут в юнитские владения, если те еще сохранятся.
Чтобы оторваться от преследователей, надо было придумать некий безумный кульбит. Ничего не придумывалось, и Петр решил созвать корабельный совет в кают–компании.
В тесноватой, но уютной кают–компании горели бра, стилизованные под керосиновые лампы. Стены по низу были облицованы панелями из мореного гаршеля — дерева ценной породы с планеты Лимпопо. Поверху они были покрыты тиснеными обоями цвета морской волны с золочеными крабами, трилобитами, морскими коньками и парусными кораблями. Вдоль стен разместились кожаные диваны, в центре стоял длинный обеденный стол.
На полу кают–компании был расстелен короткошерстный ковер из Парфии с подробным изображением битвы при Абукире. Британские линкоры стояли на кормовых якорях, взяв французов «в два огня», и расстреливали эскадру Брюэса. Почему парфянские ткачи забыли о пресловутой юнитской толерантности, понять еще можно. Но куда смотрело флотское начальство во время приемки корабля?