Третье пришествие

— Та-ак, — протянул Венсан. — Еще и барельефчики есть. Блестяще! Камень — очень надежный хранитель информации. Но знаешь, я уже устал удивляться.

И тут же принялся восхищаться, поскольку стены зала представляли собой настоящую каменную галерею, их покрывали десятки забранных в квадратные рамки изображений. На первом барельефе, расположенном у самого входа в лифтовый колодец, концентрическими кругами была обозначена схема Солнечной системы. А к схеме прилагалась масштабная линейка, где минимальное деление соответствовало расстоянию от Солнца до четвертой планеты.

— Очень логично. Местная астрономическая единица… Браво, браво! А что там дальше? — Венсан нетерпеливо смахнул пыль.

В следующем квадрате были выбиты оба полушария опустевшей планеты. Рельефная поверхность позволила опознать горные области, крупные разломы и много других хорошо выученных деталей.

Но многое показалось измененным, а потому незнакомым. Чуть-чуть не те полярные шапки, песков вроде бы поменьше, а сами пустыни лежали не совсем там, где должны были лежать. И самым броским оказалось наличие поблескивающих в свете фонарей тридцати или сорока крупинок, похожих на кварц, рассеянных по всей поверхности обоих полушарий. Один из этих кристалликов находился приблизительно в районе посадки «Спэрроу».

— Города, — сказал Эдвин. — Винс, карта подземных городов! Теперь мы знаем, где их искать.

— Несомненно, — согласился Венсан. — Вот, значит, как ты выглядел, старина Марс…

— А вот как выглядела Земля, — сказал Эдвин.

И высветил третий квадрат. Расположенные в нем полушария имели больший диаметр, их окружал тонкий ореол, означающий, видимо, атмосферу, а на поверхности имелись темные пятна. Их очертания распознавались с первого взгляда. Связанные тонкой панамской пуповиной континенты обеих Америк, аравийский валенок, цепь индонезийских островов, огромная клякса Евразии… Вот только верхняя часть кляксы там, где располагалась Сибирь, почему-то отличалась более светлой, серой окраской. Серый налет покрывал также Канаду, значительную часть США.

— Вот это да, вот это подсказка… Ледники! — выпалил Венсан. — Вот когда исчезли последние из марсиан! Последний ледниковый период! Смотри, смотри, контуры материков почти современные. Это произошло не более пятнадцати тысяч лет назад!

— Уймись, сумасшедший.

— Почти вчера!

— Да перестань ты скакать. Тут столько всякого открывается… Как ты думаешь, контуры наших материков можно рассмотреть с Марса?

— О, о! С такими подробностями? Через нашу атмосферу? Эдди, ты — гений. Они к нам прилетали! Они видели наших диких пращуров… Они, они…

— Атлантида?

— Почему нет? И не только. Быть может, это они изваяли египетского Сфинкса. Научили египтян земледелию. Да, да, ты прав. Нельзя терять ни минуты. Давай, давай смотреть дальше. Эх, какая жалость…

Следующий квадрат оказался почти разрушенным. Трещина, разрубившая потолок, спускалась по стене и ветвилась как раз на уровне барельефа. Вся центральная часть изображения выкрошилась. По уцелевшим фрагментам можно было догадаться, что там обитатели Марса изобразили самих себя. Слева вверху осталась часть темени, сбоку, у скола, — часть раскрытой ладони, по которой можно было понять, что марсиане имели не менее шести пальцев, а справа внизу — стопа, очевидно, принадлежавшая второму (или второй?) из существ.

— Тут изображены мужчина, женщина. И еще ребенок между ними, — уверенно сказал Венсан. — Вроде картинки Саганов. Помнишь?

Эдвин, конечно, помнил самую романтичную историю астронавтики. В марте 1972 года с мыса Канаверал стартовала межпланетная станция «Пионер-10», предназначенная для исследования Юпитера. Но была у станции и другая задача. Миновав Юпитер, «Пионер» покинул пределы Солнечной системы и стал первым из созданных человеческими руками творений, отправившимся к другим звездам. На борту станции находилась позолоченная пластинка с галактическими координатами Земли. Еще на ней выгравировали изображения мужчины, женщины и ребенка. Идею картинки предложили Фрэнк Дрейк и Карл Саган, а эскиз выполнила Линда Саган, жена знаменитого астронома. Все люди, причастные к проекту «Пионера», давно умерли, но их творение продолжало существовать.

Послание человечества примерно через два миллиона лет должно было достигнуть Альдебарана. Эдвин прекрасно помнил, что на рисунке Линды Саган мужчина стоял с поднятой в приветственном жесте рукой. С такой же дружелюбно открытой ладонью, как у марсианина на поврежденном барельефе. Это было поразительным совпадением. Куда менее случайным, чем марсианский Сфинкс.

Вероятно, такая же мысль заставила притихнуть и богатого на эмоции капитана Дассо. Они в полном молчании тщательнейшим образом снимали каменные картины. Для верности — на две видеокамеры.

Что-то казалось знакомым, вроде таблицы Менделеева, которая на Марсе, конечно же, должна была иметь другое название, что-то — незнакомым, но вполне понятным, такое, как изображения животных, растений, чертежи каких-то построек. Но значительно большую часть составляло солидное невесть что: знаки, символы, элементы пиктограмм, вдобавок имеющие запутанные связи в виде ломаных и волнообразных линий. Однако со временем во многом все же можно было разобраться, марсиане позаботились и об этом. Под каждым из сорока квадратов находились четыре краткие строки. Скорее всего, названия, продублированные на основных языках исчезнувшей цивилизации. Они являлись прекрасными образцами графического выражения смыслов. Это могло послужить ключом для расшифровки кода не только квадратных барельефов, но и самой Колонны Посланий.

Даже приблизительно оценить значение таких переводов не представлялось возможным. В истории земной науки свершилось открытие, не имеющее аналогов, поскольку египтяне в своих пирамидах оставляли отнюдь не послания к другим цивилизациям. Информация марсианского послания представляла такую ценность, что ею не следовало рисковать ни секунды. Как только закончилась съемка, Эдвин решил немедленно возвращаться.

Шахтовый лифт без проблем вернул их на верхний ярус. Удивительная марсианская техника продолжала действовать. Впрочем, не вся. На обратном пути они обнаружили в боковом ответвлении еще один продукт марсианских технологий, тоже транспортное средство, но совершенно другого рода и, безусловно, другой эпохи. Тем не менее ни один истинный пилот мимо него пройти не мог.

Там, в сводчатой нише, стояло некое прелюбопытное устройство. Впрочем, неким оно перестало быть почти сразу. Аппарат имел очень красноречивую форму. Открытый, ферменной конструкции фюзеляж, широко разбросанные крылья, некогда обтянутые чем-то вроде перкаля, несколько оборванных расчалок и, наконец, черный, с зазубринами коррозии воздушный винт — все это мгновенно опознали астронавты Земли, бывшие еще и военными летчиками. Необычным оказался лишь двигатель.

— Мон дью… Паровая машина?! Цилиндры, шатуны, клапаны…

Оба приблизились и с большим удивлением начали ощупывать остатки мотора.

— Я бы назвал этот аппарат «дроволетом», — предложил Эдвин.

И основания для этого имелись. За дырчатым креслом пилота находилась куча трухи, в которой угадывались очертания нескольких особо стойких поленьев, очень компактный котел, и еще там находилось второе сиденье, явно предназначавшееся для авиакочегара.

— На Земле эта конструкция вряд ли пролетит больше пары километров, — все еще удивлялся Венсан.

— То — на Земле. Марсианское тяготение значительно слабее, — напомнил Эдвин.

Венсан отошел на несколько шагов и окинул дроволет опытным взглядом.

— А ведь красив. И наверняка был очень практичен. Представь: сядешь на полянке, нарубишь дровишек, зачерпнешь воды из ручья, и — пожалуйста, дуй дальше.

— Только в том случае, если на Марсе были леса.

— Ты еще сомневаешься?

— Почему же от них ничего не осталось? На Земле вон находят окаменевшие стволы возрастом в сотни миллионов лет. Хоть что-то же должны были заметить с орбиты и здесь.