Синий, как море

— Значит, не достанется, — сказал он, как бы про себя.

— Перестань!

— Разве я что-нибудь начинаю? Впрочем, прости, братец, — он порывисто повернулся ко мне. — Я еще не поздравил тебя с обретением Цвета. Поздравляю, — и он протянул мне руку.

Я пожал ее — следует признать, весьма нерешительно.

— Благодарю… Элспейр…

— Право, не стоит того, — странный юноша непонятно улыбнулся. — Не стану вас задерживать, Властители.

И он тут же скрылся за поворотом.

— Элспейр, — тут же сказал Данк вполголоса, подтягивая меня к себе за плечо. — Твой младший кузен, бастард, неполный принц Элспейр. Это он был третьим во сне?

Я отрицательно помотал головой.

— Ничего похожего. Это не он, точно.

— Кто же тогда? — изумился Данк. — Есть еще Гэйтхэйт, но он погиб…

— Или взят в плен, — уточнил я.

— Вряд ли, но даже если так — это все равно что погиб, — категорично рассудил Данк.

Я пожал плечами. Ему виднее.

— А может быть, это кто-то из другого Домена? Или его попросту не существует в природе? Ведь вы же не знаете, кто такая Айроу и есть ли она вообще на этом свете!

— Айроу была одна в своем фрагменте сна, — возразил Данк, — а этот самый описанный тобой наглый парень был включен в команду из трех человек, и двое других — вполне реальные существа, — он похлопал себя по животу. Я не вижу причин предположить, что третий — лишь сонный призрак.

— Понимаешь, — задумчиво протянул я, — тот, во сне, был действительно наглым, другого слова не подберешь. А Элспейр… В нем что-то кипит, большей частью это гнев и обида, но наглым его назвать трудно, правда?

— Ну почему же… — промычал Данк. — Хотя твоя правда, Синий. Элспейр скорее вежлив и непочтителен одновременно. С другой стороны, отчего бы ему не быть вежливым? Мы ведь родственники все-таки; и в любой семье, где не делят плащи и венцы, его корка хлеба так же гарантирована, как моя или твоя. А тот… ну, из сна… Опиши мне его еще раз, поподробнее.

— Совсем не похож на Элспейра. Про рост мне трудно судить — если помнишь, вы все были на берегу, а я мчался глубоко внизу. Но все-таки впечатление такое, что повыше Элспейра, на добрых полголовы. При этом еще более худой — собственно, Элспейр худощавый, а про того я сказал бы «тощий». Элспейр светловолосый, скуластый, курносый, а тот почти черный, смуглый, с высокой прямой переносицей — в общем, ничего похожего.

Данк внимательно слушал меня, изредка кивая.

— Похоже, это действительно Гэйтхэйт, — сказал он наконец. — Немножко непонятно. Неужели Хэй жив? И даже если жив, как он сможет вырваться из лап Проклятого? Разве что… — он замолчал, поглядывая на меня.

— Ну говори уж, говори, — устало сказал я. — Разве что — ну?..

— Разве что ты тоже влипнешь, малыш, — тихо сказал Данк. — Это было бы кисло. Не знаю уж почему — я все-таки не сторож заднице своей, а задница многое чует! — но ты мне нравишься больше, чем дети Делин. А я привык слепо доверять своей заднице.

Я смущенно кивнул.

— А Делин… кто она, Данк?

Данк резко, почти гневно повернулся ко мне. Но приглядевшись к испуганному и немного изумленному выражению моего лица, кивнул и расслабился.

— Делин — моя сестра, Синий. Рубиновая принцесса нашего Домена. Мать Гэйтхэйта и Элспейра. Только… отцы у них разные.

— Кто?

— Знаешь что, парень, я расскажу тебе это по дороге в Ранскурт. Идет?

Я неохотно склонил голову в знак согласия.

— Она умерла, Данк? Погибла?

Данк очень медленно подошел к парапету террасы.

— Не знаю. Ее больше нет с нами. Я не знаю, жива ли она. Но, Райдок, во имя Первого Оборота, я же сказал — потом!

Я замолчал. Мы уже прошли восточную сторону дворца, до самого северо-восточного угла террасы. Слева, почти под нами, был берег огромного залива. С обеих сторон его защищали далеко уходящие в реку скалистые мысы. Я еще раз поразился непостижимой грандиозности Западной. Залив был шире, чем любая речка, которую способен себе представить смертный, но только за ним и начиналась собственно река. Серебристо-голубой простор, так напоминающий плащ Сельфы, уходил до горизонта и растворялся в утренней дымке. Противоположного берега не было видно, сколько я не напрягал глаза.

— Наш маленький родной залив, — мечтательно сказал Данк, обводя рукой контуры пологих скал на дальнем, северном мысе.

— Маленький? — я даже испугался немного. — А… Эйсар, он тогда какой же, если это называется «маленький»?

— Хо, Эйсар, — немного высокомерно отозвался Данк. — Эйсар чуть шире, чем Западная у Дианара и длиной в одиннадцать дней пути.

В его голосе было что-то от небрежности богатого аристократа, мимоходом добивающего провинциальную родню фразами типа: «Хо, золотые! Мы предпочитаем пользоваться платиновыми. С бриллиантами.»

Я смиренно покивал. Пора сваливать отсюда, пока голова не отвалилась. За последние две минуты я кивнул раз десять, не меньше!

— Мы не пропустим Сагастена?

Данк оживился.

— Мы поймаем его за завтраком. Боги! Я уже забыл, что это такое завтрак! Все как-то чаще до самого обеда булочками в постель перебиваемся. То-то все удивятся — про нас забыли, а мы придем и все сожрем! Уже ради этого стоило хоть раз проснуться на рассвете!

Глухой и мощный гул гонга заполнил весь воздух города и тут же искаженный до неузнаваемости сверхъестественной мощью голос возвестил:

— Боги по-прежнему с нами, о Белый домен! Радуйтесь и выполняйте свой долг!!

— День начался, — сказал Данк. — Официально — с этой самой секунды. Через десять минут — завтрак.

— А кто это вещал, Сагастен, да? — спросил я.

Данк неожиданно смутился.

— Понятия не имею. Вообще-то это как-то связано с ним — с тем, что он делает на крыше. Но кто орет — ума не приложу. Хотя, честно говоря, за всю жизнь ни разу не пробовал прикладывать. По-моему, живой человек так кричать не в состоянии. Но кто может уверенно судить о маге, кроме другого мага? Тебе виднее, малыш. Ты же у нас принц-чародей.

— Какой я чародей, — сказал я, вдруг обливаясь горячим потом странной смеси ужаса и стыда. — Я же все забыл, Данк.

— А вот когда помнил, — мечтательно протянул Данк, — у тебя у самого можно было чего-нибудь интересного спросить…

Я почувствовал, что мои щеки заливает алая краска лихорадочного румянца, и поспешно отвернулся. Меня трясло, очень хотелось заорать или вызвать рвоту — что угодно сделать, чтобы вышвырнуть изнутри мягкий, скользкий кулак страха, неуклюже ворочающийся в горле. Я понимал умом и ощущал физически, что мои злоключения как-то связаны с ярлыком, небрежно наклеенным на меня Данком — принц-чародей. Именно поэтому неизвестный и могущественный Заклинатель снов, а за ним и какой-то эпигон-пройдоха обратили свое внимание на меня. И если я сделаю хоть одну ошибку… А я ведь ее сделаю, безгрешных въяве не водится! И если я уже ошибся — в той жизни; теперь уже никто не узнает, что я натворил… Боги, помогите мне! Гибель, гибель… Гибель везде, она идет сзади, по пятам, крадется из невидимого прошлого, которое тянется за мной скорпионьим хвостом, а избавиться от него невозможно; гибель впереди, на каждом шагу, плотоядно поджидающая неверного движения, неверной мысли… Нет спасения, нет защиты, нет оружия! Только знание — а где его взять? Я опять почувствовал себя отравленной котлетой на столе Домена, камнем, нависшим над головой у самого себя. Казнить меня надо, немедленно, прав был отец! Нет, нельзя меня казнить, это нам не по карману. Выгнать из столицы поскорей, отправить в самую гущу битвы — либо сдохну, либо пользу принесу. И во всяком случае определюсь.

Я понял. Ужас был в необходимости рисковать вслепую, прыгать во тьму, не зная высоты, не зная, куда прыгаю — в мягкие подушки или на стальные копья. Но не прозреешь вмиг, не переделаешь сделанного, а отступить все равно не удастся.

Я осознал себя и суть своих проблем — и мутная животная волна сразу схлынула. Где Сагастен? Он действительно мне нужен!

— Мы идем завтракать, Данк?