Вариант «Бис». Дилогия

– Что? – не понял Алексей. Шутка дошла до него через секунду, и он засмеялся неровным, прыгающим смехом. Его все еще трясло. – Нет, не успел, пытался в землю зарыться.

– Это всегда успеется…

Полностью согласившись с последним замечанием наблюдательного зенитчика, Алексей отошел в сторону, к группке переговаривающихся людей. Они замолчали при его приближении – скорее всего, приняли за корейца. Ли здесь не было, и, безуспешно поискав его несколько минут, капитан-лейтенант мысленно махнул рукой – сейчас ничего переводить не требовалось. Побродив туда-сюда в ожидании церемонии «подъема», потратив время на бритье и умывание (из мутного зеркала, покрытого пятнами отвалившейся с обратной стороны амальгамы, на Алексея взглянуло мрачное бледное лицо язвенника) и с удовлетворением убедившись, что судя по построению, с дисциплиной у зенитчиков все нормально, военсоветник «До Вы» вернулся к минзагу.

К тому моменту, когда солнце приподнялось над укрытым низкими облаками морем, на корабле уже вовсю работали. Командир «Кёнсан-Намдо» стоял на коленях над световым люком, решетка которого была снята и уложена рядом. Судя по интонации, подавал вниз советы. Обернувшись на подошедшего Алексея с переводчиком, командир вскочил на ноги, высказал несколько подходящих к ситуации приветствий и уселся обратно.

Внизу человек шесть аккуратно поднимали на руках снятую крышку двигателя, еще столько же стояло в ожидании своей очереди работать. Присев на корточки рядом с офицером, не перестававшим что-то говорить высоким, хорошо артикулированным голосом, военсоветник тоже приготовился наблюдать. По крайней мере, это лучше, чем просто шататься и ничего не делать до момента, когда командир минзага освободится и можно будет вернуться к разговору о числе членов экипажа, которые не нужны будут в сегодняшнем походе без минной постановки и поэтому могут остаться на берегу.

Через несколько минут, когда колени затекли, что-то заставило Алексея обернуться. Света под крышей «сарая» становилось все больше, да и глаза привыкли, но ему почему-то показалось, что дело не в происходящем внутри. Матросы все так же сосредоточенно и слаженно работали, подбадриваемые советами и указаниями своего командира, судя по вспыхивающим смешкам, то и дело подпускавшего в свою речь какие-то местные шуточки. Звучали голоса, в которых он не различал ничего, кроме бодрости и энтузиазма. Но что-то было неправильно. Покосившись на корейского офицера, Алексей поднялся на ноги, несколько раз хлопнув себя ладонями по коленям. На него никто не обратил внимания, поэтому, постояв и подумав, он вспрыгнул на сходню, перекинутую с невысокого борта, и прошел по ней, раскачиваясь и низко пригнувшись, чтобы не задеть удерживающую один из щитов балку.

Снаружи было так же холодно и ветрено. С момента побудки, который им устроили вражеские разведчики, направление ветра радикально изменилось: теперь он снова дул с оста. Как кадровый морской офицер, сравнительно неплохо разбирающийся в прикладной метеорологии и всех тех радостях, которые она способна доставить, Алексей предположил, что это признак надвигающегося ухудшения погоды. Такое было бы неплохо. В плохую погоду меньше вражеских самолетов сможет подняться в воздух, а некоторое количество патрульной мелочи типа катеров или тендеров, которых у лисынмановцев пруд пруди, будет просто вынуждено укрыться в базах. Крупные же корабли при действительно серьезном ухудшении погоды могут отойти мористее, – навигация в корейских водах никогда не отличалась простотой. Скажем, в сравнительно свежем разведдонесении сообщалось о столкновении двух американских эсминцев, включая по крайней мере один «Флетчер»[267], – и наверняка не от избытка хорошей видимости.

О неумении управлять кораблем или о недостатке практики у американских командиров из действующих у корейских берегов оперативных соединений мог бы подумать только глупец, но этот инцидент действительно давал надежду, что некоторое время они будут с повышенной осторожностью относиться к погоде. В общем, если повезет, то у минного заградителя, названного в честь оккупированной крагами корейской провинции, действительно улучшатся шансы остаться необнаруженным. Чуть-чуть. Если он не ошибся.

Ветром Алексею в лицо бросило невесомые брызги, сорванные с гребня какой-то разбившейся о камни волны, С удовольствием вдохнув холодный влажный воздух и поморщившись от брызг, он оглядел горизонт и оцепенел Выдавить из себя ветер заняло секунду, набрать воздух для крика – еще половину, а к тому моменту, когда ой, прыгая со сходен на землю, заорал «Воздух!», в базе уже взревела сирена.

– Ли-и-и! – дико, изо всех сил прокричал Алексей в просвет позади. Переводчик выскочил на свет почти сразу же после его крика, но к этому моменту он уже обернулся обратно, не способный оторвать взгляд от происходящего.

Со стороны моря, с пологим снижением, на Йонгдьжин шли самолеты. Много, несколькими волнами, сильно эшелонированными по высоте. Серо-багровый шар солнца тускло просвечивал из-за туч почти прямо за ними – если бы не затенявшие его облака, Алексей увидел бы атакующих еще позже. И он был не первым – батареи открыли огонь почти одновременно с его криком, и теперь в атакующих порядках вражеских машин густо рвались снаряды.

– A! – потрясенно выкрикнул Алексой, так же оцепенело стоя перед «сараем». Ведущий иа «сарая» короткий канал, покрытый коркой насквозь мокрого льда, наверное, мог навести на мысль, что здесь кроется эллинг.

Один из выпущенных за последние секунды 85-миллиметровых зенитных снарядов взорвался прямо над кабиной головного штурмовика, и тот мгновенно рухнул в дикий, ломающий конструкцию штопор. Тут же самолет вонзился в воду, подняв навстречу короткому дымному следу водяной столб.

Это было невероятно: таких попаданий не бывает. Среди пикирующих самолетов мелькали трассы снарядов зенитных автоматов, в базе сейчас стреляло все, что могло. С момента обнаружения атакующих самолетов прошли считанные секунды. Только сейчас Алексей опознал машины в первой волне: «Скайрейдеры», известные на этой войне под полудюжиной разных прозвищ, включал переведенное с английского и запавшее ему в память «Способные собачки»[268]. Во второй волне, отстающей от первой всего на какие-то несколько сотен метров, шли легко узнаваемые «Корсары» – синхронность выходящих в атаку машин была потрясающей. Мелькнула мысль о том, что подобная последовательность ненормальна, и тут же смазалась, потому что Алексей сообразил, что по скорости даже полностью нагруженные «Корсары» не только не уступают «Скайрейдерам», но и превосходят их раза в полтора. Эта случайно вспомнившаяся деталь едва ли не обрадовала капитан-лейтенанта, уже лежащего на земле рядом с орущим что-то невнятное переводчиком. По крайней мере, он был еще способен думать. На его глазах что-то (вероятнее всего 37-мм снаряд одного из непрерывно плюющихся в небо зенитных автоматов) попало в основание крыла одного из «Корсаров». Брызнули щепки, разваливающийся самолет выпустил короткую вспышку черного дыма и нырнул вниз. Упал он в полутора сотнях метров от самого берега – к этому моменту американские штурмовики уже пускали ракеты. Десять, двадцать, сто… Сосчитать их было невозможно: каждый «AD» нес полную дюжину 5-дюймовых ракетных снарядов, и почти все они были запущены одновременно – за какие-то секунды. «Корсары» дополнили удар собственными ракетами, вырывающимися из-под их крыльев как огненные пальцы, тянущиеся прямо тебе в лицо. И так же синхронно пилот каждого из продолжавших полого пикировать штурмовиков открыл огонь из бортового оружия.

Это был ад. Если у смерти может существовать какая-то доступная человеческому восприятию аллегория, то здесь была именно она. Прошло примерно полминуты с момента начала налета. Сбрасывая бомбовую нагрузку, штурмовики прошли над взрывающейся, горящей базой, в которой уже не могло остаться почти ничего живого, победно развернулись на высоте в несколько сотен метров, и тут откуда-то из-за завесы дыма и пламени ударила замолчавшая было вместе со всеми другими одна-единственная установка. Оглушенный, не сомневающийся, что уже мертв, и дожидающийся только последнего, завершающего налет удара в свое тело, чтобы наконец умереть, Алексей потрясенно глядел, как уворачиваются от ее трасс с каждой секундой увеличивающие дистанцию штурмовики, – и на этом все кончилось. Трещал огонь, дико, пронзительно кричали раненые и умирающие люди, выли моторы палубных самолетов врага, широкими плавными зигзагами уходящих в сторону моря. Вслед им отправилось еще несколько трасс, но они уже не значили ничего. Бой завершился.

267

Столкнувшиеся 19 февраля 1953 года эскадренные миноносцы «Причетт» (DD-561) и «Кушинг» (DD-797) из состава 77-го Оперативного соединения получили серьезные повреждения и были вынуждены уйти на ремонт в Сасебо.

268

Able Dog, – от названия типа самолета, «AD» (позже «А-1»). Он же: «Sandy» («Сэнди»), «Spad» («Репер»), «Hobo» («Бродяга»), «Firefly» («Светлячок»), «Zorro» («Зорро»), «The Big Gun» («Большая пушка»), «Old Faithful» («Верный»), «Old Miscellaneous» («На все руки мастер»), «Fat Face» («Толсторожий», для типа «AD-5»), «Guppy» («Гуппи», для типа «AD-5W»). «Q-Bird» («Птичка Кью», для типа «AD-lQ/AD-5Q“) и „Flying Dumptruck” («Летающая вагонетка“, для типа А-1Е)