Геймер. Тетралогия

— Ты имеешь круглосуточный доступ к Фудзико, Минору и семье Минору. Кого же ты хотела бы убить тогда?

— На… наложницу Минору. Старшую наложницу, — Айко проглотила комок, — слова давались с трудом. Никогда прежде ей не предлагали решать, кому жить, а кому умирать.

— Эта смерть не заставит Арекусу повернуть к замку.

— Но вы напишете ему, что после смерти Хотару вы убьете Фудзико или Минору… Гендзико…

— Отравите Фудзико, а потом посмотрим. Все, я ухожу. — В его голосе слышался металл, которого так боялась Айко.

Что же, долг перед ондзином — святой долг. Но как же страшно оказалось отдавать этот самый святой долг. Как страшно!..

Глава 17

На войне как на войне

Снесший тысячу голов меч — невиновен!

Отправившись на встречу с Минору в Нагасаки, где сын должен был пребывать согласно личному приказу сегуна, Ал встретился на дороге с посланным на подавление восстания войском. Это произошло на третий день после сожжения замка, и Ал был удивлен столь стремительным развитием событий. Конечно, от Нагасаки до владений покойного Мацукура Сигехару рукой подать, но согласно историческим документам бой между восставшими и самураями сегуната должен был произойти только 27 декабря. Так что оставалось гадать, в исторические ли сведения закралась нередкая ошибка или события начали выходить из-под контроля, а это начисто выбивало почву из-под ног привыкшего, что он обладает знаниями о будущем и может предотвратить зло, Ала.

Представившись и переговорив с командиром самураев, Ал выяснил, что его сын отбыл со спешным донесением сегуну, так что получалось, что они разминулись, и теперь Ал мог уже не найти Минору. Стоит ли ожидать, что, вернувшись, сын примкнет к воинам Нагасаки или отправится напрямую с обратным письмом от сегуна, командир не знал или делал вид, что не знает. Что было вполне предсказуемо — военный человек обязан держать язык за зубами, даже если его об этом не просили.

Ал принял любезное приглашение вернуться в окрестности Симабара вместе с трехтысячным войском и был за это весьма благодарен, так как с такой охраной можно было не опасаться ночных грабителей. Биться против христиан его пока никто не принуждал, все же видели — человек в летах, даймё, причем с крошечной свитой, хотел повидать сына, а теперь возвращается не солоно хлебавши на свою землю. Святое дело — уважить старость, впрочем, и уважение самураи Нагасаки умели оказывать в меру. То есть проводить его, разумеется, проводили, по дороге не загружая маленький отряд Ала ни работами, ни ночными вахтами, но довели до места и на этом всё. Уж извини, господин хороший, приказ.

Марико не подавала вестей, но Ал чувствовал, что дочь жива и невредима. В ожидании решающего сражения Ал планировал отсидеться в маленьком охотничьем замке Мидори, в котором после смерти Юкки жил некоторое время Минору. Фудзико был отправлен зашифрованный отчет о произошедших событиях, и вскоре супружница прислала свой, в котором подтверждала встречу с сыном и поведала о его решении вернуться в Нагасаки.

Все это сбивало с толку, мешая сосредоточиться и обдумать положение дел.

Самураи Нагасаки встали лагерем в достаточно удобном месте, между двух деревень, откуда можно было брать продукты. Произошли несколько некрупных столкновений, после которых стало понятно, что христианское восстание было более чем хорошо спланировано, так как если 17 декабря замок брала кучка прибывших с Амакуса Сиро мальчишек, сейчас, по словам разведчиков и допрошенных крестьян, христианская армия уже насчитывала несколько тысяч и была прекрасно вооружена и снабжена провиантом. Так что складывалось впечатление, что мешки с крупой, вяленая рыба, полотно на одежду, а также военный арсенал лежали где-то на удобном и недоступном воинам сегуната складе, пока кто-то не дал сигнала все это немедленно вытащить на свет божий.

Пришли сведения, что христиане дали бой на побережье Симабара, захватив замок Хара. Пока все более-менее сходилось. В выборе замка Ал сразу же увидел руку Марико и мысленно отсалютовал дочери.

Сражение началось 26 декабря, ночью, когда воины сегуната окружили лагерь Амакуса Сиро, предварительно сняв посты и забросав спящих воинов горящими факелами. Странное дело, но спящие христиане чинно и спокойно горели, завернувшись в свои футоны, и даже наскоро построенные домики для начальства, рядом с которыми сидели и стояли охранники, полыхали совершенно беспрепятственно, вместе с недвижной стражей.

Кто-то шептал заклинания, отводящие нечистую силу, кто-то, не веря своим глазам, бросился в горящий лагерь то ли добивать, то ли будить своих врагов, когда те вдруг окружили самураев сегуната со всех сторон, расстреливая их из луков и мушкетов. Нападение было настолько неожиданным, что поначалу самураи Нагасаки не могли понять, кто именно напал на них. Стрелы летели с севера и юга, с запада и востока, валя людей и животных. В то время как самих стрелявших не было видно, воины сегуната оказались прекрасно подсвеченными со стороны фальшивого лагеря, который они сами запалили.

Число погибших насчитывалось свыше трех тысяч, больше двух сотен христиан удалось взять в плен, хоть пленение врагов ни в какие времена не относилось к излюбленной тактике японских воинов. Но на этот раз было необходимо собрать как можно больше сведений относительно врага. Впрочем, о повторном бое не заговаривали, Минору вызвался сопровождать полон до Нагасаки, передав донесение о разгроме войска и просьбы немедленно прислать подмогу. Сами самураи Нагасаки остались в лагере, готовые защищаться до подхода подкрепления.

Минору оглядел доверенный ему полон.

«Ну и кто сказал, что они все понадобятся в Нагасаки?» Конечно, он мог отказаться доставлять весь этот сброд, задерживая ответное письмо сегуна. Впрочем, он отлично знал его содержание, будучи ознакомленный с ним перед выездом. Обыкновенная отписка и ничего больше. Ну, даймё Терадзава Хиротака сообщил сегуну о сожженном замке и о том, что его самураи уже направились восстанавливать порядок, а великий сегун высказал надежду, что Терадзава Хиротака наилучшим образом справится с возникшей на территории его ханов досадой, как не один раз справлялся и до этого.

Было бы неплохо развернуться на месте и воротиться к сегуну с донесением о погибшем войске, но… Минору отлично знал свои обязанности — сначала доставить письмо даймё в Нагасаки, а уж потом, коли тот пошлет его обратно… получался крюк, неоправданная потеря времени, но… что тут поделаешь — служба.

Итак, вернемся к полону. Все ли эти люди имеют одинаковую ценность в глазах нагасакского даймё? Вряд ли. Женщин, скорее всего, вообще из ближайших деревень набрали для количества. Хотя кто их знает, вполне может затесаться мать или жена кого-нибудь из главарей, а раз так, то о многом должна знать лучше рядового воина.

Подростки… Взгляд Минору скользнул по кучке жавшихся друг к дружке мальчишек, и те ответили ему полными злобы взглядами.

— Напрасно. Думал перебинтовать ваши раны, но, пожалуй, придется тащить вас в Нагасаки как есть, — ласково улыбнулся он озверившимся на него мальчишкам, старшему из которых было не более шестнадцати. Нет, этот как раз вел себя спокойно и даже как будто исподволь пытался усмирить нахалов. — Да, христиане — это смирение… — Минору вновь взглянул в глаза юноше и вдруг вспомнил.

— А ведь я тебя знаю… А ну, встань, подойди ближе. — Минору ткнул пальцем в сторону спокойно взиравшего на него пленника.

Самураи бросились выполнять приказ командира, но связанный юноша уже и сам как-то поднялся и, качаясь от долгого сидения, побрел на зов.

— Ты? Откуда я тебя знаю? Ты сын кого-то из наших самураев? Нет? Иокогама на смотре стрелков? Осака — праздник цветов? Эдо… ну конечно, Эдо. И тебя зовут Такеси. Да, Такеси из Осаки!