Страница 35 из 40
Крысы — удивительно умные создания. О них немало слышал я историй от своей покойной бабушки, работавшей в послевоенные времена на питерских продовольственных складах. Часто приходилось встречаться с этими тварями и на подвальном уровне буддийского дацана охраняемого нами от недружественного присоединения бурятской общиной. Крысы осторожны и любопытны, упорны и хитроумны. Они стремятся к своим целям неуклонно и настойчиво, проявляя немалую выдержку и хладнокровие.
Крестовская крыса оказалась не менее умна, чем её вольные собратья. Её не ввела в заблуждение мнимая тишина в камере, она мгновенно раскусила наши агрессивные планы, и словно интуитивно почуяв опасность, скрылась в дыре. С моего места её больше было не видно, но я знал, что в темноте маленькой норки, под полом она притаилась в ожидании, когда опасность пройдет, и путь к еде освободится.
Вглядываясь в темноту, я словно видел смотрящие на меня маленькие блестящие глазки и старательно изображал статую, стремясь обмануть хитрое прожорливое существо. Ждать пришлось долго. Минут через 40 острая мордочка вновь показалась из норы, но длинное серое тельце появившееся вслед за ней вовсе не направилось пищеблок, где я притаился в засаде. Крыса пошла в сторону Медведя! Под кроватью там стоял один из баулов Виктора, и я сразу догадался, что заинтересовало грызуна. В огромном бауле набитом самыми разнообразными бытовыми принадлежностями Медведь хранил и небольшую сумку с шоколадом, которую он иногда любовно называл своим стратегическим запасом. Там было собрано несколько килограммов плиточного шоколада и, зная об увлечении Медведя, я бывало, сам дарил ему получаемый в передаче шоколад. Больше ничего съестного в бауле не было, и это означало, что крыса идёт за шоколадом целенаправленно, скорее всего, по итогам проведённой заранее разведки.
К тому времени Петя похоже на самом деле заснул, также как и Медведь. Мне предстояло поймать грызуна самому. Я решил немного переждать. Мне было неясно, как крыса собирается проникнуть в закрытый баул и, не шевелясь, я следил за ней, не покидая места. Хватаясь зубами и когтями за свисающие ручки закрытого баула, крыса забралась на него и вдруг пропала. Она смогла попасть вовнутрь благодаря не до конца незакрытой молнии застёжки — чья-то халатность помогла грызуну получить вход в хранилище Медвежьих лакомств. Не теряя времени, я подбежал к баулу и закрыл молнию до конца. Крыса оказалась в ловушке! Я разбудил сокамерников.
— Мой шоколад! — взволновался Медведь, услышав о том, что в бауле со стратегическом запасом находится крыса. — Она же съест мой шоколад! — он рывком выдернул баул из-под шконки, посмотрел на нас, — Готовы? — и быстрым движением расстегнул молнию.
Петя держал в руке швабру, а я собирался ударить крысу ногой, как только она выпрыгнет из баула. Однако мы недооценили её проворности и быстроты. Крыса выскочила стрелой, со скоростью экспресса. Мы не успели даже что-то понять, как зверёк прыгнул в сторону туалета, промчался между Петиных ног и спрятался в дыре, оставляя нас в дураках. Той же ночью, чтобы успокоить Медведя волнующегося о сохранности шоколада, мы заделали крысиный лаз.
Кресты: 780 — 721 — 780 — 721 (начало)
Уже давно кончилось лето, прошёл первый месяц осени и как-то незаметно наступил октябрь. Температура воздуха с каждым днём понижалась, солнце надолго пропадало за плывущими по небу тёмными тучами, а в прогулочный дворик начали залетать со свободы жёлтые кленовые листья. Наступление осени было для меня знаковым событием — в конце октября исполнялся год моего ареста. Как же быстро, неуловимо бежит время! Прошёл год тюрьмы, но было такое внутреннее ощущение, словно арестовали меня только позавчера и я всё тот же ещё не смирившийся с реальностью ареста невесёлый человек, впервые вошедший в тюремную камеру, для того чтобы остаться в ней на долгие-долгие годы. Часто люди задумываются о жизненных итогах в конце декабря, под новый год, для меня же равнодушного к новогодним праздникам, таким днём стала годовщина ареста. В те дни мои мысли приобретали печальные интонации пожизненно заключённого. Я никогда не проклинал свою судьбу и не сожалел о прошлом, но иногда начинал пугающе реалистично видеть, как с каждым бесцельно прожитым в заключении днём жизнь проходит мимо, тогда, как тюремное существование всё более напоминающее плохо сыгранный спектакль заполняет меня без остатка.
24 сентября умерла французская писательница Франсуаза Саган, и это неприятно поразило меня. Только недавно я прочитал превосходный роман «Здравствуй, грусть» написанный ей в восемнадцать лет, и едва проникся его зарядом — беспечным духом торжествующей юности, как Франсуаза умерла и вместе с ней умерла в моём сознании мечта о вечной молодости, беспочвенная иллюзорная надежда. Смерть Франсуазы я воспринял как продолжение череды смертей великих женщин XX века открытую уходом Лени Рифеншталь в позапрошлом году и смертью Астрид Линдгрен в прошлом. Хрупкость человеческого организма и равенство всех перед смертью в тюрьме казались очевиднее, чем где бы то ни было.
Каждый понедельник Стебенёв устраивал приёмный день. Он занимал корпусную и вёл переговоры с центровыми зэками из закреплённых за ним камер — с теми, кто решал с ним вопросы. По одному, авторитетов выводили и вели к оперативнику. За взятки там принимались важнейшие решения о переездах в новые камеры, о затягивании нужных людей и сливах ненужных, о различных льготах и послаблениях режима. Каждый понедельник Медведь называвший оперативника просто Димоном по часу-полтора пропадал на приёме. И как только Стебенёв вернулся из отпуска, старый бандит сразу же отправился к нему. Вернулся он возбуждённым.
— Вить, что там по нашему вопросу? — спросил Петя, но Медведь отмахнулся от него.
— Собирайся сына, вечером переезжаешь, — обратился он ко мне.
— Куда, зачем, почему? — спросил я неприятно удивлённый перспективой оказаться неизвестно где.
— Короче говоря ситуация такая, на централ приезжает комиссия — генералы из Москвы. Димон шугается и на всякий случай хочет разделить Ромку с Володькой. Они ж подельники, понимаешь, им сидеть вместе по инструкции не положено! Поэтому Ромарио переведут пока к нам, а тебя к Володьке.
— А что никого другого нельзя к нему перевести, почему именно меня переводят? — поинтересовался я, уже не волнуясь.
— Так Володька захотел, скучно ему так он решил с тобой пока посидеть, умняки твои послушать, — засмеялся Медведь, превращаясь в оскаленного хищника. — Да не парься особо, через неделю комиссия уедет, и тебя переведут обратно. Тогда уж и решим ваш вопрос по поводу отдельного жилья.
Небольшое тюремное путешествие я воспринял как разнообразящее серый тюремный быт развлечение, однако сама ситуация давала понять незащищённость любого арестанта вне зависимости от его авторитета и возможностей. Под пресс мог попасть абсолютно любой, и иллюзорная вседозволенность коммерческой тюрьмы могла моментально смениться исходящими сверху репрессиями. Так уже четвёртый год сидевшие вместе подельник Рома и Володя не могли и предположить, что после этого разъезда они никогда больше не увидятся.
Володя сидел в камере 721 — самой, на мой взгляд, тихой хате Крестов. Она находилась на первой галерее седьмого корпуса, в самом конце коридора. Напротив было несколько камер занятых под хозпомещения — кладовки и т. д. Звукопроницаемый подвесной потолок изолировал «7.1» от находящихся выше галерей, и в 721 было непривычно тихо. Учитывая, что галерея «7.1» предназначалась для содержания пожилых инвалидов, покой бандитов был стабильно ограждён от непрерывного шума раздающегося на всех других галереях СИЗО. Последние камеры на корпусах крестов всегда намного больше стандартных камер. Обычно это «полуторки», то есть шестиместные камеры площадью примерно в полтора раза больше обычных (18 м2 вместо 12 м2), либо двойные камеры как у Медведя. Володя и Рома сидели вдвоём в полуторке, и это красноречиво указывало на их высокий тюремный статус, если принимать во внимание, что в среднем на каждого арестанта в Крестах приходилось по 3–2 квадратных метра.