Страница 13 из 40
Без пяти минут двенадцать камеру открыли, и я вышел в коридор. Спереди на руках защёлкнулись наручники, двое конвойных взяли меня с обеих сторон под руки и в сопровождении ещё четверых судебных приставов мы вышли на лестницу. Полтора десятка ступеней вверх, поворот направо и я оказался в просторном холле зала судебных заседаний № 1.
Здесь было многолюдно. Повсюду десятки людей — журналисты, свидетели, подсудимые, родные и адвокаты, случайные зрители, агенты в штатском. Моё появление вызвало всеобщее оживление: шум голосов резко усилился и, попав под прицел оцепляющих меня кольцом корреспондентов, я на секунду ослеп от фотовспышек. Входя в зал, я краем глаза заметил ведущих съёмку из холла телеоператоров.
Зал судебных заседаний оказался большим — площадью более ста квадратных метров. Я находился в стальной клетке, справа от меня возвышалась массивная судейская кафедра, сейчас пустая. Над кафедрой висел двуглавый орёл — герб Российской Федерации. Прямо посередине зала стоял длинный стол для представителей защиты и обвинения — адвокатов и прокуроров. За ним у противоположной стены — столик ведущего протокол секретаря процесса. Слева протянулись ряды стульев предназначенных для зрителей, первый ряд занимали подсудимые, находящиеся под подпиской о невыезде. Яркий солнечный свет вливался в огромные окна, подчёркивая чистоту и белизну интерьера. На подоконниках стояли горшки с комнатными цветами. Высокие белые потолки, свежий воздух, нарядно одетые люди — здесь всё резко контрастировало с обстановкой тех мест откуда я прибыл. После полугодового прозябания зал суда представлялся роскошным. Это не могло не добавить скованности: так, как я, наверное, ощущали себя простые русские крестьяне, с декларативно-политическими целями иногда привозимые в сверкающий золотом Зимний императорский дворец.
Устроившись на скамье подсудимых, я оглядел собравшихся. Лицом ко мне сидели прокуроры: уже знакомая сексуально-обворожительная Кузнецова, — русые волосы собраны в косу, на белых щеках румянец, правильный овал лица украшают чистоты драгоценного камня небесно-голубые глаза, — и руководитель группы обвинителей Алексей Бундин — плотный пятидесятилетний мужчина с полным красным лицом, короткой стрижкой светлых волос и блестящими очками в тёмной оправе. От него веяло угрозой, но не физического свойства, как например, от Медведя, а неумолимой силой бюрократического аппарата — силой карательной государственной машины. В горпрокуратуре он считался одним из самых жёстких и негуманных обвинителей, участвовал, как правило, в процессах особо важного значения. Параллельно с судом над Ш-88, он сейчас поддерживал обвинение на громком процессе по делу депутата петербургского законодательного собрания Юрия Титовича Шутова, и потребовал там пожизненного заключения сразу четырём подсудимым. Я не мог не чувствовать к нему ничего кроме презрения и ненависти. За его спиной стоял призрак ГУЛАГа.
Рядом расположилась пёстрая компания адвокатов. Семеро представляли интересы подсудимых, а сидящий чуть в стороне восьмой — потерпевшего. Неудивительно, что это был, по-видимому, соплеменник Гаспаряна носивший фамилию Петросян, однако и защита наполовину поддерживалась неславянами. Особенно выделялся адвокат Адалашвили — высокий представительный грузин в чёрном костюме и при галстуке. Участие в нашумевшем процессе над «Шульц-88» предоставило ему хорошую возможность давать продолжительные интервью пред объективами телекамер, и в последующем я часто видел его не только в суде, но и по телевизору. Ещё моё внимание привлекла адвокат Барамия — уже немолодая, худощавая уроженка Кавказа с застывшей на лице неприятной маской. О подобном выражении лица Харуки Мураками писал, что оно возникает у многоопытного музыкального критика слушающего фортепьянную сонату Скрябина.
— Прошу всех встать! Суд идёт! — громко провозгласила секретарь и из судейской комнаты вышла вершительница моей судьбы федеральный судья Татьяна Жданова. Это была ещё молодая, не более тридцати восьми лет женщина в своём внешнем облике не обнаруживающая ничего отталкивающего. Открытое доброе лицо, густые каштановые волосы — она была, безусловно, красива, хороша той нежной материнской красотой, которая озаряет иконописные лики Богоматери держащей на руках младенца Христа.
Поскольку среди подсудимых есть несовершеннолетние, Жданова объявила о закрытом режиме процесса. — На закрытых судах имеют право присутствовать только представители сторон, подсудимые и их близкие родственники, потерпевшие, а также работники суда — секретари и судебные приставы. — Началось изгнание любопытствующих зрителей успевших оккупировать все свободные места. Одни покинули зал добровольно, тогда как некоторые смешались с родственниками и затаились. Принудив каждого встать и объяснить свой статус, Жданова быстро выявила несколько проныр-журналистов делавших вид, что решение о закрытом режиме процесса к ним не относится. Последние нелегальные зрители — два мордатых мужика в чёрных кожаных куртках, изрядно всех удивили. На предложение представится, мордовороты ответили, что они от общественности.
— А из какой вы общественной организации? — спросила Жданова.
— Из той, где состоят подсудимые парни, — прозвучал неожиданный ответ.
Агенты в штатском дружно зашевелились.
Судебное заседание началось.
— Ленинским федеральным районным судом Адмиралтейского района Санкт-Петербурга, под председательством судьи Ждановой, рассматривается дело по обвинению подсудимых Боброва, Мадюдина, Вострокнутова, Буторина, Баталова, Втюрина и Ражева в совершении преступлений по статьям 282 (прим.1) ч. 1, 282 (прим.1 ч.2), 282 ч.1, 282 ч.2, 280 ч. 1, 280 ч.2, 150 ч.4 УК РФ, — скороговоркой проговорила Жданова и менее официально добавила:
— Давайте проверим явку. Все ли у нас в сборе?
Тут встал адвокат Дмитрия Баталова с заявлением, что его клиент отсутствует, потому что призван на срочную службу в вооружённые силы, в настоящее время направлен на Северный Кавказ, что подтверждено представленными адвокатом справками. Ссылаясь на уголовно-процессуальный кодекс, разрешающий прекращение уголовного преследования в связи с изменением обстановки, адвокат подал ходатайство о снятии с Баталова обвинений.
— Ушёл в армию, находясь под подпиской о невыезде? — недовольно сказала Жданова и на секунду задумалась.
— В связи с неявкой подсудимого Баталова, принимается решение о переносе судебного заседания на 1 апреля 2004 года.
Едва начавшись, сегодняшний суд уже завершился, повторяя ситуацию характерную для всего российского судопроизводства. Конституция России, в отличие от цивилизованных стран не гарантирует быстрого правосудия обвиняемым в тяжких преступлениях, и люди юридически невиновные часто по пять и более лет пребывают в тюрьмах, ожидая приговора. Ограничений по срокам содержания под стражей для них не существует. Бесконечные переносы судебных заседаний бывают, как сегодня, вызваны относительно объективными причинами, а по большей мере происходят из-за перегруженности судов делами, безответственности судей и различных накладок, возникающих при работе неповоротливой российской судебной системы.
Обратная дорога заняла около девяти часов. До шести я глупо сидел в конвойке или пытался заснуть лёжа на жёсткой деревянной скамейке. В шесть приехал автозак, и я отправился в изнурительное трёхчасовое путешествие по судам и следственным изоляторам, причём Кресты, наверное, по «закону подлости» снова значились последним пунктом прибытия. Как назло автозак загрузили просто невообразимо большим количеством арестантов и почти все везли большие баулы. Со всех сторон сдавленного вещами и людьми, в кромешной темноте меня везли по питерским улицам на машине трясущейся так, будто она мчится по прифронтовой полосе, спасаясь от вражеского обстрела. По приезду в Кресты опять был собачник, всего лишь на сорок минут, но при этом уже не такой свободный, как утром, а набитый людьми так плотно, что мы стояли плечом к плечу, образуя единую страдающую от тесноты биомассу.