Лёха

- Да знаю я. Но вот пока харчом каким не разживемся - только на Зорьку и надежда. От тебя-то, Петров, толку как от козла молока. Даже мышей ловить не умеешь. Я б тебя даже домашним котом бы не признал, только языком ехидничать ты горазд! - совершенно неожиданно даже для себя выдал тираду Семенов.

- Я токарь, мне мышей без надобности ловить. А надо будет - я мышеловку сделаю, на что у тебя ни соображения, ни смекалки не хватит - мрачно возразил Петров.

- Ладно, буду шить чуни - миролюбиво отказался от перепалки Семенов, забрал рукава от шинели, тапки Лёхи и вытребовал у сослуживцев их запас ниток. У каждого было с собой по три иголки с нитками - одна с белой для подшивки воротничка, одна с черной - для всякого и одна с зеленой - обмундирование зашить. Если порвешь что. Только вот у Семенова с Жанаевым иголки были воткнуты за клапан пилотки, а легкомысленный Петров, кряхтя, выудил из пистон-кармана смертный свой медальончик, как назывался эбонитовый пенальчик с откручивающейся крышечкой - у горожанина в нем вместо свернутой в трубочку записки с его данными там лежали как раз иголку. Семенов не замедлил укоризненно на Петрова посмотреть, на что тот хитро подмигнул. Ну да, было такое поверье, что если заполнишь эту записку - так и убьют сразу. Потому Семенов записку не заполнил, так бумажка пустой и лежала, а Жанаев, заядлый курильщик, таскал пустой медальон, бумажку на самокрутки пустив.

Ниток было мало, приходилось проявлять солдатскую смекалку. В итоге получилось такое, что наблюдавший за процессом Петров выразил уверенность, что дрыхнувший без задних ног гость точно свихнется, как только увидит свою 'обувку'. Семенов спорить не стал, чуни и впрямь получились страховидные. Но зато в них можно было уже идти более-менее не глядя под ноги. А что касаемо с ума сойти, так в армии на этот счет куда как просто. Да еще и во время войны. Тут Семенов тихо про себя улыбнулся, вспомнив, когда взводный говорил, что боец и младший командир на войне ничему удивляться не должен и все воспринимать обязан по - воински, мужественно. И подкрепил это свое высказывание старой историей - как во время войны в их полку тыловик-фельдфебель натурально свихнулся, когда вылез после пьянки из своей каптерки и увидел идущих мимо зеленых лошадей. Ну, то есть он не свихнулся сразу, а решил, что допился до чертиков и терять ему нечего, потому продолжил пьянку и вот после этого окончательно вышел из строя. А лошади те и впрямь были зелеными - их покрасили маскировки ради, тогда, в начале той войны на маскировке все свихнулись и маскировали все, что можно. Получалось зачастую глупо - вот к слову и лошади подохли. Не перенесли покраски. Оно и понятно - лошадки-то живые, не забор какой. Семенову жаль было этих животин, погибших по чьему-то недомыслию, в этом он вполне кавалериста Уланова понимал. Вот другой пример - когда французы сделали на заводе крашеную стальную копию мертвеца немецкого - здоровенного взбухшего от гниения прусского гренадера, валявшегося на нейтральной полосе в важном месте - этот да, впечатлил. Стальной футляр, выдерживавший попадание винтовочной пули, французы доставили на передовую, ночью выволокли гнилой труп, а на его место установили подменку, в которой прятался тшедушный французский арткорректировщик с телефоном. И такая штука сослужила добрую службу, позволив французской артиллерии разносить все, что надо быстро и точно - глаза-то у нее были совсем близко от целей.

Менеджер Лёха.

Когда Лёха проснулся - все тело болело и ныло. Сон приснился идиотский, словно он попал в прошлое как какой-то идиот - попаданец и его захватила в плен группа советских солдат. Да такой реальный сон, чуть ли не с запахами, логичный, связный, впору другим рассказывать. Давно такие красочные сны не снились. Все же пить не надо на ночь, это вредно. Потом такие сны снятся. Лёха потянулся, скинул с себя одеяло. Широко зевнул, протер заспанные глаза - и ужаснулся. Трое солдаперов. Свежая могильная насыпь, пальто это военное, вместо одеяла... Нифига не сон. Чистый реал. Лёха вздрогнул. И стало очень тоскливо, так тоскливо, что в животе забурчало.

Один из солдат - тот, что дояр - поднялся, подошел поближе и кинул Лёхе два каких-то серых кулька.

- Примерь - сказал он.

- А это что - опасливо посмотрел Лёха на странные кули.

- Обувка тебе, чуни называются - пояснил солдат.

Чуни оказались такой обувью, что любой дизайнер бы удавился. Гуччи с Версаччи в рыданьи, иначе не скажешь. Пляжные тапки были вшиты как подметки в мешки из шинельных рукавов. Шедевр неандертальской культуры! Лёха осторожно сунул ноги в дырки. Озябшим ступням стало сразу теплее, это как-то примирило Лёху с этим рукоделием. Или скорее рукоблудием, больно уж вид был неказистый.

- Они ж с ноги свалятся после первого же шага - жалостливо протянул Лёха.

- А мы, перед тем как идти, их обмотками примотаем - у Жанаева есть запасные - спокойно ответил дояр, азиат все так же молча кивнул.

- А когда идти?

- Завтра с утра пораньше и двинем.

- А куда?

- К своим, куда еще. Тебя вывести надо, да самим возвернуться.

- И далеко идти?

- А это ты лучше меня скажешь. Как война-то шла?

Лёха тяжко задумался. Нет, он не был совсем уж тупым, помнил, под Москвой немцев остановили, но вот когда... Потом вроде Сталинград был. Берлин точно брали, Лёха читал, что только в одном Берлине наши изнасиловали миллионы немок, значит город взяли, иначе как бы немок-то трахать... Писец, какая дурь в голове крутится...

- Не помню я - вздохнув, признался Лёха.

- Вообще ничего не помнишь? - недоверчиво спросил злобный боец. Впрочем, сейчас он был скорее не злобным, а озабоченным.

- Ну, кое-что помню. Немцев под Москвой разгромили, а потом в Сталинграде.

- Ничего себе, куда забрались - присвистнул злобный.

- Это где? - проявил свою малограмотность дояр.

- Дярёвня - передразнил того злобный - бывший Царицын. На Волге.

- А! - воскликнул дояр.

- Толку нам мало, до Москвы-то... Вот если б ты что знал, что тут делается или будет делаться вот прямо сейчас... - намекнул злобный.

- Ну, тут партизаны будут потом. (Тут Лёха вспомнил жуткий фильм, который было дело, смотрел, скачав с торрентов)

- И каратели будут деревни с жителями жечь - закончил он.

- Ну а ты кем там работал-то? - спросил заинтересованно дояр.

- Менеджером. В офисе.

Оба красноармейца переглянулись, видно было - что не поняли.

Лёха как мог, объяснил.

- Делопроизводитель в конторе - резюмировал злобный, несколько свысока и презрительно хмыкнув. Лёха не стал спорить зря, хотя такое определение его покоробило, больно какое-то оно было убогое. Про то, что еще и продавцом подмолачивал почему-то говорить совсем не хотелось.

- Ну что вы на меня так смотрите - не выдержал он - сами, небось, попади в мою шкуру, не лучше бы смотрелись.

- Это ты в смысле чего? - удивился злобный.

- Ну, какая война была 70 лет назад? - перешел Лёха в наступление.

- Империалистическая.

- Первая мировая. И она считай всего тридцать лет назад - поправил его злобный.

- А до нее - турецкая была - сказал колхозник.

- Вот. Вот и прикиньте - если б вы там оказались бы - что бы вы смогли полезного рассказать?

Оба бойца, не сговариваясь, почесали в затылках. Жанаев ухмыльнулся.

- Это ты нас уел - признался злобный.

- Ну, я мог бы устройство пулемета рассказать. Мосинку опять же, как-никак магазинная винтовка в то время была бы ко двору... - начал загибать пальцы колхозник.

- Я бы, пожалуй, по станкам мог бы поговорить. И электричество знаю. Телеграф там, телефон. Опять же все покушения на Александра Освободителя помню.

- За царя значит, а еще комсомолец - ехидно прищурился колхозник.

- Тот царь полезный был, вас же, балбесов освободил - вспыхнул злобный.