Страница 5 из 14
— Матильда была в белом? — спросил компьютер.
— Нет, не Матильда. Другая девушка.
— Хорошенькая?
В голосе компьютера звучали зависть и уважение. Филипп не ответил.
Сон четвертый
Филипп жил в доме, называвшемся хрустальным дворцом — потому, что он был построен из хрусталя, и потому, что действительно походил на дворец. Кроме того, дом обладал одним необычным свойством: когда вы приближались к нему, дворец начинал звенеть и наигрывать нежнейшие мелодии. Во всем Городе это было второе по красоте здание после особняка генерала Дромадура — приземистой бетонной коробки с окнами, забранными густыми решетками. Собственно, Дромадуров дом вовсе не был красив, но считался таковым уже потому, что в нем обитал столь важный жилец. Впрочем, Филиппа ни капли не волновал ни всесильный генерал, ни его особняк. Быть может, в глубине души он даже считал, что его дом красивее, удобнее и несравненно лучше; но, даже если он так думал, свои взрывоопасные мысли он хранил при себе.
Поздно утром Филипп вышел из аэромобиля на крыше и не сразу позвал лифт. Он жил на двадцать седьмом этаже и при желании мог бы спуститься туда сам по воздуху, но за последние дни почти разучился летать. С тех пор как он объяснился с Матильдой, минул неполный месяц. «Матильда, Матильда, Матильда… Да нет, это нормально, что я больше не буду летать. Много ты знаешь людей, которые летают? (По правде говоря, единственным таким человеком был он сам, Филипп.) Или меняют погоду, потому что им так захотелось. Правда, когда у меня плохое настроение, всегда начинает лить дождь, а когда оно совсем никуда не годится, идет снег. Вообще, какой в этом толк?»
И Филипп, выбросив из головы грустные мысли, вызвал лифт и с ним ухнул вниз.
«Я женюсь на Матильде, у нас будут дети, я отращу усы, буду работать у Вуглускра и утрою бубликовый капитал. Дети вырастут, я постарею и… Я не хочу стареть. Не хочу становиться как все. Это нехорошо. Надо сходить к Пробиркину, посоветоваться, — подумал он в последний раз. — Что-то со мной неладное происходит».
При его появлении квартира сама собой осветилась; мрак, застигнутый врасплох, скользил по анфиладе комнат, и свет гнался за ним. Филипп вошел, сказал «Здравствуй» в темное и неподвижное зеркало и — замер.
На его диване лежал пришелец и спал. Спал, свернувшись клубочком и сладко посапывая во сне. Филипп готов был поклясться, что никогда не видел его раньше. Он ущипнул себя, чтобы убедиться, что это не сон, оглянулся и увидел разбитое витражное стекло. Дело прояснялось, но Филипп все же не мог уразуметь, что могло понадобиться в его квартире постороннему, боевого вида джентльмену с лихими усами, топорщившимися в разные стороны. Если добавить, что у непрошеного гостя был отменный серый костюм в необыкновенную черную полоску, великолепный предлинный хвост и острые уши, становится ясно, что это был не кто иной, как кот. Он приоткрыл один глаз, увидел Филиппа, повернулся на спину и сладко, блаженно зевнул, показав ослепительной белизны и остроты клыки.
— Здравствуйте, — сказал кот вежливо.
Филиппу ничего не оставалось, как ответить ему тем же. Кот одним прыжком соскочил с дивана и отвесил юноше тройной поклон.
— Я имею честь беседовать с хозяином этого гостеприимного жилища? — осведомился он.
— Хозяином, да, — подтвердил Филипп, сильно сбитый с толку манерами и поведением пришельца. — Вообще-то эти стекла непробиваемы. По крайней мере, мне так говорили.
— Покорнейше прошу не вешать на меня всех собак, — сказал кот. — Войдите в мое положение! Я никому не причинил зла и теперь жалею об этом. И вообще, я ее ни о чем не просил! В конце концов, это мое хозяйство. Кому какое дело? Но с этими людьми вечные хлопоты. Вот и пришлось мне спасаться.
Всё снова запуталось, и на этот раз безнадежно. Кот говорил на человеческом языке, и все же Филипп ни слова не понял из того, что он произнес. Разумеется, в том, что кот говорил, не было ничего удивительного. Из документально зафиксированных древних источников, известных как сказки, мы знаем, что коты всю жизнь только этим и занимаются и вообще по части рассудительности и благоразумия далеко опередили людей. Все же Филипп сделал попытку понять, о чем же, собственно, идет речь и от кого так поспешно спасался кот по совершенно гладкой отвесной стене.
— С вами что-то случилось? — спросил молодой человек.
Кот поманил его к себе и состроил таинственное ли… простите, таинственную морду.
— Чрезвычайные обстоятельства. Молю об убежище, — тихо сказал он.
— От кого? — изумился Филипп.
Кот вынул из нагрудного кармана чековую книжку, достал из-за уха перо, сел за стол и небрежно черкнул что-то.
— Сто бубликов — за ремонт, двести — за вторжение, триста — за моральный ущерб, — без интонации перечислил он и неожиданно мягко промурлыкал: — Идет?
— Да не возьму я ваших денег! — возмутился Филипп.
— Они не мои, — сухо отозвался кот.
— Тем более, — настаивал Филипп. — Понимаете ли, я не ждал…
— Я тоже, — сказал кот, пряча перо и чековую книжку. — Я живу девятью этажами выше у одной состоятельной дамы. Моя хозяйка — обворожительная женщина, просто обворожительная… Кстати, — сам себя перебил кот, — вы женаты?
— Еще нет.
— Значит, никакой надежды. А может быть, вы передумаете? Или уже передумали? С людьми такое случается.
Филипп вспыхнул и быстро спросил:
— Что же произошло?
— Жаждете узнать? — осведомился кот иронически. — О, нечто ужасное… ужасное, — прибавил он с театральной интонацией.
— А именно? — несмело вставил Филипп.
Кот раздраженно шевельнул усами.
— Я же говорю, она очаровательная женщина, и на то, чтобы поддерживать это очарование, тратится много времени и средств. — Кот сделал значительную паузу и поглядел на Филиппа. — В общем-то я не против. Но как же это ужасно! Представьте себе, вы доверяете человеку, вы полностью полагаетесь на него, и вдруг… вдруг такое!
Филипп ждал продолжения. Кот, казалось, предавался скорби, заново переживая нанесенную ему обиду, и от избытка чувств не мог вымолвить ни слова.
— Она разорилась? — спросил Филипп участливо.
— Кто? — с досадой спросил кот. — Хозяйка? Эта дура еще двести лет будет жить безбедно, даже если будет пригоршнями швырять бублики псу под хвост. Ха! По всему видно, что вы ее не знаете. И как же она со мной обошлась!
— Как же?
Кот горестно воззрился на него.
— Как с последней собакой! Представьте себе, нет, только представьте, всякий раз, когда она делает себе маникюр, она вспоминает обо мне и норовит сделать маникюр и мне, а заодно отрезать и кое-что другое…
— Другое? — подбодрил его Филипп, видя, как кот дрожит от гнева.
— Да, другое! — отчеканил кот. — Выражаясь будничным ветеринарским языком, кастрировать-с!
— Маникюрными ножницами? — спросил Филипп недоуменно.
Кот, казалось, обиделся.
— Нет, для этого приехали живодеры со своими приспособлениями, а я до последнего мгновения ничего не подозревал. И моя хозяйка была так ласкова со мной! Никогда нельзя верить женщинам. С виду они лапочки, а замышляют пес знает что! Тут входят эти трое. Я их сразу же раскусил. Ну, думаю, надо спасать честь и достоинство. Я в этом деле собаку съел. Одного уложил из дырокола, другого зарезал мясорубкой, а третий начал звать на помощь наряд мышкетеров. Я по стене и перебрался к вам. Простите за стекло, конечно… Так как насчет убытков, — вернувшись к деловому тону, заговорил он, — не хотите возмещения? Мы, коты, умеем ценить оказанные нам услуги, и будь я даже беден как церковная мышь, я бы все равно нашел чем вас отблагодарить.
— Я, право, тронут, — сказал Филипп, сделав серьезное лицо, хотя его распирало от смеха, — и приглашаю вас остаться у меня, сколько вам будет угодно.
— С превеликим удовольствием, — отвечал любезный кот. — Простите, я забыл представиться. Меня зовут Амадей, но хозяйка почему-то предпочитает величать меня Василием. Но вы человек с понятием и не дадите ввести себя в заблуждение.