Белояннис

Но военный Трибунал отклонил требование защиты. Судебное разбирательство началось, и сразу же посыпались «сюрпризы». Председатель трибунала оглашает имена обвиняемых. Один за другим они поднимаются, когда председатель называет их фамилии.

— Георгий Цамис!

Молчание.

Председатель раздраженно повторяет.

— Георгий Цамис!

Со скамьи подсудимых отвечают:

— Цамиса нет. Он в сумасшедшем доме после одиночки.

Раздаются протестующие голоса немногих родственников, которым с трудом удалось попасть в зал.

Полковник Ставропулос ведет судебное заседание грубо. Он мешает адвокатам, перебивает их и лишает слова, оскорбляет обвиняемых, не давая им возможности нормально вести свою защиту, запрещает задавать вопросы свидетелям обвинения.

Одному из обвиняемых, сказавшему что-то неугодное, председатель трибунала крикнул: «Саксе!», что означает «Заткнись!»

Другой подсудимый заявил:

— Конституция моей страны защищает меня и позволяет мне отстаивать свои убеждения.

Полковник заорал:

— Довольно, все это мы уже слышали!

Вот еще один из обвиняемых попросил разрешения задать вопрос свидетелю обвинения — и в ответ на это новый окрик полковника:

— Садись, я запрещаю задавать вопросы… Все вы скоты.

В обвинительном заключении говорилось о заговоре, угрожавшем безопасности государства. Но свидетели не могли представить никаких убедительных доказательств.

Свидетели обвинения — полицейские агенты — в своих показаниях ссылались не на конкретные факты антигосударственной деятельности обвиняемых, а говорили лишь о встречах их друг с другом, называя эти встречи «партийными».

Этот вывод они делали, исходя из политических взглядов обвиняемых, основываясь на их патриотическом прошлом, на их участии в движении Сопротивления, на том, что обвиняемые боролись за мир и некоторые из них раздавали листовки с призывами к миру или писали на стенах домов патриотические лозунги о мире и демократии.

Первые же показания свидетелей обвинения убедили всех, что процесс инсценирован.

Видный английский адвокат Лефлер, присутствовавший на процессе в качестве наблюдателя, заявил: «На этом процессе скорее судили идеи, чем людей за их действия. Во время процесса не было доказано, что со стороны обвиняемых было совершено какое-либо действие, которое оправдало бы обвинение их «в попытке насильственного ниспровержения строя или существующего общественного порядка».

Военный трибунал делал главную ставку на показания свидетеля обвинения Ангелопулоса, начальника службы подавления коммунизма генеральной охранки.

Свидетель говорит тихо, и его показания не слышны. Защитники заявляют протест и требуют, чтобы в зале установили микрофон.

— Мы не получаем из-за границы деньги, чтобы покупать микрофоны, — отвечает председатель.

— Микрофоны есть у американцев, — подает реплику Белояннис.

Председатель трибунала взбешен:

— Я прикажу удалить вас, и вас будут судить заочно. Я имею на это право.

— Это бесполезно, — замечает Белояннис. — Нас и так судят заочно. Ведь мы не слышим показания свидетелей.

Полицейский Ангелопулос говорит, что при аресте Белояннис не назвал своего имени и его личность была установлена только после того, как полиция сняла отпечатки пальцев. Никос Белояннис обращается к полицейскому агенту:

— Вы утверждаете, что я приехал сюда для того, чтобы проводить в жизнь резолюции ЦК КП Греции?

— Да, — ответил агент.

— В этих резолюциях говорится, что в основе деятельности КПГ лежит борьба за хлеб, за демократические свободы народа, за мир. Не так ли? — спрашивает Белояннис.

— Да, так, — согласился свидетель обвинения.

— Следовательно, борьба за хлеб, за демократические свободы и за мир является заговором против Греции?

— Нет, — отвечает полицейский.

— Спасибо, — говорит Белояннис. — Только это яи хотел у вас выяснить.

Прошло несколько дней суда. Дали показания два главных свидетеля обвинения, на которых особенно рассчитывал военный трибунал. Однако оба они полностью провалились. Полковник Ставропулос вне себя. Он вызывает Ангелопулоса и требует хоть из-под земли достать документальный материал, компрометирующий Никоса Белоянниса как главного обвиняемого по этому процессу.

Спустя несколько дней полицейский Ангелопулос снова дает свидетельские показания. На этот раз он предъявляет суду разного рода фотоснимки. Ангелопулос утверждает, что принесенные им фотокопии воспроизводят переписку между обвиняемыми Белояннисом и Канеллопулосом.

Белояннис спрашивает, у кого захвачены записки или откуда были получены эти фотокопии. Почему они предъявляются только сегодня, а не приобщены к судебному делу с самого начала.

Под предлогом государственной тайны свидетель обвинения отказывается отвечать на вопросы.

Белояннис и Канеллопулос решительно заявляют: они не имеют никакого отношения к этим запискам.

«Процесс 93-х» продолжался 25 дней.

Большинство обвиняемых вели себя мужественно. Они опровергали лживые измышления свидетелей, председателя суда и прокурора. Прямо и честно говорили они о своих демократических убеждениях, не страшась суровых последствий. Они защищали великое дело национально-освободительной борьбы, осуществляемое компартией в самые трудные для страны годы немецкой и англо-американской оккупации. В своих выступлениях на суде патриоты показали величие дел компартии как подлинно национальной партии, защищающей интересы греческого народа.

У королевского прокурора не было никаких доказательств того, что обвиняемые нарушили закон № 509, дающий право преследовать и осуждать на смерть всякого, кто «стремится провести в жизнь идеи, имеющие целью ниспровержение существующего строя и социального порядка». У прокурора не было против обвиняемых никаких фактов, которые входили бы в рамки закона. Несмотря на это, королевский прокурор потребовал для Никоса Белоянниса, Элли Иоанниду и для восьми других обвиняемых смертной казни.

БЕЛОЯННИС ОБВИНЯЕТ

Председатель военного трибунала полковник Ставропулос стремился ослабить впечатление, произведенное на общественность потрясающими разоблачениями, сделанными на суде обвиняемыми демократами. Однако столичные газеты ежедневно публиковали выдержки из протоколов суда, и вся гнусная судебная процедура, весь этот фарс становились известны не только в Греции, но и за ее пределами. Военное министерство указывало полковнику Ставропулосу на то, что процесс слишком затягивается. Полковник торопился. Военный трибунал начинал заседать рано утром и заканчивал работу поздней ночью. Не было ни одного дня передышки. По воскресеньям заседания проходили, как и в обычный день. Расчет был прост. Надо довести до предела нервное напряжение обвиняемых, истощить их физические силы и заставить признаться в несовершенных ими преступлениях.

Защитительные речи обвиняемых были краткими. Многим просто нечего было сказать. Они даже не знали, за что их посадили на скамью подсудимых. Во время предварительного следствия им не предъявлялось никаких конкретных обвинений. Да и сам военный трибунал в ходе судебного процесса не обращал на многих обвиняемых вообще никакого внимания. Зато когда вопрос касался Белоянниса, Иоанниду и некоторых других, полковник Ставропулос просто выходил из себя.

Председатель трибунала предоставил Белояннису последнее слово для защиты внезапно, в два часа ночи.

Ставропулос рассчитывал, что Белояннис не сможет найти в себе достаточных сил. Кроме того, он видел, что некоторые журналисты, утомленные продолжительным судебным разбирательством и полагающие, что заседание скоро окончится, стали покидать зал.

Белояннис собрал бумаги, посмотрел на часы и подошел к микрофону. В зале наступила полная тишина. Белояннис взглянул на военных судей и спокойным, твердым голосом начал свою речь.

— Господа военные судьи, прежде всего я хотел бы прочесть вам несколько строк из старого номера одной газеты, которая по сравнению с другими газетами все же написала меньше фантазии о моем аресте. — Белояннис достает газету «Фильэлефтерос» и читает. — «Когда Белоянниса арестовали, при нем было найдено 30 миллиардов драхм… у Белоянниса был найден архив компартии, на основе материалов которого можно предположить, что имеются предприятия, общества и рестораны, которые принадлежат компартии». — Белояннис отложил газету в сторону и продолжал: — Это только небольшая часть детективной истории того времени, опубликованная отнюдь не случайно. Это было сделано с целью создать такую атмосферу, в условиях которой наши противники могли бы оклеветать политику компартии и потребовать голову Белоянниса. Некоторые из моих товарищей по процессу выражали удивление по поводу того, что они здесь находятся. Меня это нисколько не удивляет. Я предстаю перед судом как член Центрального Комитета Коммунистической партии Греции. Меня судят потому, что моя партия борется за мир, за независимость, за свободу. Именно эту политику Коммунистической партии Греции вы пытаетесь судить в моем лице.