Страница 27 из 28
– Какую выберешь национальность?
– На сей раз, пожалуй, останусь американцем.
– Понимаю ход твоей мысли: они ожидают от тебя всего, что угодно, только не этого, да?
– Ну, что-то вроде того. И вот еще: паспорт должен быть на имя Александра Конклина.
Дерон удивленно присвистнул.
– Ну и дела! Ты, я гляжу, пошел вразнос, Джейсон. Впрочем, дело твое. Дай мне два часа.
– На, бери.
На другом конце линии послышалось громкое хрюканье. У Дерона оно означало смех.
– Ладно, в фотоателье можешь не ходить – твоя рожа имеется у меня в любых ракурсах. Какую фотографию налепить в паспорт? – Услышав ответ Борна, он хрюкнул еще раз, теперь уже – удивленно. – Ты уверен? Ты же на этой фотографии лысый, как колено! Сам на себя не похож.
– Буду похож, когда загримируюсь, – ответил Борн. – У меня на хвосте – агентство.
– Значит, получишь пулю в жопу. Но это опять же твое дело. Где встретимся?
Борн назвал адрес.
– Договорились. Да, кстати, Джейсон, – из голоса Дерона исчезли шутливые нотки, он стал серьезным и даже мрачным. – Все это ужасно. Ты ведь видел их, да?
Борн уставился в свою тарелку. Зачем только он заказал этот сандвич! Ломтик помидора был похож на рваную рану.
– Да, я их видел.
Ах, если бы он мог повернуть время вспять и снова увидеть Алекса и Мо, но на сей раз – живыми и веселыми! Вот был бы фокус! Но прошлое оставалось прошлым, не желая меняться и отдаляясь все дальше с каждым уходящим часом.
– Да, брат, это тебе не Буч Кессиди…[4]
Борн не ответил.
– Я ведь тоже их знал, – вздохнул Дерон.
– Разумеется. Я сам вас знакомил, – ответил Борн и закрыл крышку мобильного.
Некоторое время Борн сидел за столиком и размышлял. Он испытывал какое-то смутное беспокойство. Когда он выходил из туалета, в его мозгу прозвучал сигнал тревоги, но, отвлекшись на разговор с Дероном, Борн не уделил ему должного внимания. Так что же это было? Медленно, скрупулезно он обследовал взглядом зал ресторана. И наконец понял, что его тревожило: ни за одним из столиков не было бородатого хромого мужчины. Конечно, существовала вероятность, что хромой уже поел и отправился восвояси, но, с другой стороны, его присутствие в мужском туалете не на шутку встревожило Борна, и одно это было немаловажно. Он привык прислушиваться к своему внутреннему голосу. Что-то в этом человеке было не так…
Кинув на столик купюру, Борн встал и подошел к витрине ресторана, выходившей на улицу. Две огромные стеклянные панели были разделены колонной, обшитой деревом. Встав за ней и используя ее в качестве прикрытия, Борн принялся изучать лежавшую по другую сторону улицу. Первым делом – пешеходов. Он выискивал тех, которые либо неестественно медленно идут, либо слоняются без дела, либо, встав на противоположной стороне улицы, делают вид, что читают газету, возможно, не спуская глаз с выхода из ресторана. Ничего подозрительного Борн не увидел, однако отметил про себя трех человек, сидевших в припаркованных у тротуара машинах: одну женщину и двоих мужчин. Правда, разглядеть их лица не представлялось возможным. Ну и конечно, оставались машины без водителей, стоявшие вдоль фасада ресторана.
Не колеблясь больше ни секунды, Борн вышел на улицу. Время близилось к полудню, и поток пешеходов на улице становился все плотнее. Для Борна это было как нельзя кстати. В течение следующих двадцати минут он самым внимательным образом осматривался, примечая расположенные в непосредственной близости от него двери, витрины, окна и крыши, приглядываясь к пешеходам и проезжающим автомобилям. Удостоверившись в том, что поблизости нет «людей в штатском» из агентства, Борн перешел на противоположную сторону улицы и вошел в винный магазин, где попросил бутылку спейсайд – особого сорта виски специальной выдержки, который выдерживается в бочонках из вишневого дерева. Это был любимый напиток Конклина. Пока продавец ходил за виски, Борн снова стал осматривать улицу сквозь большое окно. Ничего подозрительного: все машины, припаркованные по эту сторону улицы, пусты. Подъехал и остановился еще один автомобиль. Из него вышел мужчина и вошел в аптеку. У него не было бороды, и он не хромал.
До встречи с Дероном оставалось еще два часа, и Борн хотел использовать это время с пользой. Воспоминания о Париже, о таинственном голосе, о полузабытом лице, вытесненные из его сознания событиями последних минут, возвратились. Панов говорил, что память может вернуться, будучи стимулирована каким-то случайным словом, запахом. Поэтому, для того чтобы подхлестнуть свои воспоминания, ему было необходимо вдохнуть аромат того самого скотча. А вдруг это поможет ему вспомнить, кем был тот человек в парижском кабинете и почему воспоминания о нем всплыли в мозгу именно сейчас? Является ли причиной тому запах изысканного скотча или – события последних часов?
Борн оплатил покупку кредитной карточкой, полагая, что, используя ее в винном магазине, не ставит себя под угрозу, и через несколько секунд уже выходил на улицу с пакетом в руках. Он прошел мимо машины, в которой сидела женщина с ребенком. Малыш сидел рядом с мамой, в специальном детском креслице, установленном на переднем пассажирском сиденье. Поскольку агентство никогда не пошло бы на то, чтобы задействовать ребенка в операции по наружному наблюдению, женщину можно было не подозревать, но оставался еще мужчина. Борн повернулся и пошел мимо машины, в которой тот находился. Он не оглядывался и не применял никаких специальных приемов, но при этом внимательно изучал все машины, мимо которых проходил.
Через десять минут он дошел до парка, сел на кованую железную скамью и стал наблюдать за голубями, то и дело взлетавшими в прозрачное голубое небо. Соседние скамейки были полупустыми. В парк вошел старик. В руке он держал коричневый пакет – такой же измятый, как его собственное лицо. Достав оттуда пригоршню хлебных крошек, он бросил их голубям. Птицы, казалось, специально дожидались его, поскольку несколько десятков их слетелись к его ногам, стали клевать крошки, расхаживать с важным видом, раздувая грудь и громко воркуя.
Борн откупорил бутылку спейсайда и вдохнул изысканный, сложный аромат напитка. В тот же миг перед его мысленным взором возникло мертвое лицо Алекса и лужица крови, растекшаяся по полу. Осторожно, почти трепетно, он отодвинул этот образ в сторону. Борн сделал маленький глоток из горлышка, смакуя его, позволяя аромату проникнуть в ноздри, чтобы тот вернул ему утраченные воспоминания, которые сейчас были нужны ему больше всего. В его сознании опять возник кабинет с окнами на Елисейские Поля. Он держал в руке хрустальный бокал, и, сделав еще один глоток из бутылки, там, в прошлом, он тоже поднес бокал к губам и отпил из него. В его ушах зазвучал сильный, почти оперный голос, и Борн заставил себя вернуться в тот парижский кабинет, в котором он находился неизвестно сколько лет назад.
И только теперь – впервые – он сумел рассмотреть бархатные шторы на окнах, картину пера Рауля Дюфи – красивая наездница на породистом скакуне в Булонском лесу, темно-зеленые стены, высокий потолок кремового цвета, на всем этом играют отблески ночных огней Парижа. «Ну, давай же, давай!» – подгонял он сам себя. Ковер с причудливым узором, два обитых кожей стула с высокими спинками, тяжелый полированный письменный стол из орехового дерева, выполненный в стиле Людовика XIV, за которым стоит высокий, красивый, улыбающийся мужчина с добрыми глазами, длинным галльским носом и раньше времени поседевшими волосами. Жак Робиннэ, министр культуры Французской Республики.
Вот оно, наконец-то! Где и как они познакомились, почему стали друзьями и даже соратниками по борьбе – все это по-прежнему оставалось для Борна загадкой, но теперь он, по крайней мере, знал, что у него на этом свете есть хотя бы один человек, которому он может довериться, к которому может обратиться за поддержкой.
Воспрянув духом, Борн поставил едва початую бутылку скотча под скамейку. То-то обрадуется клошар[5], который найдет ее первым! Незаметно для постороннего взгляда Борн оглядел окрестности. Старик уже ушел, и голуби тоже по большей части разлетелись. Остались только самые крупные самцы, которые расхаживали возле скамейки, выпятив грудь и издавая воинственные звуки, всем своим видом показывая, что они защищают принадлежащую им по праву территорию и оставшиеся хлебные крошки. На соседней скамейке самозабвенно целовалась влюбленная парочка. Мимо них прошли трое подростков, громко хохоча и отпуская в адрес целующихся колкие реплики. Все чувства Борна находились на пределе. Что-то было не так, но он никак не мог понять, что именно.
4
Буч Кессиди – популярный персонаж американских кинобоевиков.
5
Клошар – нищий во Франции.