Страница 31 из 148
– Ну вот, опять Вы мне не поверили,- мягко ответила она. – Я знаю, что могу рассчитывать на порядочность морского офицера Империи, и не боюсь, что Вы на меня донесете. Не уверена, смогу ли я завоевать таким образом Вашу дружбу, но полагаю, что с Вами я могу не опасаться неблагодарности. Если Вам придется говорить обо мне с контр-адмиралом Сонтерой – а я знаю, что если Вы доберетесь до берегов Империи, то будете говорить именно с ним – так вот в этом случае, я надеюсь, Вы отдадите мне справедливость при описании Ваших приключений.
– Почему Вы думаете, что я буду разговаривать с Сонтерой? Я всего лишь ничем не примечательный капитан…
– Потому что затея с Вашим рейсом исходит от него. Потому, что провал Вашей миссии- это серьезный удар по его карьере. Естественно, он очень обрадуется Вам и захочет все узнать из первых уст.
– И Вы хотите…
– Я, прежде всего, не хочу, капитан, чтобы Вы провели остаток жизни на рудниках, – умоляюще взглянула на него Арилла. – И надеюсь, что этого Вы теперь сможете избежать… Да и к контр-адмиралу я очень хорошо отношусь, – продолжила она неожиданно деловым тоном. – Полагаю, что он оценит ту маленькую помощь, которую я смогла Вам оказать, если Вы, конечно, ее не утаите. Но я верю в Вашу справедливость…
Воцарилось молчание. Стени по-прежнему недоверчиво поглядывал на гостью, не понимая, почему капитан не отдает приказа ее вязать. Арилла выжидательно смотрела на Берроуза. Она казалась спокойной и безмятежной, как будто не стояла одна против двух беглых вооруженных преступников.
– Хорошо, – сказал, наконец, Берроуз. – Я благодарен Вам, сударыня, за помощь и постараюсь воспользоваться ею. Лишь Великое Небо знает, ждет ли меня удача или плен, но Вы можете быть спокойны, в любом случае Вам не грозит опасность с моей стороны.
Девушка удовлетворенно кивнула:
– Прощайте, капитан. Берегите себя. И обязательно расскажите обо мне графу Сонтере!
Дверь опять скрипнула, опять простучали по камню и замолкли в отдалении каблучки.
Берроуз и мичман молча смотрели друг на друга.
Они шли молча, пробираясь узкими коридорами между контейнерными рядами на пирсе, избегая ярко освещенных световых островов от дуговых ламп на высоких мачтах. Они выбирали тьму, и темнота давала им защиту. Им приходилось затаиваться во мраке переходов, услышав шаги вдали, перебегать освещенные места и пугаться шелеста мусора, гонимого ветром за их спиной. Их ноздри будоражил запах пеньки и нефти, железа и сурика, и эта смесь, перемешивалась с морским ветром, добавлявшим в какофонию ароматы соли и океанского йода.
Порт был неподвижен, но он не был мертв. Он спал, жизнь лишь замерла, ожидая первых лучей рассвета. Глыбы больших транспортных пароходов нависали над причалом, словно айсберги, притянутые невидимыми в ночи тросами. Где-то огромные портовые краны, словно выпущенные из ада создания на чудовищных треногах, грузили тяжелый груз в распахнутые зевы пароходов, не в силах насытить их бесконечную утробу. Лишь кое-где уютным электрическим светом горели иллюминаторы парохода готовящегося к раннему выходу из порта.
– Где эта чертова "Тюления"? Она сказала – причал двадцать четыре. Мы идем уже битый час. Эта хитрая стервь наверняка приведет нас в ловушку, сожри мою печень рогатая морская черепаха! – шепотом ругался идущий позади Берроуза мичман. – Капитан, вы же опытный человек! Вы же смотрели в ее глаза! Это глаза гадюки! Так бы и удавил змею! – Мичман негромко хрустнул костяшками пальцев.
– Спокойнее мичман, держите себя в руках. Если бы они хотели, мы давно уже сидели в карцере центральной тюрьмы. А мы пока что ходим тут, и, похоже, за нами даже нет никакого хвоста. Хотя, конечно, кто знает, может быть, мы и пешки в большой чужой игре.
– В игре, в которой мы в любом случае проигравшие, – горько сплюнул Стени. – Может, не возвращаться? Может, к этому Титору податься?
– Что вы такое говорите, мичман? – Берроуз даже остановился. – Почему не возвращаться?
– Кэп, да вот посудите сами – даже если мы, волею Вечного Неба, выберемся отсюда живыми, имперский сыск проест нам все кишки своими допросами. Месяца два, как пить дать, будут каждый день мурыжить. А потом меня упекут куда-нибудь в береговую батарею до конца дней, а Вам придется отвечать за потопленную субмарину и боеприпасы. Хорошо, если только разжалуют, а могут и в злом умысле обвинить. Или в сговоре с республиканцами. Что тогда с Вами будет? Каменоломни на десять лет? А этот Титор, похоже, неплохой парень, сыты уж точно будем.
– Стени, как бы то ни было, свои каменоломни всегда лучше вражьей тюрьмы или продажи Родины за горсть монет.
– Кэп, Вы говорите, словно капеллан на утренней молитве. Я не собирался продавать Империю, тем более – как ее можно продать? Просто мы с Вами уже стали ничьими, понимаете. Мы и здесь чужие, и там не свои. Когда я думаю об этом, мне кажется, что я стою на большом обрыве, и меня ничто не держит от того, чтобы упасть вниз в пропасть.
– Да Вы еще и поэт, Стени! – удивился Берроуз. – Никогда за вами не замечал раньше! А вообще-то, не мелите чепухи. Нас оправдают и вернут на флот. Сейчас не война. Мы не совершали никаких преступлений, и все рано или поздно утрясется. Берегите лучше мешки с провиантом, а то всю дорогу будем есть один зеленый сухарь на двоих.
– Эх, капитан, ваши бы слова да судьбе в уши. Неспокойно у меня все же на душе, тревожно, словно перед штормом в высоких широтах зимой. Я как та ящерица, что жила у нас в кубрике и металась по клетке перед каждым погружением. А про мешки-то – да не извольте волноваться. Гляжу я за их сохранностью, что степной сурок на охоте.
– Вот он, Стени, – капитан остановился, – пароход "Тюления". Добрались. Давайте теперь осмотримся лучше, как туда пробраться, да так, чтобы никто ничего не заметил.
Мичман успел прочесть надпись белым на борту "Тюления", и чуть ниже – уже мелким шрифтом – "Мы соединяем разделенное. Транспортная компания Ойкумена, дальние океанские линии". Они словно вжались в темноту какого-то пакгауза, стоявшего рядом. Загудели рельсы, идущие вдоль пирса, большой портовый кран с лязгом вынырнул из темноты ночи и остановился напротив парохода, уставившись лучами прожекторов, словно глазами, в рыжий борт парохода. Заскрипел механизм привода, заскрежетал металл, донесся крик портовых рабочих. Тросы зазвенели от напряжения, и в свете прожекторов повис в воздухе предмет неясных очертаний. Свет играл со зрением в причудливую игру, дорисовывая того чего не было в реальности, и лишь несколько секунд спустя мичман сказал:
– Задери меня рогатая морская черепаха, эти головотяпы грузят паровозы! Да, точно, паровозы! Я такие видел, они у моей бабки ходят. Грузовики их там зовут. Лес с лесозаготовок возят к портам. Раньше-то все по рекам сплавляли, а теперь по железной дороге таскают. Плохо это, однако. Я думал, пароход будет чем-то съестным гружен, а тут эти железяки бесполезные.
– Ну, некоторый запас еды у нас есть, воду попробуем раздобыть на судне. Я думаю, самый лучший способ попасть на корабль – забраться в сам паровоз и по воздуху попасть в трюм, а дальше действовать по обстановке.
– Превосходная идея, капитан, я бы никогда не догадался! Но как мы доберемся до паровозов? Там полно докеров, нас заметят.
– Думаю, подождем, пока они устроят перекур, заберемся внутрь бойлера, пересидим в нем – и дело в шляпе.
– Отлично, кэп. Я предлагаю пока не покидать нашего наблюдательного пункта, а когда погрузка притихнет, по темноте доберемся до ближайшего паровоза.
– Конечно, Стени, – ответил капитан.
Снаружи вагона послышалось шарканье чьих то шагов, бормотание, и чей то голос из-за угла затянул:
Эй, хозяин, дай мне эля,
Я еще совсем не пьян,
Мне друзья не наливают,
Напились все в драбадан…
Капитан и мичман отпрянули в глубину пакгауза, служившего им убежищем. У дверного проема показалась фигура раскачивающегося бородатого человека. В одной руке он держал бутылку, другой опирался о ворота в вагон. Он с трудом вглядывался во тьму, будто бы стараясь что-то разглядеть.