Страница 17 из 148
– Вы уверены, Стени? – переспросил Берроуз.
– Больше, чем в самом себе, капитан, – ответил тот.
Берроуз, не ответив мичману, повернулся, его взгляд остановился на солнечном диске, встававшем на горизонте.
– Я могу идти, кэп? – спросил мичман
– Ступайте мичман, Вы свободны, – ответил тот.
– Штурман, – громко, сказал капитан. – Эй, штурман, ступайте сюда, – повторил он вновь.
Штурман уверенным шагом спустился по лестнице с рубки и подошел к капитану.
– Да, капитан, жду Ваших приказаний, – обратился он к Берроузу.
– Сколько отсюда до островов Восточной Сирены?
– Около ста пятидесяти миль, – не задумываясь, ответил штурман
– Есть ли в радиусе пятидесяти миль острова, не принадлежащие Республике?
– Нет, таких островов в этом районе нет.
– Спасибо, – тише ответил капитан, – Пригласите ко мне старшего помощника. У меня есть разговор к нему.
– Будет исполнено, – с уставной выправкой ответил штурман.
Через несколько минут к Берроузу подошел старший помощник.
– Капитан, у нас нет шансов, ветер нарастает, похоже, скоро начнется шторм. Мы должны отправить сигнал о помощи, иначе нам всем тут конец. Субмарина в полузатопленном положении, погрузиться мы не сможем. Шторм, скорее всего, перевернет нас или бросит опять на рифы.
– Это все, что Вы можете предложить, господин старший помощник? – переспросил Берроуз.
– Это будет самым лучшим вариантом для экипажа и для нас с Вами, капитан, – ответит тот.
– Боюсь, самым лучшим вариантом будет погибнуть. Готовьте субмарину к затоплению. Перегружайте людей, аварийный запас продуктов и воды на спасательные плоты. Прикажите радистам соблюдать радиомолчание.
– Но капитан, шторм начинается, до ближайшего берега сотни миль. Это самоубийство, – перебил его старший помощник, – У нас на борту восемнадцать стапятидесятифунтовых торпед, не считая стрелкового оружия. Что нам делать с боезапасом? Нас всех отдадут под трибунал за потерю лодки с амуницией.
Это не только мой приказ, это приказ адмирала Сонтеры. То, что мы здесь были, не должно быть известно никому. Поэтому у меня нет выхода, субмарина должна быть потоплена. И извольте проинструктировать весь экипаж, на случай, если кого-то подберут республиканцы: весь экипаж это матросы с пограничного сторожевика, скажем, "Первая Стража", который потерял управление, и его вынесло штормом на местные рифы. Где он и пошел на корм рыбам. И еще – уничтожьте все удостоверения и документы, касающиеся субмарины, велите всему экипажу переодеться в рабочие робы, на которых нет знаков различия подводного флота Империи. Исполняйте, старпом, у Вас час времени – ветер становится все сильнее. На верхней палубе надувались спасательные плоты, перегружался провиант, вода, непромокаемые брезентовые робы, теплая одежда. Офицеры разжигали на верхней палубе, в старом ведре, костер из бортовых бумаг, бланков, приказов и всякой другой бумажной канцелярии, которой всегда хватает в армии. Звенели тяжелые металлические ящики в недрах трюмов.
Капитан дошел до своего кубрика, взял брезентовый рюкзак. Сложил туда теплый шерстяной свитер, пару белья, полотенце, перочинный нож, фонарик, фото жены и дочери. Затем открыл личный сейф, вытащил оттуда свои документы и пакет, который отдал ему адмирал Сонтера. Положил в непромокаемый бокс пухлый конверт адмирала и кинул его в рюкзак. Покрутил в руках свое удостоверение, отложил в сторону, чтобы сжечь его в общем костре на палубе.
С приказа о затоплении субмарины минуло часа полтора, и почти весь экипаж перебрался на плоты, медлившие с отплытием в ожидании капитана.
Он постоял на верхней палубе, несколько минут, держась за клепаную сталь ставшего уже почти родным корабля, вспоминая, как он еще совсем мальчишкой после Морской Академии пришел на него младшим помощником. Вспоминая первого капитана субмарины Тюна Дэйка. Ему припомнился их северный поход, когда субмарина чуть не была затерта во льдах, и только присланный на помощь паровой ледоплав помог им выбраться из ледяной ловушки. Перед глазами встал ураган у Песчаных островов, когда лодка почти попала в центр тайфуна и успела уйти в глубину в самый последний момент. Наконец, его окликнули с последнего отходившего плота – времени более не было. Берроуз повернулся, нащупывая кнопку детонации электрической машины, внизу захлопали пиропатроны, подрывая кингстоны субмарины. Лодка удивленно вздрогнула, наполняясь шумом мутной океанской воды. Он в последний раз бросил взгляд на родной корабль и пошел к последнему уходящему плоту.
Берроуз присоединился к старшему помощнику, мичману Стени, и еще четырем матросам, оказавшимся на плоту. Мичман помог капитану застегнуть на спине красный спасательный жилет, в то время как матросы оттолкнули плот от борта уходящей под воду субмарины. Капитан занял место на носу, достал карту и компас, карандашом поставил на карте крестик, отметив место катастрофы. Прикинул расстояние до островов – получалось никак не меньше ста двадцати миль. Потом велел поставить маленький парус, чтобы не изматывать людей бессмысленной греблей по волне. Их плавание в неизвестность, а, скорее всего, на тот свет, начиналось.
С момента отплытия прошло около двух часов. Место катастрофы совсем скрылось из виду. Два других плота с субмарины были иногда видны за гребнями волн, остальных, похоже, нарастающая буря разметала в разные стороны. Волны становились все больше, порой захлестывая через хлипкие борта. Дождь лил сплошной стеной, и матросам приходилось постоянно вычерпывать воду со дна плота за борт. Ветер бросал ледяные брызги в лицо, за воротник, в рукава, всюду, куда только мог добраться.
Убрали парус, потом закрепили весь груз на палубе плота. Берроуз велел матросам привязаться к лееру борта, на случай если плот перевернется или кого-нибудь сбросит волной в море. Когда все приготовления были завершены, к Берроузу подсел мичман Стени и сквозь нарастающий шум ветра спросил:
– А что, капитан, выберемся мы из этой передряги, или пойдем на корм морским гадам? И не дожидаясь ответа, продолжил, – Я так думаю, что если нас республиканский рыбак или какой-нибудь ихний рейдер не подберет, нам тут кранты. Считай, уже мы мертвецы, хотя и живые покамест.
Берроуз, стер ладонью брызги со лба и посмотрел с укором на мичмана:
– Отставить глупые шутки, мичман. Мы еще с Вами поплаваем, разве это шторм! Так, легкое волнение в тазу, где белье стирают! Вам ли не знать, не первый год на Императорском Флоте обитаетесь.
Стени улыбнулся широкой белозубой улыбкой:
– Так то мы были на субмарине и завсегда могли в море нырнуть. А тут что? Того и гляди, рогатая морская черепаха нас своим брюхом расплющит и не заметит. Валы-то какие, Вы поглядите, капитан! Балов семь уже почти, а то и восемь. Уже скоро больше домов будут, что стоят в имперской столице. А там дома-то, дома – целых пяти, а порой и шести этажей!
– Я Вам так скажу, мичман: мне гадалка в молодости сказала, что сколько бы я ни плавал, не потонуть мне. Хотя умру я и не своей смертью, но совсем не на море. Так что, держитесь крепче, Стени! Когда буду на следующую субмарину набирать экипаж, отправлю Вас в училище – будете старшим механиком при машинах, попомните мои слова, – с уверенностью в голосе произнес капитан.
– Эх, капитан, Ваши бы слова, да морскому духу в уши! Или что там в его рыбьей голове есть, – ответил мичман.
В следующую минуту волна, пришедшая с левого борта, с грохотом обрушила водяную лавину на плот, перевернув посудину брюхом вверх. Людей словно спички из коробка выкинуло за борт, разрывая крепкие тинковые веревки. Нехитрая поклажа была вышвырнута стихией в море, вслед людям, словно ее и не было.
Берроуза бросило в мутную темень, наполненную воздушными пузырьками, остатками водорослей и песком. Течение потащило его вниз, в глубину водоворота. Первое чувство, охватившее его, было – преодолеть, вынырнуть скорее, оттолкнуться, наверх, к воздуху, туда, к пусть и невидимому за тучами солнцу. Но пучина упрямо тянула и тянула в глубину, он пытался грести что есть силы в попытке вырваться. С каждым усилием, с каждым гребком кислорода в легких становилось все меньше. Хотелось открыть рот и вдохнуть, но разум останавливал первобытные инстинкты. Сердце, отбивая безумную дробь ударов в висках, готово было вот-вот вырваться из груди. Но спасение не приходило. Казалось, само Великое Небо отвернулось от него, решив отдать водам реки, отделяющей живое от мертвого. Сознание медленно угасало, свет вокруг потемнел, а вместе с ним пропал и грохот шторма.