Остров выживших

— «Ворон Три-пять» всем подразделениям, видим бладмаунта и его всадника. «К-Двадцать восемь» им займется. Не приближайтесь.

«Кентавр» осыпал градом снарядов бладмаунта, устремившегося к лагерю. Это были гиганты даже по стандартам червяков. При случае питались людьми. Должно быть, всадник понял, что его сейчас поджарят, да и его пони тоже, но он продолжал наступать, как будто надеялся прорваться.

«Неужели они нас настолько ненавидят? Черт, да ведь и мы их тоже ненавидим…»

— Огонь!

От отдачи «Кентавр» задрожал до основания на своих массивных гусеницах. Бладмаунт в ту же секунду превратился в огненный шар, а всадника подбросило так высоко, что, пока он летел, два солдата успели подбежать к тому месту, где он должен был приземлиться. На поле внезапно воцарилась тишина — лишь вертолет жужжал над головой, обшаривая место сражения. Похоже было, что все червяки уничтожены.

Свет на несколько мгновений ослепил Коула, затем луч прожектора переместился, и он потерял из виду Бэрда и Берни. В следующую секунду фары «Броненосца» выхватили из темноты их фигуры. Червяк, за которым они гнались, был повержен. Берни сидела у него на спине, как будто сбила его с ног. Возможно, именно это и произошло. Бэрд помахал ему.

— Коул! — крикнул он. — Я же обещал Бабуле, помнишь?

— Какого черта вы тут делаете, ребята? — Коул бросился к ним. Подъехал другой БТР, фары его светили на снег, словно он специально освещал им площадку. — Дай ей руку. Он может ее ранить. У вас патроны кончились или что?

Червяк был серьезно ранен и представлял собой окровавленный кусок плоти, но это не значило, что он больше не опасен. Коулу совершенно не хотелось, чтобы Берни, пережившую войну — дьявол, даже две войны и прочее дерьмо, которым она занималась между ними, — размазали по снегу только из-за того, что она не смогла устоять перед соблазном и полезла убивать последнего червяка. Однако она крепко сжимала тварь, придавив ее к земле.

Это было странное зрелище. Берни была уже далеко не молода, да и массы у нее было маловато для подобного боя, но это, казалось, совершенно ее не волновало. Она вытащила нож и приставила острие к горлу твари. Черт, почему Бэрд просто не пристрелит эту сволочь?

Бэрд оглянулся на Коула и пожал плечами:

— Нам попался живой. Сам знаешь, дамы вперед…

— Дэмон, детка, просто пристрели его, и мы поедем. Я сегодня еще не обедал.

— Зачем? Мы никогда раньше не захватывали живого. Это же интересно.

До Коула внезапно дошло, что именно собирается сделать Берни. Она стиснула зубы, и лицо ее изменилось до неузнаваемости. И дело было не просто в резких тенях, появившихся в свете фар.

— Ты знаешь, для чего мне нужен нож, ублюдок? — Она приблизила лицо к морде червя, так что тот вполне мог бы откусить ей голову, если бы вырвался. — Я собираюсь сделать с тобой то же самое, что вы сделали с моим другом Таем. Ага. Как тебе это? И я уже немолода, поэтому все это будет происходить очень медленно. Понимаешь?

Червяк слабо попытался вырваться. Бэрд подошел и поставил ногу ему на спину. Коул сначала решил, что он хочет помешать чудовищу сбросить Берни, в случае если оно наберется сил, но несколько солдат, наблюдавших за этой сценой, восприняли его движение как приглашение к действию.

Коулу неоднократно приходилось действовать в бою бензопилой, но сейчас все было иначе. Берни — а она была доброй женщиной, действительно доброй — дала волю чему-то такому, чего он в ней никогда не замечал. Отряд Андерсена разразился одобрительными выкриками. Казалось, ни у кого не возникало сомнений, ведь все знали, как поступали червяки со своими пленными-людьми. Солдаты жаждали мести за смерть нескольких миллиардов жителей Сэры, погибших со Дня Прорыва.

— Берни, да просто пристрели его. — Коул уже подумывал о том, чтобы положить конец этому шоу. Бэрд в этом явно был ему не помощник. — Дэмон, не надо так. Не надо еще больше распалять леди Бумер, у нее и так выдался дерьмовый денек.

Бэрд вскинул на плечо свой «Лансер».

— А почему мы никогда раньше не брали их в плен? Может быть, сейчас нам удастся узнать кое-что интересное? — Он снял ногу со спины врага, подошел к его голове, опустился на колени и взглянул в глаза. Тот просто продолжал реветь. Возможно, он звал мать или ругал людей последними словами. Никто не знал этого; Бэрд был, можно сказать, единственным, кто мог бы в этом разобраться. Он кое-что понимал в червяках.

— Эй, ты, задница, посмотри на меня. Я знаю, что тебе досталось по полной программе, но зачем на нас срываться? Это была ваша война, с вашими приятелями. Это не наши проблемы. И раз уж мы тут с тобой разговорились, скажи, откуда вы все взялись?

Червь продолжал реветь, и Берни, ткнув его в шею острием ножа, налегла на него всем телом. У червяков шкура толстая; она не шутила, когда говорила, что работа ножом займет долгое время. Коул уже начал серьезно волноваться, размышляя о том, стал бы он распиливать пойманных в плен червяков, если бы у него была такая возможность. Что-то подсказывало ему, что не стал бы. Но он все равно не мог выяснить для себя, почему в бою убивать червей хорошо, а после боя — нет. В любом случае этому конкретному червяку было сейчас не до размышлений.

«Я никогда не терял из-за них сон. Только из-за погибших людей. И своих товарищей. Наверное, сейчас не время судить Берни».

— Времени у меня полно, червяк, — заговорила Берни. — Блондинчик, ты думаешь, что поймешь, даже если он тебе ответит?

Бэрд по-прежнему стоял на коленях, пристально рассматривая морду червяка, словно внутренности сломанного грузовика.

— Понятия не имею. Попробуй — и мы увидим.

Зрители расступились. На свет вышел Маркус в сопровождении Дома, и оба остановились, глядя на Берни и Бэрда.

— Пристрели его, — произнес Маркус.

Берни, все еще сжимавшая врага в смертоносных объятиях, повернула голову и посмотрела на него.

— Назови мне хоть одну причину.

Маркус пожал плечами:

— Завтра ты будешь ныть и жаловаться, что у тебя болит спина.

Берни несколько мгновений рассматривала командира, затем, казалось, перевела дыхание и слегка расслабилась. Она потянулась к кобуре.

— Твоя правда, — произнесла она и приставила дуло к затылку твари. — Ну ладно, Блондинчик, отойди.

Раздался треск выстрела.

Если бы Маркус сейчас ушел, это выглядело бы так, как будто он поставил ее, ветерана, на место; так не годилось. Он протянул руку и помог ей слезть с туши. Толпа редела. Внезапно людям показалось, что поспать несколько часов гораздо интереснее, чем наблюдать за разделкой живого червяка.

— Кошмар, — сказал Бэрд. — Теперь я никогда этого не узнаю. Когда в следующий раз возьмем живого…

— Мне глубоко наплевать на то, что может сказать тебе какой-то червяк. — Маркус подтолкнул Берни в сторону БТР. Коул вспомнил, что они давно знакомы и служили вместе. — Центр? У нас здесь всё. Возвращаемся на базу.

Они погрузились в машину и поехали обратно. Аня сидела за рулем. Коул откинулся на спинку сиденья и попытался разобраться в происходящем, а прочитать мысли утомленных последними потрясениями людей было не слишком сложно.

Берни молча продела руку под локоть Дома, и Дом позволил ей сделать это, затем закрыл глаза. Это был действительно материнский жест. Аня пару раз бросала взгляд на Маркуса, и он не то чтобы улыбался в ответ, но несколько морщин на мгновение исчезли с его лица. Бэрд разбирал «Лансер», не глядя ни на кого, возможно, потому, что не знал, как сказать остальным о своей радости видеть всех живыми и здоровыми и о том, что у них появилось настоящее будущее. Будущее, а не то дерьмо собачье, которым потчевал их Прескотт, чтобы заставить людей забыть о том, что они, возможно, не доживут до завтрашнего дня.

Да, слова сейчас были не нужны. Все понимали это.

— Я бы хотела забыть о том, что только что чуть не сделала, — негромко произнесла Берни. — Но это была я, и, если бы вы позволили мне, это было бы началом конца.