Страница 87 из 102
31 мая 1947 года Ханна встретилась с Анджелой Такетт, которая сообщила о предложении Фукса встретиться в 14.30 19 июля в Ричмонд-парке. Раньше это сделать было невозможно из-за занятости Фукса на работе и его поездки в Швейцарию в отпуск и в гости к брату. Таким образом, круг был близок к тому, чтобы сомкнуться, и для этого оставалось только пройти короткую, но самую опасную часть пути.
Инструкции к встрече Ханны Клопшток с Клаусом Фуксом были простыми: объяснить ему, что связь не устанавливалась из-за сложной обстановки; попросить его не искать связь через посторонних лиц; сообщить ему новые условия встреч — 1 раз в 3 месяца; никаких материалов от него не принимать; выяснить возможность выезда Фукса для проведения встреч на континент.
Ханна Клопшток встретилась с Фуксом в половине третьего 19 июля. Фукс приехал на своем собственном небольшом автомобиле, и на нем они направились через Ричмонд в Хэмптонкорт, где и погуляли по парку. Клаус рассказал, что ездил в Швейцарию к брату Герхарду и в Германию для встречи с отцом, которого собирался перевезти к себе в Англию. В Харуэлле он занимает должность руководителя отдела теоретической математики. Его работа весьма ответственна. Отношения с руководством и со службой безопасности Атомного научно-исследовательского центра вполне хорошие, и он уверен, что находится вне подозрений. Ханна передала ему условия связи для следующей встречи: 27 сентября, пивная напротив станции метро «Вуд-Грин», — и увековечила себя в пароле, одна из фраз которого звучала: «Вы знакомы с большой Ханной?»
Фукс передал ей свою фотографию, чтобы его мог узнать незнакомый с ним связной, и попросил дать ему для связи адрес в Париже, если он каким-либо образом там окажется. Фукс сказал также, что в случае нарушения контакта с ним можно связаться через его брата, которого он считает абсолютно надежным человеком. Он также договорился с Ханной, что при необходимости срочной встречи до 27 сентября он направит ей открытку и подпишется «Билл».
Вскоре после этой встречи Ханна Клопшток и Ганс Зиберт уехали из Англии в Восточную Германию, и немецкая цепочка связи с Фуксом снова стала недосягаемой для английской контрразведки. Джимми Шилдс из ЦК КПА вообще не знал имени «человека из Эдинбурга», а Анджела Такетт, видимо, усматривала в контакте Ханны и Клауса сугубо партийную подоплеку, так как советская разведка в этом деле внешне нигде своей заинтересованности не проявила. И хотя опасность случайной утечки информации об этой сложной и запутанной операции по восстановлению связи всегда имелась в виду, результат оказался в общем и целом положительным. Развивать успех предстояло прибывшему в лондонскую резидентуру в начале сентября Александру Семеновичу Феклисову.
Феклисов вернулся из США в Москву в октябре 1946 года. Он сохранил свое дипломатическое прикрытие и работал в МИД. В мае 1947 года началась его подготовка — вечерами, чтобы не привлекать внимание «чистых» мидовцев — к выезду в Лондон в качестве заместителя резидента по научно-технической разведке. Подготовка продолжалась недолго: после успешного восстановления Ханной Клопшток контакта с Фуксом в июле 1947 года он был срочно отозван из отпуска, который проводил на Черном море, а 30 августа уже отплыл на пароходе в Англию. В своих воспоминаниях он пишет, что перед отъездом его «натаскивал» на атомную бомбу и английские специальные термины один из советских ученых-ядерщиков. Он же подготовил и вопросы, которые предстояло выяснить у Фукса.
28 сентября 1947 года Центр получил краткое сообщение о том, что встреча Феклисова с Фуксом состоялась накануне и прошла успешно. Более полный отчет пришел только в октябре с дипломатической почтой, феклисов писал, что он сразу же узнал Фукса по фотографии, которую тот ранее передал через Ханну Клопшток. Первый контакт и обмен условными фразами состоялся в пабе, а основная часть беседы состоялась во время прогулки на улице. Эти обстоятельства заслуживают упоминания, так как все последующие встречи Феклисова с Фуксом проходили по такому же сценарию.
Фукс устно изложил свою информацию, которая, если отбросить ее специфическое научное содержание, сводилась к следующему:
1. Успехи англичан в создании атомной бомбы незначительны. Имеется только один урановый котел в Харуэлле мощностью 150 ватт и строится второй мощностью 6 киловатт. В Селлафилде начато строительство реактора мощностью в 150 000 квт. Пуск его намечен на 1950 год, и производимая им продукция пойдет на изготовление первых атомных бомб. Одновременно строятся другие промышленные объекты и создается производственная база для изготовления бомб. Всей работой руководит доктор Панни. Она осуществляется в, форте Хилстед в 25 милях от Лондона. Медленный прогресс объясняется тяжелым экономическим положением и тем, что американцы утаивают информацию о технологии промышленного производства бомбы.
2. В США работы над сверхбомбой (водородной бомбой) ведутся в Чикагском университете физиками Ферми и Тейлором, которые еще в начале 1946 года теоретически доказали реальность ее создания. Фукс передал схему устройства водородной бомбы.
3. Американцы отказались от электромагнитного способа отделения изотопов урана-235 из-за его малоэффекгивности. В использовании диффузионного способа они достигли больших успехов, и процесс идет непрерывно.
4. Канадские заводы получают около 1 кг плутония, американские заводы — 16–18 кг плутония и около 36 кг урана-235 в год. После Хиросимы и Нагасаки у американцев бомб не осталось, и программой того времени было предусмотрено производство 50 бомб в год. Но, поскольку урановые установки в Хэнфорде работали с перебоями и тормозили работу химических заводов в Лос-Аламосе, американский запас бомб в настоящее время, по мнению Фукса, исчисляется приблизительно 125 штуками.
Феклисов дал Фуксу условия связи на Париж и на Нью-Йорк. В связи с предстоящей поездкой Фукса в США в составе английской делегации на переговоры о сотрудничестве следующую встречу назначили на 10 января 1948 года.
В конце встречи имел место примечательный эпизод. Феклисов предложил Фуксу 200 ф. ст. в качестве компенсации расходов на переезд его отца в Англию и на лечение больного брата, проживавшего в Швейцарии. Фукс взял конверт с деньгами, помолчал некоторое время и сказал: «Нам давали читать дело Мэя, где говорится, что советская разведка всегда старается выдавать деньги иностранцам, передающим ей информацию, чтобы тем самым морально обязать их в дальнейшем работать на них. Но я этого не боюсь. Наоборот, я возьму эти деньги, чтобы доказать вам свою преданность». Затем он спросил, сколько денег в конверте. Когда Феклисов сказал — 200 ф. ст., Фукс вынул 100 фунтов и вернул их, сказав, что появление у него такой большой суммы не укроется от внимания коллег.
Следующая встреча с Фуксом состоялась только 13 марта 1948 года по постоянным условиям связи. Фукс сказал, что не пришел 10 января, так как вернулся из США только за 3 дня до этого и опасался усиленного наблюдения службы безопасности, которое в таких случаях устанавливается. Его также насторожило откровение сотрудника службы безопасности, который сказал ему, что сотрудник Харуэлла физик Булль является якобы членом Компартии, за ним ведется наблюдение и он в любом случае будет уволен.
Фукс был неспокоен, осматривался по сторонам, втлядывался в лица прохожих, просил пересекать улицы так, чтобы можно было оглянуться и убедиться, что нет наружного наблюдения. Он отверг предложение зайти в паб и попросил сократить встречу.
Фукс коротко рассказал о своей поездке в США, подчеркнув, что американцы не предоставили им возможность встретиться с Тейлором. Тем не менее он собрал интересную информацию, которую и передал Феклисову на 67 рукописных страницах.
На обусловленную встречу в мае 1948 года Фукс не пришел. Этот факт вызвал определенную тревогу Центра и резидентуры. К этому времени поступило несколько сигналов, свидетельствовавших, по мнению разведки, о том, что над Фуксом нависла угроза. 23 марта 1948 года «Дейли экспресс» опубликовала заметку Чэпмена Пинчера о том, что МИ-5 заинтересовалась тремя учеными в Дидкоте (Харуэлле) на предмет их принадлежности к компартии. Их дела были, согласно публикации, направлены на рассмотрение министру снабжения, которому предстоит решить, оставлять их на работе в Атомном научно-исследовательском центре или нет.