Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 78



Два друга

Если есть на свете пламенных два друга, Так это друг мой, и это я. И мы не сходим вечно с дружеского круга — Куда товарищ, туда и я. А на квартире мы не ахнем и не охнем — Не ахнет друг мой, не охну я. Хозяйка ждет, когда мы с мухами подохнем — Подохнет друг мой, за ним и я. Мы с другом песенку поем одним мотивом — Поет и друг мой, пою и я. Одну шалаву мы любили коллективом — Любил и друг мой, любил и я. И коллективом мы ходили к этой даме — Ходил и друг мой, ходил и я. А денег не было арапа заправляли Заправит друг мой, добавлю я. А год прошел, дочь родила мамаша. Ходил ведь друг мой, ходил и я. Но мы не знаем, кто из нас двоих папаша. Возможно, друг мой. Только не я. Потом в милицию служить мы поступили — Служил и друг мой, служил и я. За службу верную в тюрьму нас посадили — Сначала друга, потом меня. И если есть на свете пламенных два друга, Так это друг мой, и это я. И мы не сходим вечно с дружеского круга — Куда товарищ, туда и я.

Караван Джафар-Али

Мерно шагая в пути, Окутан вечерней мглой, Караван Джафар-Али В край свой идет родной. Там по сыпучим пескам, Где бродит один джейран, Через границу идет Контрабандный караван. Шелк он везет и хну Из знойной страны Пакистан, В тюках везет он с собой Лучший кашгарский план. Сам караванщик сидит С длинною трубкой в зубах, Тонкие ноги скрестив, Качается на горбах. Богатствам его нет числа. Богаче он был паши. Но погубил его план, И тридцать три жены. Давно уж потухли глаза. Не радует солнца восход. И лишь на расшитый халат Скупо слеза течет. Не долго качаться ему На мягких верблюжьих горбах — Его похоронят рабы В знойных сыпучих песках. Пересекая пески, Мерно шагая в пыли, Из Пакистана идет Караван Джафар-Али.

Проститутка

Не смотрите вы так сквозь прищуренный глаз,  Джентльмены, бароны и леди. Я за двадцать минут опьянеть не могла От стакана холодного бренди. Ведь я — институтка, я — дочь камергера. Пусть — черная моль, пусть — летучая мышь. Вино и мужчины — моя атмосфера. Привет, эмигранты, свободный Париж! Мой отец в октябре убежать не сумел, Но для белых он сделал немало. Срок пришел, и суровое слово «расстрел» — Прозвучал приговор трибунала. И вот — проститутка и фея из сквера, И — черная моль, и — летучая мышь. Вино и мужчины моя атмосфера. Привет, эмигранты, свободный Париж! Я сказала полковнику: «Нате — берите, Не донской же валютой за это платить! Только франками, сэр, мне чуть-чуть доплатите А все остальное — дорожная пыль» Ведь я — проститутка, я — фея из сквера, Я — черная моль, я — летучая мышь. Вино и мужчины — моя атмосфера. Привет, эмигранты, свободный Париж! Только лишь иногда, сняв покров лживой страсти, Вспоминаю обеты, родимую быль. И тогда я плюю в их слюнявые пасти, А все остальное — дорожная пыль. Ведь я — институтка, я — дочь камергера. Пусть — черная моль, пусть — летучая мышь Вино и мужчины — моя атмосфера. Привет, эмигранты, свободный Париж!

* * *

Вот мое последнее письмо. Не пиши, не надо мне ответа. Я хотел сказать тебе давно, Что любви моей уж песня спета. А портрет не надо мне, не шли — Я тебя и так неплохо помню. Сыну ничего не говори — Молча поцелуй его с любовью. Вот мое последнее «прости». Трудно будет — сын тебе поможет Будет он обманутым расти, Пока сам понять всего не сможет Вот мое последнее «прощай». Будешь жить ты в мире одинокой, Будешь тихо плакать по ночам, Вспоминать о юности далекой. На мое последнее письмо Не пиши, не надо мне ответа. Я хотел сказать тебе давно, Что любви моей уж песня спета.

* * *

Когда качаются фонарики ночные, Когда на улицу опасно выходить. Я из пивной иду, я ничего не жду, И никого уж не сумею полюбить. Мне дамы ноги целовали, как шальные. Одна вдова со мной пропила отчий дом. А мой нахальный смех всегда имел успех, Но моя юность раскололась, как орех. Сижу на нарах, как король на именинах, И пайку черного мечтаю получить. Гляжу, как кот, в окно, теперь мне все равно Я ничего уж не сумею изменить.