Палач в нетерпении

— С Таней Борисовой? — поперхнулся Пенс. — С Таней…

— Послушай, я уже неплохо выучила ее имя, так что можешь не трудиться повторять его. Так что это за Таня? Я внемлю тебе, о мой скромный рыцарь!

Он молчал, уставясь в чашку.

— Пенс! — взмолилась я. — Почему тебя так заинтересовала эта чашка? Ты решил научиться гадать на кофейной гуще? Но кофе-то был растворимый! Там никакой гущи нет и не было!

— Да я просто не знаю, как тебе это сказать-то, — пробормотал Пенс.

— Если ты не знаешь, как это по-русски, попробуй изобрази на старофранцузском, — съязвила я.

— У нас с Таней Борисовой был роман, — тихо, почти неслышно пролепетал мой друг и взглянул на меня с паническим ужасом. Как будто я немедленно собиралась раздаться в плечах и почернеть лицом, превращаясь в ревнивого мавра. — Но это было давно…

Ай да Пенсик! Вот ведь как, милостивые мои государи! Дружишь с человеком целую жизнь, твердо уверенный в том, что он уже давно пережил стадию краткой влюбленности в тебя и теперь ты стала для него этакой вечной Беатриче, Лаурой, далекой звездой, которой поклоняются, — ан нет! Тот, кого ты почитала верным рыцарем, все это время, оказывается, времени даром не терял-с! Он, понимаете ли, романы крутил!

Я задумчиво смотрела на Пенса, прикидывая, что могло связывать его с такой красавицей, как Танечка? Что, вернее, пленило ее в моем долговязом друге?

— Саша? Ты что?

Пенс смотрел на меня с испугом.

— Ничего, — ответила я, стараясь придать голосу как можно больше скорби. — Просто переживаю крах иллюзий. Кончился мой розово-голубой период! Жизнь наступила мне на горло, нисколько не считаясь с идеалами юной девицы! Итак, мой рыцарь, вы были увлечены этой дамой? Что ж, значит, вы знаете о ней больше, чем я рассчитывала!

После сей тирады я посмотрела на него взглядом, полным искреннего сожаления о его нравственном состоянии на сегодняшний день. Он воспринял мое обращение с ожидаемым трагизмом, чем меня вполне удовлетворил.

— Саша, — взмолился он. — Почему ты решила перейти на «вы»? Я тебя обидел, да?

— Нет, что вы, сэр. Просто я решила, что раз наш разговор плавно переходит в деловое русло, то…

— Нет уж, — воспротивился всей душой Пенс моим новшествам. — Давай все-таки общаться нормально, а то мне не по себе от этих твоих «вы».

— «Пустое «вы» сердечным «ты» она, обмолвясь, заменила», — процитировала я классика. — Ладно, Пенс, проехали. Давай колись, братан, про эту свою Таню!

Он стерпел, решив, видимо, что уж лучше быть «братаном», чем «сэром». Надо будет потом выяснить, почему…

— А что с ней? — поинтересовался он робко. — За ней попросили следить?

— Конечно, — кивнула я. — Попросили прямо из Интерпола. Она замешана в таких делах, дружок! Киднеппинг, наркотики, продажа оружия, включая ядерное, и терроризм! Мы никак не могли отказать — сам понимаешь, такая опасная личность должна находиться под присмотром!

— А если серьезно?

— Если серьезно… Ну ладно. Давай серьезно. Твоя Таня может заниматься профанацией ради популярности?

— Не понял, как?

— Скажем так… Может ли она писать себе письма с угрозами, чтобы вызвать интерес к своей персоне?

— Она что, дура? — вытаращился Пенс. — Нет, никогда!

Ну вот. В этом я и сама была почти на сто процентов уверена.

Достав блокнотик, я взглянула на исписанные моими странными каракульками листочки и спросила:

— Ты общался с ее окружением?

— Немного, — пожал он плечами. — Они мне не нравились. Нет, там есть вполне симпатичные люди, но их не так много… Странные они все. Как будто у них мозги набекрень. Не то чтобы они были полными идиотами, наоборот… Так что я даже и не знаю, почему они мне не нравились! Просто мне было с ними не в кайф.

— Очень понятно выразился, — усмехнулась я. — Ладно, давай думать вместе. Значит, рисую тебе такую вот картинку — человек получает гадкие письма. Получает их в тот момент, когда у него все очень хорошо… Ну, просто излучает он счастье. И в этот момент некто подкладывает ему новое письмецо, в котором обещает нашего счастливчика изничтожить. В последнем послании приложена фотография с убитой девицей. Сама Татьяна нарисовала нам с Лариковым всех своих знакомцев, но, по ее мнению, никто из них на такие поступки не способен. Кстати, у нее эти письма вызывают только смутные опасения, тогда как у меня от всего этого просто мороз по коже бегает. Особенно от фотографии. Понимаешь, в чем беда, Пенс… Такую фотографию можно сделать только в одном случае. Если перед тобой, так скажем, готовая фотомодель!

Пенс слушал меня очень внимательно.

— Подожди, — остановил он мои глобальные рассуждения. — Ты хочешь сказать, что Таньке кто-то угрожает? Как в романах?

— Не знаю, как угрожают в романах. Но ей угрожают, и тут уж ничего против не скажешь.

— Та-ак… — задумчиво протянул Пенс. — А фотография с тобой?

— Конечно, нет, — ответила я. — Лариков собирался выяснить, кто эта девушка. Правда, он в отличие от меня к факту убиения оной относится несколько скептически, но это его дело. Если предположить, что у нашего анонимного гения эпистолы есть сообщница, которую изобразили в качестве трупика, это не делает их в моих глазах более безопасными и привлекательными. Факт предупреждения, мон шер ами, налицо! Но это пока — в ведении господина Ларикова, вот пусть он и трудится в поте лица… А у меня задачка попытаться разобраться вот с этими гражданами. Благо ты с ними тусовался и можешь помочь мне хотя бы выделить наиболее вероятных «писателей».

— Давай свой блокнот, — протянул он руку.

Я с сомнением посмотрела на него и возразила:

— Ты не поймешь мой почерк.

— Тогда начинай по фамилиям. И не обращай внимания на Татьянины резюме — она из тех людей, которые до последнего не поверят, что человек способен на подлость. Кстати, ты сама-то что думаешь об этом анониме?

— Ну, мне кажется, что человек нам попался весьма начитанный. Лет ему примерно от тридцати до сорока. Он неплохо разбирается в искусстве. Думаю, что он аккуратен — буквы вырезаны очень аккуратненько, и нигде ты не увидишь пятен клея…

Неплохо знает кино. Умеет ухватить и передать суть. Помнишь фильм «Загнанных лошадей пристреливают, не так ли?» с Джейн Фонда. Довольно сложный фильм. Он его смотрел — как пить дать. Причем в самой вырезке присутствует намек на финал фильма — избавление…

Потом у нас следует Николас Блейк, английский писатель — автор детективов. И наш мальчик его читает… А насчет заголовка, который он прислал, я думаю, что в самом произведении тоже кроется намек. Вот теперь сложи эти самые письма. «Наша Таня громко плачет». То есть он считает, что Таня Борисова глубоко несчастный человек. Далее, в следующем письме другая фраза — о «загнанных лошадях». Последний опус впрямую намекает, что его оправдают за убийство. Вот что у меня получилась за галиматья, и если ты что-то понял, то я начинаю тобой восхищаться!

— Все понял, — кивнул он. — А если думать проще? Кто-то пишет просто потому, что Танька красивая, умная и талантливая? Из зависти?

— Вот если бы во всем этом не присутствовал Блейк, я бы так и думала, — кивнула я. — Но, милый мой, человек, который все это писал, явно не банален. Вот ведь в чем беда! Так что мы оставим оба варианта, как возможные. А пока давай писать краткие характеристики с твоего угла. Потом я окину всю эту компанию своим свежим взглядом и вынесу окончательный вердикт.

— Давай, — согласился он. — Дело-то несложное!

— Несложное, — вздохнула я. — Только знать бы, что наш аноним выкинет дальше. И сколько у нас времени до следующего «взрыва». Кстати, ты знаешь, что у Татьяны новая пассия?..

Пока мы разговаривали, на улице кончился дождь. Вместе с дождем, правда, и день тоже закончился, из чего я сделала вывод о близких отношениях Ларикова с господом богом.

Мы уже откинули несколько кандидатур, потому как Пенс подтвердил Татьянины суждения на их счет. Осталось ни много ни мало пять человек, вполне, по Пенсову мнению, способных на преступные деяния.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.