Страница 66 из 109
Не обращая внимания на Костю, он поцеловал Анне руку и крепко обнял на прощание.
Крылов с затаенной печалью посмотрел на сдвинувшиеся створки лифта. После сегодняшней длительной прогулки по старому ботаническому саду и разговора с Верой, после теплого семейного ужина у Дербеневых он четко осознал, чего желает: семью. Вот чего не хватало ему последние годы! Постоянного присутствия рядом любимой женщины, с которой они будут гулять по парку, ужинать вечером за большим семейным столом, радоваться детскому смеху и каждому мгновению…
И чем больше он улавливал перемен, произошедших за столь короткий срок с Николаем, тем крепче становилось это желание. Редко прислушиваясь к чужому мнению в делах сердечных, а уж тем более к мнению женщины, он был благодарен Вере за состоявшийся между ними откровенный разговор. Она оказалась права: Анна — его женщина. Время и разлука это доказали. Он впервые полностью признал свою вину в том, что случилось три года назад, и на душе стало легче. Словно в душном помещении, где уже было нечем дышать, открыли все окна и выветрили огорчения и следы недовольства, наполнив замкнутое пространство, где маялась его душа, нежностью, свежестью и умиротворением. А заодно и ее выпустили из заточения на свободу.
«И в другом Вера права, — обняв Анну в такси и поглаживая ее плечо ладонью, подумал он. — Не может она вот так, с бухты-барахты оставить ставших ей родными Роберта и Джессику. Для нее воспитанной в традициях почитания родных и близких, это был бы тяжелый шаг. А учитывая то, что он и вправду относится к чей как к родной дочери, такое ее решение было бы для него настоящим ударом. Нельзя требовать от нее такого шага. Сначала я должен поговорить с Балайзером и, как положено в таких случаях, попросить ее руки. Если она ему дорога, а он так мудр, как говорят, он ее отпустит. Потому что нет большего пожелания для дорогого и любимого человека, чем видеть его счастливым. И я должен убедить его, что я и есть тот человек, который сделает ее счастливой. Только тогда он даст свое благословение, а она вернется сюда с чистой совестью и сможет жить спокойно. Господи, какой же я был дурак три года назад и как усложнил себе путь к счастью!»
— Тебе помочь? — спросил он, едва они вошли в номер.
— В чем? — удивилась Анна и, догадавшись, грустно усмехнулась. — Да нет, что ты. Один чемодан — это такая мелочь. Не знаю только, что с дубленкой делать. Там она мне точно не нужна, да и в самолете не холодно.
— Оставь у меня. Следующей зимой вам с Катей придется покупать полный гардероб, так что пригодится, сэкономим на покупках, — считая в душе возвращение Кругловых делом решенным, предложил он. — Но если честно, я не собираюсь ни на чем экономить: мои девушки будут самыми блистательными во всем городе!
Услышав его ответ, Анна присела на край кровати и опустила глаза.
— Но сначала я должна рассказать тебе что-то важное… Возможно, после этого ты изменишь свое решение.
— Ну, если только Роберт присмотрел тебе жениха и уже назначена дата свадьбы, — шутя заметил он.
— Я должна тебе сказать… Я виновата перед тобой за то, что тогда уехала, не сказав самого главного…
— Молчи, мы поговорим об этом в другой раз, — мягко прикрыл он ей рот ладонью.
— Почему? — с выступившими на глазах слезами, посмотрела на него Анна. — Мне тяжело с этим жить…
— Мне тоже, — поцеловал он ее глаза. — Но у нас мало времени. Сегодня я хочу говорить с тобой о другом, — и мягко коснулся ее губ губами. — И ни о чем больше…
…Степан Геннадьевич Семчуков вернулся домой поздно вечером, молча поужинал и, прихватив лежавший в прихожей пакет на его имя, перебрался на любимое кресло в кабинете. На вопрос жены, знает ли он, где задерживается дочь, не вдаваясь в подробности, уклончиво ответил, что все в порядке. Хотя… Хотя в глубине души у него все кипело, он только и ждал того момента когда Алина вернется домой. Уж тогда-то он раз и навсегда прикажет ей не приближаться к Крылову даже на пушечный выстрел. Хватит! Пора выбросить из головы всю эту дурь и чушь и заняться серьезным делом! Подготовкой к свадьбе, например.
…Выросший в большой деревенской семье, рано похоронившей отца-алкоголика, он с малых лет мечтал вырваться из грязного, серого мира в другой, загадочный мир городской жизни. Внешне тихий, скромный и незаметный, сначала он стал учиться науке завоевывать место под солнцем среди воспитанников школы-интерната, куда в конце концов его определили как ребенка из неблагополучной семьи.
Природа не наградила его недюжинной силой, а потому он все брал данной от природы смекалкой, начиная от знакомств со сверстниками, заканчивая любой возможностью заводить связи, которые могли пригодиться в будущем. Он всегда старался держаться тех, кто сильнее: в интернате тех, кто мог его в случае чего защитить, в армии тех, кто был старше по званию, а в институте тех, кто был материально обеспечен, кто был умнее и у кого были высокопоставленные родители.
Юру Локтионова он выделил среди однокурсников в первый же день учебы. Красивый высокий парень с улыбкой на губах внешне как две капли воды походил на него самого… в его же фантазиях. Именно за это Семчуков возненавидел его в первый момент. Но, обнаружив через день, что юноша имеет семь пядей во лбу, он запрятал это чувство как можно глубже, а через неделю сделал все, чтобы подружиться. Это оказалось нетрудно. Кроме того, что сверстник мог оказать помощь по любому предмету, он оказался доверчивым и добродушным. То, что его отец работал в Совмине, а соответственно отпрыску светило быстрое продвижение по карьерной лестнице, Степан узнал много позднее и тут же сделал для себя выбор: вот он, его шанс приблизиться к тем, кто живет другой жизнью. Учитывая мягкость характера Локтионова-старшего, а также преданность и веру в дружбу Локтионова-младшего, можно было надеяться, что и он не пропадет.
Но внутренне он продолжал его ненавидеть. За то, что уродился красавцем, за то, что был умен и имел таких родителей, за то, что женился по любви на первой моднице и хохотушке с архитектурного факультета Надежде. Одним словом, за все, что, как казалось со стороны, щедро сыпалось на Юрия как из рога изобилия.
Одно время Семчуков попытался с ним соревноваться. Он и на Гевер рванул следом за Локтионовым, надеясь, что вдали от высокопоставленного родителя сможет обойти Юрия по карьерной лестнице, и в аспирантуру поступил… Но достаточно быстро понял, что ничего не выйдет: ни занять положение выше, ни написать, а тем более защитить диссертацию он не сможет.
Заставив себя принять реальность, он снова осознанно ушел в тень Локтионова, который так ничего и не понял. Получая повышение, Юрий, как верный друг, всегда рекомендовал его на свое прежнее место, приглашал на все семейные праздники, делился горем и радостью. Цепочка оборвалась, когда нелюбитель закулисных интриг Локтионов впал в немилость из-за своего нежелания быть всеугодливым для новой власти. Тому, что Семчуков сменил его на этом посту, никто не удивился. Правда, для Степана Геннадьевича этап жизни, связанный с Юрием, на этом окончился.
Оглядываясь назад, можно было сказать, что жизнь у Степана Геннадьевича полностью удалась, если бы не одно обстоятельство: пришлось жениться на забеременевшей от него сотруднице. Симпатичная испуганная дуреха отказалась вовремя сделать аборт, а потому, чтобы не портить характеристику, пришлось идти в загс. Мягкая, наивная и добрая к окружающим, она никак не вписывалась в стиль его жизни, и, женившись без любви, Семчуков в скором времени, возможно, и развелся бы, если б не дочь, похожая на него как две капли воды не столько внешностью, сколько характером.
Девочка стала для него флагом, праздничным транспарантом, который он гордо нес впереди и, не жалея сил и средств, поднимал все выше и выше. Алина оказалась умницей и изо всех сил старалась соответствовать пожеланиям отца. А учитывая то, что кроме красоты матери, как ему казалось, она унаследовала вместе с генами отцовскую смекалку, девочка, похожая на Мальвину, была первой везде: в детском саду, в школе, в университете. Со временем любимица отца твердо заняла принадлежащее матери место и на семейных советах.