Страница 22 из 34
— Мне надо кое–что выяснить.
— Какой–нибудь секрет? — спросил Найл.
— Вовсе нет, Найл повернулся к Симеону, взявшемуся за прерванную еду. — У этого человека был на шее кулон?
— Был.
— Ты его снял?
— Нет. Зачем? Он такой же, как этот, — доктор указал себе на грудь.
Наил почувствовал вкрадчивый, сквозняку подобный холод.
— Ты его носишь?
— Да, а что в этом такого? Найл пытался говорить спокойно, обыденным голосом.
— Дай посмотреть?
Он протянул руку. Симеон был явно озадачен, но тем не менее полез под тунику, снял золотую цепочку с шеи и передал Найлу. Тот, подержав ее секунду на ладони, неожиданно обронил: ему показалось, что она живая, как какое–нибудь небольшое насекомое. Когда он следом поднял ее снова, присутствие жизни истаяло; это был просто кусочек металлического сплава. Направляемый каким–то шестым чувством, Найл опустил кулон в свой стакан меда. Остальные двое смотрели с замешательством.
— Ты чего это?
Найл смутился, понимая, что объяснение будет звучать абсурдно; подумал даже покривить душой, но решил: не надо. Жестом он указал на стакан.
— Вот он, я думаю, его и погубил. Симеон растерянно покачал головой.
— Это как же?
— Ты думаешь, зачем они все носили эти штуковины не шее? Для красоты? Это было бы глупо. Стоило поймать с ним одного, как остальных двоих опознать было бы уже легче. Нет, это какого–то рода проводник, или передатчик.
Оба собеседника неотрывно смотрели на кулон, успевший покрыться пузырьками.
— Откуда у тебя такие мысли? — спросил Симеон.
— Я брал кулон в Белую башню.
— Ах, вон оно что! — понимающе воскликнул Симеон. Найл дал ему остаться при своем мнении, это избавляло от объяснений.
— Но зачем ты сунул его в стакан? — недоумевал Вайг.
— Потому что вино — живая субстанция. Оно бы как–то отреагировало на вибрацию.
— Но ведь от проводника не наступает смерть, — заметил Симеон.
— От такого, я думаю, может, — уверенно сказал Найл. Вайга все это никак не убеждало.
— Но что заставляет тебя так думать?
Секунду Найл думал рассказать им, что произошло с ним в Белой башне, но отказался от такой затеи, слишком долго, да еще и неизвестно, поверят ли. Интерналайзер надо испытать на себе, чтобы понять. Вместо этого он сказал:
— Это так, просто догадка. Вот потому мне и хочется увидеть тело. Ты пойдешь со мной? — он повернулся к Симеону.
— Разумеется. Только ничего, если вначале все–таки доем? Покойник же не встанет и не сбежит.
— Ох, извини, — Найл не учел, что Симеон устал, — можешь не торопиться.
Симеон, понимая, что ведет себя несколько бесцеремонно, заметил:
— Ты вон и сам к еде едва притронулся.
— Ах да, конечно, — Найл заставил себя сжевать кусок хлеба с маслом, но безо всякого аппетита.
Пока Вайг с Симеоном опустошали графин меда, Найл делал вид, что слушает их разговор, хотя на самом деле мысли витали вокруг кулона и человека с уставленным перстом. Он поймал себя на том, что хотел бы переговорить с Дравигом — насколько все–таки легче общаться с разумным пауком, чем с человеком. Силуэт в черной мантии был таким четким, что Найл, казалось, различал кустистые брови, заостренные уши, пальцы с перепонками; пришлось тряхнуть головой, чтобы наваждение сгинуло. Взгляд упал на идущие вверх пузырьки в стакане, и одолела курьезная апатия, сродни гипнозу.
От грянувшего стука оборвалось сердце; Найл вздрогнул и как будто очнулся. Он сконфузился, поняв, что это всего лишь Нефтис стучит в дверь.
— Мой господин, здесь повелитель Дравиг.
— Хорошо, проси.
Когда в комнату влез Дравиг, Вайг с Симеоном поднялись; у них уже вошло в привычку ощущать неловкость, сидя в присутствии паука. Паучий ритуальный жест Найл принял кивком головы.
— Рад тебе.
— Я почувствовал, что ты хочешь меня видеть, потому и пришел.
Симеон и Вайг опустились обратно на подушки. Зная, что пауки недолюбливают вид занятых едой людей, Найл предложил:
— Давай пройдем в другую комнату, — и передал по дороге Нефтис: — Накажи, пожалуйста, Джарите, пусть принесет еще вина гостям.
Спальня была залита чистым светом луны, струящимся через окна, на стене отражались красноватые отблески очага.
— Симеон рассказал мне о смерти того человека, — сказал Найл. — Ты знаешь, как она наступила?
— Нет. Но подозреваю, что его убили.
— И я тоже. — Несколько секунд оба молчали; так как их умы были открыты друг другу, в тишине не было натянутости. Тут Найл спросил:
— Тебе знаком этот человек?
Слова он сопроводил мысленным образом того, в черной мантии; можно сказать, показал фотографию.
— Нет. Кто это?
— Тот, кто подослал убийц.
— Тогда, выходит, твоя жизнь в опасности, — подытожил Дравиг. Вникая во все напрямую, он мог говорить без обиняков; Найл в очередной раз порадовался прямоте связи.
— Я знаю, — сказал он.
— Ты должен принять особые меры предосторожности. Я распоряжусь насчет стражи, пусть поставят возле твоего дворца.
— Благодарю. — Идея не очень–то привлекала, но в ней чувствовался здравый смысл. Во дворец мог пройти кто угодно в любое время суток. До сегодняшнего дня Найл был в полной безопасности. Но виновный в гибели двух убийц может сам стать жертвой убийства.
— Я сейчас пойду и распоряжусь, — сказал Дравиг.
— Погоди. Надо сказать тебе кое о чем еще. Ты знал, что Скорбо все это время по–прежнему убивал и поедал людей?
— Как! — безмерное удивление Дравига дало понять, что он ни о чем не подозревал.
— Мой брат говорит, об этом знали многие, включая Сидонию, начальницу стражи Смертоносца–Повелителя.
— И она при всем при этом не докладывала? Она будет наказана.
— Не надо, ее вины здесь нет. Как и другие, она считала, что Смертоносцу–Повелителю об этом известно.
— Какая нелепость! — Дравиг начинал гневаться. — Смертоносец–Повелитель дал тебе слово, а его слово священно!
— Я это знаю. Но люди нашего города этого еще не понимают. Им нужно время, чтобы научиться.
Дравиг уже догадывался, каков будет следующий вопрос.
— Он действовал в одиночку?
— Нет. Я думаю, у Скорбо была компания сообщников, из числа близких друзей. Я знаю, кто это может быть. У Скорбо был свой круг друзей, все родом из одного района Астигии, где поклоняются Черному Богу Горы. Мне говорили, что они иноверцы, но я до сегодняшнего дня все никак не верил. Они должны быть наказаны.
— А это разумно? — Дравиг выказал непонимание. — Наказание пауков за убийство людей, не вызовет ли оно возмущения?
— Суд должен свершиться. Они не только ослушались Смертоносца–Повелителя, но и нарушили волю богини. Это преступление, достойное смерти.
Найл умолк; у него не было ни особого желания, ни резона выгораживать плотоядных сообщников Скорбо.
Дравиг почувствовал, что беседа подходит к концу.
— С твоего позволения, я пойду.
— Погоди. Я с тобой.
Нефтис по–прежнему караулила у двери. Найл велел ей позвать гужевых.
— Готовы в путь? — Симеон поднялся на ноги. Найл повернулся к Дравигу.
— Мне бы хотелось, чтобы ты проводил нас к больнице. Паук, если можно так выразиться, неохотно кивнул.
— Думаю, будет лучше, если с нами сходит твой брат, — сказал Симеон. — Надо что–то делать с его пальцем.
— Что, кровь все еще течет? — Действительно, обмотанный вокруг пальца носовой платок набух кровью. Стоило Вайгу его убрать, как на ранке проступила свежая кровь. — Почему она не запекается?
— Мне кажется, — рассудил Симеон, — там на лезвии какое–то вещество, мешающее свертыванию. У меня есть отвар, от которого все это должно пройти.
Ночь была холодная и на редкость ясная, луна светила над самой головой. Пока стояли в ожидании гужевых, Найл поискал глазами дом на той стороне площади, где убили Скорбо. Удивительно, на дома там больше не было, виднелась лишь прогалина. Дравиг понял, что высматривает Найл.
— Его снесли. Дом, где совершилось убийство, считается у нас нечистым местом.