Страница 166 из 173
Когда приблизились к обитой черной двери, та распахнулась, открывая взору темную внутренность залы с переплетением тенет. Найл напомнил себе, что он здесь равный в правах, никак не узник, но нелегко было совладать с острым чувством страха, сжавшим вдруг сердце. Впервые за все время трое стражников отстранились и позволили Найлу пройти одному. Первым в зал вошел начальник стражи, затем, следом за Найлом, жук–бомбардир. Найл и жук–посланник стояли бок о бок, пристально вглядываясь в затенение. Найл попытался пронзить темноту вторым зрением, но впечатление складывалось такое, будто кто–то намеренно скрадывает вид. Затем в груди зазвучал знакомый вкрадчивый голос.
— Теперь ты можешь меня слышать? — в голосе чувствовалась насмешка.
— Да, — ответил Найл. Он использовал только ум, чтобы передать значение слова, адресуя его таящемуся во тьме. Пауза. Снова вкрадчивый голос:
— И на этот раз ты понимаешь меня?
— Да, я понимаю тебя. — внутренний голос Найла звучал спокойно и уверенно; чувствовалось, что Смертоносец–Повелитель удивлен. Он обратился к начальнику стражи:
— У него что–то висит на шее. Сними это.
Найл без особого удовольствия представил скользящий по шее паучий коготь. Он сам полез под тунику, отстегнул цепочку с медальоном и протянул ее паучьему начальнику.
Жалеючи, конечно: расставаться с дорогой сердцу вещицей не хотелось.
Подал голос жук–бомбардир:
— Могу я передать вверенное мне послание?
Смертоносец–Повелитель послал разрешающий импульс.
— Хозяин велел передать, — сообщил посланник, — что этот человек находится под его опекой. Он полагает, что ты будешь обращаться с ним учтиво.
Ответ Смертоносца–Повелителя, выданный на непривычной для него вибрации жука–бомбардира, звучал не совсем внятно; Повелитель как бы заикался.
— Двуногий повинен в гибели многих моих подданных. Он тысячекратно заслуживает смерти. Я думаю, у меня к нему накопилось больше, чем у Хозяина. — Тенета самопроизвольно шевельнулись, словно под весом грузного тела.
— Может, это и так, но…
— Ты передал свое послание. Теперь ступай.
В повелении чувствовалась скрытая угроза — такая зловещая, что у Найла мурашки поползли по спине. Он ожидал, что посланник сейчас покинет зал, иной реакции невозможно было и представить. Между тем посланник, как ни удивительно, стоял на своем.
— Как сопровождающий, я требую права остаться.
Он произнес это спокойно, без запальчивости, но за словами вместе с тем чувствовалась железная решимость. Найл внезапно осознал, отчего пауки пошли на жуков–бомбардиров войной, и почему, в конце концов, были вынуждены пойти на примирение. Начальник стражи сделал шаг вперед, готовясь, видимо, в прямом смысле наброситься на посланника. Мысленный приказ Повелителя заставил его отойти. Когда Повелитель заговорил снова, голос у него звучал спокойней и размеренней.
— Я прошу тебя удалиться. Твоего присутствия не требуется.
— Твоя бесцеремонность вынуждает меня говорить открыто, — четко произнес посланник. — Хозяин велел передать — если ты убьешь этого человека, он будет вынужден раздать захваченное оружие своим слугам–людям, чтобы те отомстили. Твоим подданным не поздоровится.
Не успел он это произнести, как помещение наводнилось холодным, тяжело вибрирующим гневом — мощным, будто морская буря. Найл инстинктивно напрягся, готовясь к жестокому удару. Поглядев на жука–посланника, он с удивлением заметил, что на того, похоже, враждебная энергия не действует — стоит себе и безмятежно рассматривает темень тенет. Найла охватил невольный восторг, восстановивший в свою очередь самообладание.
Смертоносец–Повелитель также, похоже, почувствовал, что гнев выдает слабину. Когда он заговорил снова, голос у него был неожиданно спокоен:
— Я не намерен его убивать. Смерть была бы слишком легким искуплением. Теперь сделай одолжение, оставь нас наедине.
— Извини. Я должен остаться. — Жук так и стоял на своем!
Начальник еще раз сделал угрожающий шаг вперед, и снова был остановлен безмолвным приказом. Нависла тишина. Затем Смертоносец–Повелитель произнес:
— Хорошо, оставайся. Но поскольку это мои владения, условия диктую здесь я. Ты должен обещать хранить молчание. Условились?
— Условились.
— Вот так. Если ты нарушишь слово, то таким образом разорвешь и наш уговор, за что расплатой будет жизнь узника.
— Нет, с таким условием я согласиться не могу, — возразил жук.
— Можешь или нет, это меня не касается. А теперь умолкни. — Найлу показалось, что Повелитель сейчас не выдержит, сорвется.
Тут голос в груди снова ожил:
— Что ж, получается, я вынужден оставить тебе жизнь. Но преступление, подобное твоему, не может сойти с рук. Поэтому я решил, что тебе тоже надо пережить боль утраты. Твоя семья должна погибнуть у тебя на глазах.
Найл не сказал ничего; на сердце будто упал камень.
Смертоносец–Повелитель обратился к посланнику:
— Ты согласен, что не можешь возражать против того, как я распоряжусь судьбами других моих узников?
Секунду посланник молчал, затем жестом показал, что возражений не имеет. Пауза дала Найлу возможность подумать.
— Тебе нужно мое содействие, — сказал он. — Если с моей семьей что–нибудь случится, можешь ни на что не рассчитывать.
— Невозможного не бывает, — голос прозвучал вкрадчиво, чуть ли не кротко, но в нем чувствовались стальные остья жесткости. — Хочешь, докажу? Сейчас ты поклонишься до земли и назовешь меня своим правителем.
Найл стоял, ожидая. Он не собирался кланяться перед пауком. И тут с ужасом почувствовал, как в его тело вживляется волевая мощь Смертоносца–Повелителя. Попробовал воспротивиться, но это оказалось невозможным. Чужая сила сковывала подобно кольцам некоего гигантского удава, обжавшего тело так, что продохнуть невмоготу. Найл был совершенно не способен пошевелиться; ощущение такое, будто вмерз в глыбу льда. Свой ответ Найл слушал как бы со стороны:
— Хозяин просил меня передать, что желает восстановить мир между своими и твоими подданными. Я желаю сделать все от меня зависящее, чтобы это совершилось.
— Даже если для того потребуется присягнуть мне на верность?
— Да.
— Хорошо. Тогда встань на колени и скажи: с этой секунды я слуга Смертоносца–Повелителя и обязуюсь служить ему верой и правдой. — Давление усилилось так, что держаться было невозможно. Он услышал свой голос:
— С этой секунды я слуга Смертоносца–Повелителя, и обязуюсь служить ему верой и правдой.
Даже когда Найл произносил эти слова, ум у него продолжал выражать неприятие. От этого возникла особое победное чувство: воля остается свободной и несломленной. Судя по тому, как нарастает давление, можно судить, что враг разъярен. Лишь полное подчинение могло удовлетворить Смертоносца–Повелителя. Он жаждал сломить волю Найла, вынудить его сжаться от страха и молить о пощаде. Даже несмотря на беспомощность, Найл сознавал, что собственная его воля не подвластна Смертоносцу–Повелителю.
Жук–посланник пребывал в растерянности. Он так и не был до конца уверен в капитуляции Найла, подозревая, что тот специально, по каким–то своим соображениям, подчиняется, воле Смертоносца–Повелителя. Но уходить без человека он не собирался. За это Найл был ему глубоко благодарен.
— Хорошо, — сказал Смертоносец-Повелитель. — Я принимаю твою присягу. А сейчас ты у меня пройдешь первое испытание. Ты должен сообщить своей семье, что им всем предстоит погибнуть, чтобы искупить твое преступление против моих подданых. Введи узников, — велел он начальнику стражи.
— Это уж слишком, — сердито воскликнул посланник.
— Ты нарушил обет молчания! — изрек Смертоносец–Повелитель.
Помещение тотчас наводнилось тяжелой злобой. Хотя голову повернуть было нельзя, Найл понял, что посланник решил не пререкаться.
Начальник стражи подошел к двери. Слышно было, как та открывается. Затем послышались шаги. Мимо прошел Вайг, но Найл поначалу его не признал. На брате был меховой головной убор наподобие капюшона, полностью скрывающий лицо, руки связаны за спиной. За ним шла Сайрис, с Руной и Марой по бокам. На всех троих — точно такие же меховые капюшоны, и руки тоже связаны за спиной. Сайрис и малышки были связаны одной веревкой, пропущенной вокруг запястий. Начальник скомандовал узникам остановиться, и те безропотно застыли, глядя на густые тенета. Найлу родные показались до странности вялыми, будто в ступоре. Затем последовала команда развернуться. Когда они это сделали, Найл разобрал, что капюшоны — это маски с прорезями для глаз и широким отверстием для рта. С этого расстояния можно было различить, что рты узников заткнуты кляпами. Неизъяснимый ужас охватывал при виде этих меховых капюшонов и глаз, отрешенно взирающих сквозь прорези. На мгновение Найл даже почувствовал некоторую признательность за беспощадную хватку, льдом сковывающую тело: не так донимало взметнувшееся в душе отчаяние. Только сейчас дошло, что Смертоносец–Повелитель замыслил какую–то немыслимую жестокость.