Страница 270 из 300
А затем, у подножия лестницы, когда она ступила на мозаичные плиты пола, она увидела, кто ждет ее внизу, у выхода из дворца, чтобы сопровождать дальше, и сердце у нее почти перестало биться.
Там стояла группа людей. Одним из них был д'Эймон, и еще Раманус, который остался на Ладони — она никогда и не сомневалась, что он так поступит, — и был назначен Брандином Первым лордом флота. Рядом стоял Доарде, поэт, представитель народа Кьяры. Она ожидала его присутствия. Эта мудрая идея принадлежала д'Эймону: участие поэта с острова может послужить противовесом преступлению и смерти другого поэта. Рядом с Доарде стоял плотный, с умным лицом человек в одежде из коричневого бархата, обвешанный целым состоянием в золоте. Купец из Корте, и явно весьма процветающий, возможно, один из тех стервятников, которые нажили состояние на руинах Тиганы двадцать лет назад. За ним стоял худой, одетый в серое жрец Мориан, явно прибывший из Азоли. Она могла определить это по его облику, коренные жители Азоли все выглядели так серенько.
Последний из ожидавших ее внизу был из Нижнего Корте, и Дианора его знала. Человек из ее собственных легенд, из мифов и надежд, которые до сих пор поддерживали в ней жизнь. И от его присутствия здесь кровь чуть было не застыла у нее в жилах.
Весь в белом, разумеется, величественный, каким она его помнила с тех пор, когда была еще девочкой, с массивным жезлом в руке, всегда являвшимся его отличительным признаком, возвышаясь над всеми остальными, стоял Данолеон, Верховный жрец Эанны в Тигане.
Человек, который увез принца Алессана на юг. Так сказал ей Баэрд в ту ночь, когда увидел свою ризелку и ушел вслед за ними.
Она его знала, все знали Данолеона, его внушительную фигуру, широкие шаги и раскаты густого, великолепного голоса во время службы в храме. Пока Дианора приближалась к двери, ее на мгновение охватила дикая паника, но потом она сурово одернула себя. Он никак не мог узнать ее. Он никогда не видел ее ребенком. Да и почему он должен был ее видеть — девочку, дочь скульптора, иногда бывающего при дворе? А она изменилась, она с тех пор стала совершенно другой.
Но Дианора не могла оторвать от него глаз. Она знала, что д'Эймон собирается пригласить кого-нибудь из Нижнего Корте, но никак не ожидала, что это будет сам Данолеон. В те дни, когда она работала в «Королеве» в Стиванбурге, все знали, что Верховный жрец Эанны удалился от светской жизни в святилище богини в южных горах.
Теперь он покинул его и присутствует здесь, и, глядя на него, впитывая эту реальность, Дианора ощутила абсурдный, почти всепоглощающий прилив гордости от того, как он одним своим присутствием подавляет всех собравшихся здесь людей.
Это ради него и ради мужчин и женщин, подобных ему, ради тех, кто погиб, и тех, кто пока выжил на покоренной земле, Дианора собиралась совершить сегодня то, что она задумала. Его испытующий взгляд остановился на ней; они все так на нее смотрели, но именно под взглядом ясных голубых глаз Данолеона Дианора выпрямилась еще больше. Ей показалось, что позади всех них, за дверью, которую еще не открыли, она видит указанный ризелкой путь, который все ярче сияет перед ней.
Она остановилась, и они поклонились ей. Все шестеро мужчин выставили вперед прямую ногу и низко согнулись в поклоне, которого никто не видел несколько веков. Но это же была легенда, церемония, взывание ко многим силам, и Дианора почувствовала, что кажется им сейчас некой священной фигурой с тканых свитков далекой древности.
— Миледи, — торжественно произнес д'Эймон, — если позволите, мы будем вас сопровождать и отведем к королю Западной Ладони.
Осторожно сказано и четко, так как все их слова должны запомнить и повторять в будущем. Все должно сохраниться в памяти народа. Это одна из причин присутствия жрецов и поэта.
— С удовольствием, — просто ответила она. — Пойдемте. — Больше она ничего не сказала; ее собственные слова не имели особого значения. Сегодня должны запомнить не слова ее, а дела.
Она все еще не могла отвести глаз от Данолеона. Он был первым человеком из Тиганы, осознала Дианора, которого она видела с тех пор, как приехала на остров. На душе у нее стало светлее оттого, что Эанна, чьими детьми все они были, позволила ей увидеть этого человека перед тем, как она прыгнет в море.
Д'Эймон кивком отдал распоряжение. Массивные бронзовые двери медленно распахнулись, и стало видно огромную толпу, собравшуюся между дворцом и молом. Она увидела людей, заполнивших всю площадь до самых дальних уголков гавани и даже палубы стоящих на якоре кораблей. Постоянный ропот, который слышен был все утро, вырос до мощного форте, когда распахнулись двери, а затем резко смолк, когда толпа ее увидела. Мертвая, полная напряжения тишина, казалось, воцарилась на всей Кьяре под голубым куполом неба. И в эту тишину вступила Дианора. И тогда, когда они вышли на яркий солнечный свет и пошли по проходу, по сияющей дороге среди расступившейся толпы, она увидела Брандина, ожидающего ее у моря. Он был одет как солдат, с непокрытой головой, освещенный лучами весеннего солнца.
Что-то в ней больно повернулось при виде него, будто нож в ране. «Это скоро кончится, — сказала она себе спокойно. — Еще совсем немного. Очень скоро все кончится».
Затем пошла вперед, к нему, ступая как королева, стройная, высокая и гордая, одетая в цвета темно-зеленого моря, с кроваво-красным драгоценным камнем на шее. Она знала, что любит его, и знала, что страна ее погибнет, если его не прогнать или не убить, и всем своим существом оплакивала ту простую истину, что у ее отца и матери много лет назад родилась дочь.
Человеку такого маленького роста безнадежно было пытаться что-то увидеть с самой площади в гавани. Даже палуба корабля, который доставил их сюда из Корте, была переполнена людьми, заплатившими капитану за шанс увидеть Прыжок с этой выгодной точки. Дэвин пробрался к главной мачте и вскарабкался на нее, присоединившись к еще десятку мужчин, цепляющихся за снасти высоко над морем. У ловкости есть свои преимущества.
Эрлейн находился где-то внизу, среди толпы на палубе. Он все еще пребывал в ужасе, после трех проведенных здесь дней, от вынужденной близости к чародею из Играта. Одно дело, сердито сказал он, скрываться от Охотников на юге, и совсем другое — если приходится приближаться к чародею.
Алессан стоял где-то в толпе на площади. Дэвин один раз заметил его, когда он пробирался к молу, но теперь потерял его из виду. Данолеон находился в самом дворце, представляя на церемонии Нижний Корте. Ирония этого факта почти подавляла Дэвина, когда он разрешал себе задумываться. Он старался этого не делать, потому что ему становилось страшно за них всех.
Но Алессан высказался очень решительно, когда Верховному жрецу доставили составленное в учтивых выражениях приглашение приехать на юг и присоединиться к людям из трех других провинций в качестве официального свидетеля Прыжка за Кольцом.
— Разумеется, вы поедете, — сказал тогда принц, словно это было самым естественным поступком на свете. — И мы все тоже там будем. Мне необходимо оценить положение дел на Кьяре после произошедших перемен.
— Вы совсем спятили? — ахнул Эрлейн, не пытаясь скрыть изумление. Алессан только рассмеялся в ответ, хотя и невесело. Его стало невозможно понять с тех пор, как умерла его мать. Дэвин чувствовал себя совершенно не способным пробиться к нему, навести мосты. Несколько раз после смерти Паситеи он ловил себя на том, что ему отчаянно хочется, чтобы Баэрд был с ними.
— А что насчет Саванди? — спросил Эрлейн. — Не может ли это быть ловушкой для Данолеона? Или даже для вас?
Алессан покачал головой.
— Вряд ли. Ты сам сказал, что он не успел послать сообщение. И вполне правдоподобно объяснение, будто его убили разбойники в окрестностях святилища, как устроил Торре. У короля Западной Ладони сейчас более важные заботы, чем один из мелких шпионов. Это меня не волнует, Эрлейн, но все же спасибо за сочувствие. — Он улыбнулся холодной улыбкой. Эрлейн нахмурился и отошел.