Мозаика Парсифаля

– Вполне достаточно. С транспортом улажено?

– Вас доставят прямиком к вигваму Большого вождя на виа Витторио.

– Очень смешно. Вы имеете в виду посольство?

– Точно. Вы – специальный груз. Гарантированная доставка прямиком из Брюсселя.

– Все не так. Посольство абсолютно исключено.

– Но у меня такой приказ.

– Я отдаю другой.

Огилви прошел в маленький кабинет, отведенный для людей, подобных ему. Кабинет располагался в одном из ремонтных ангаров. В нем не было окон и почти не было мебели, зато находились два телефона, связанные с шифровальной машиной. Ведущий к кабинету коридор охранялся тремя парнями, облаченными в неприметные рабочие комбинезоны, под которыми хранилось оружие. Приблизиться к Огилви кому-нибудь неизвестному или принести с собой фотоаппарат было запрещено. В этом случае оружие было бы пущено в ход без предупреждения. Такие предосторожности явились результатом особых переговоров между представителями правительств, которых волновала деятельность, выходящая за рамки официальных соглашений о сотрудничестве специальных служб обеих стран. Короче говоря, тщательная охрана была просто необходима.

Огилви сел за письменный стол и снял трубку с телефонного аппарата слева от себя. Черный цвет говорил о том, что аппарат предназначался для переговоров внутри страны. Рыжеволосый агент набрал запечатленный в памяти номер и через двенадцать секунд услышал сонный голос подполковника Лоренса Брауна.

– Браун у телефона. В чем дело?

– Бейлор Браун?

– Апачи?

– Да. Я в Паломбаре. Новости есть?

– Никаких. Я заполучил всех следопытов Рима. Пока о нем ни слуху ни духу.

– Заполучили что?!

– Следопытов. Мы использовали все платные источники, а также тех, кто нам чем-то обязан…

– Проклятье! Отзовите их немедленно! Вы хоть понимаете, что творите?

– Полегче, приятель. Не думаю, что нам с вами удастся сработаться.

– Мне все равно! Я не дал бы за это и сраного воробья! Вы сейчас имеете дело со змеей, приятель, а не решаете кроссворд для слабоумных. Стоит ему заметить начавшуюся на него охоту, и он поймет, что вы нарушили правила игры. А поняв это, ужалит. Господи, неужели вы полагаете, что за ним никогда не было слежки?

– Мне известны качества моих следопытов, Апачи, – возразил Бейлор воинственным тоном.

– Полагаю, нам следует встретиться и поговорить.

– В таком случае подъезжайте, – предложил подполковник.

– Да, еще одна проблема, – ответил Огилви, – посольство исключено.

– Но почему?

– В домах на противоположной стороне улицы случайно могут оказаться окна. Других причин я не привожу.

– Что же это за причины?

– Он знает, что ни при каких условиях я не покажусь на территории посольства. Камеры КГБ нацелены на все входы и выходы и действуют круглосуточно.

– Он даже не подозревает о вашем приезде, – возразил Бейлор. – Не знает, кто вы.

– Сразу поймет, как только вы скажете.

– Какое имя назвать? – кисло поинтересовался офицер.

– Апачи. Вполне достаточно.

– Он поймет, в чем дело?

– Непременно.

– Мне ваша кличка ни о чем не говорит.

– И не должна.

– Вы определенно не желаете, чтобы мы сработались.

– Весьма сожалею.

– Значит, приезжать вы не хотите. Где же мы встретимся?

– В парке «Вилла Боргезе». Я вас найду.

– Да, пожалуй, это проще, чем мне отыскать вас.

– А ведь вы ошибаетесь, Бейлор.

– В чем?

– Да в том, что мы якобы не сработаемся. – Огилви промолчал, а затем добавил: – Встречаемся через два часа. К тому времени объект уже может связаться с вами.

Март, как правило, не самый лучший месяц для парка «Вилла Боргезе». Прохлада римской зимы, хоть и не очень суровой, еще не исчезла полностью. Еще не раскрылись бутоны, не вспыхнули красками продолговатые и круглые клумбы – гордость парка весной и летом. Несметное число тропинок, проложенных между линиями к зданию знаменитого музея, казались чуть грязноватыми, зелень – немного блеклой, деревья – сонными. На скамьях вдоль пешеходных троп лежал слой пыли. Над парком висела легкая дымка, которую обычно смывают апрельские дожди. Но пока природа хранила мартовскую безжизненность.

Огилви стоял у огромного дуба позади музея, граничащего с парком. Было слишком рано, и по аллеям слонялось всего несколько студентов и туристов, томящихся в ожидании момента, когда смотритель распахнет двери, ведущие к сокровищам Боргезе. Бывший оперативник, вновь вернувшийся к деятельности, посмотрел на часы. На его изборожденном морщинами лице промелькнула тень раздражения. Время приближалось к восьми сорока, и сотрудник военной разведки опаздывал уже больше чем на полчаса. Недовольство Огилви было обращено в равной мере как на себя, так и на Бейлора. Торопясь отвергнуть визит в посольство и желая показать, что командует операцией, он избрал очень плохое место для рандеву. Никуда не годное место. Огилви это понимал. Видимо, и подполковник сообразит, если даст себе труд подумать. Скорее всего, он и опаздывает по этой причине. На самой вилле Боргезе слишком тихо в столь ранний час, она стоит слишком уединенно, и на ее территории чересчур много укрытий, из которых можно вести наблюдение как визуально, так и с помощью приборов. Огилви выругался про себя, это явно не лучший способ утверждения своего авторитета и претензий на руководство. Подполковнику, видимо, пришлось избрать кружной путь, менять средства передвижения, использовать различные уловки в надежде обнаружить слежку. Фотокамеры КГБ нацелены на посольство, и Бейлор оказался в нелегкой ситуации в результате деятельности вашингтонского осла с загадочной кличкой Апачи, которая как нельзя более подходит для коробки с корнфлексом.

Загадка в имени, конечно, была. Но она не имела ничего общего ни с глупостью, ни с маркой корнфлекса. Семь лет назад в Стамбуле два секретных агента с кодовыми именами Апачи и Навахо едва не расстались с жизнью, пытаясь предотвратить организованное КГБ убийство.

У них ничего не вышло, но в ходе операции в четыре утра Навахо попал в критическую ситуацию на пустынном в это время бульваре Ататюрка. Команды убийц из КГБ перекрыли все пути спасения. Гибель казалась неизбежной до того момента, как Апачи, прорвавшись на огромной скорости по мосту на украденной машине, притормозил у тротуара и приказал партнеру либо прыгать к нему, либо остаться без черепа. Под бешеным огнем Огилви сумел проскочить, получив касательное ранение в висок и две пули в правую руку. Человеку, которого семь лет тому назад звали Навахо, было не просто забыть Апачи, ведь без него Майклу Хейвелоку пришлось бы закончить счеты с жизнью в Стамбуле. Огилви очень рассчитывал на хорошую память Навахо.

Звук. Сзади. Он резко повернулся, перед его лицом была черная ладонь, из-за которой виднелось черное лицо. На Огилви внимательно смотрели неподвижные, широко поставленные глаза. Бейлор дважды резко повернул голову и приложил указательный палец к губам. Затем, медленно приблизившись к Огилви, потащил его за толстый ствол дуба и кивнул головой в сторону южного сада, за дальним входом в каменное здание музея. Примерно в сорока ярдах от них находился мужчина в темном костюме с каменным выражением лица. Он двигался то в одну сторону, то в другую, словно не знал, по какой тропинке пойти.

Издалека до их слуха донеслись один за другим три сигнала автомобильного клаксона и шум мотора. Мужчина замер на мгновение и побежал на звуки. Через несколько мгновений он исчез за восточной стеной виллы Боргезе.

– Отвратительное место, – сказал подполковник, взглянув на часы.

– Это сигналила ваша машина?

– Моя машина стоит у ворот, ведущих на Винито. Сигнал был едва слышен, на что я и рассчитывал.

– Прошу прощения, – произнес бывший оперативник. – Я слишком долго не был в деле. Обычно я не совершал подобных ошибок. В Боргезе прежде было многолюдно.

– Не стоит беспокоиться. Кроме того, я вовсе не уверен, что вы совершили ошибку.