Железная звезда

— Это монеты! Деньга! Посмотри, дозорный! На них портреты цезарей!

— Чьи портреты?

— Древних правителей. Ты что, совсем не знаешь историю прежних циклов?

Я с любопытством уставился на него.

— Гормон, ты сообщил нам, что не относишься ни к одной гильдии. А может, ты все же историк?

— Посмотри на меня, на мое лицо, дозорный: могу я принадлежать к какой-нибудь гильдии? Кто решится принять мутанта в свои ряды?

— Тоже верно,— согласился я, разглядывая его золотистого цвета волосы, жирную, словно залитую воском кожу, багрово-красные зрачки, рот с неровными губами. Весь его облик был результатом тератогенного влияния каких-то биологически активных веществ. Он был чудовищем, в своем роде совершенным и даже привлекательным, но все же чудовищем, мутантом, стоящим вне законов и обычаев людей Третьего цикла цивилизации. Места для гильдии мутантов в нашем мире не было.

— Вот, еще!..

Сумка его имела неограниченную емкость — возможно, при необходимости в ее серую измятую пасть можно было запихнуть содержимое всего мира. Гормон извлек из ее таинственной глубины детали каких-то машин, свитки пергамента, непонятный угловатый предмет из коричневого металла — возможно, какое-то орудие труда, три квадратика сияющего стекла, пять листов бумаги — бумаги! — и кучу еще каких-то реликвий античных времен.

— Удачный поход, а, дозорный? Это ведь не случайный набор предметов! Все они переписаны, снабжены ярлыками, указан слой, примерный возраст предмета, место. Здесь тысячи лет Рума.

— Следовало ли тебе брать эти вещи?

— Почему бы и нет? Кто их хватится? Кто в этом цикле думает о прошлом?

— Историки!

— Для их работы материальные предметы просто не нужны.

— А тебе-то они зачем?

— Меня интересует прошлое, дозорный. Я — изгой, но стремлюсь достичь вершин учености. Что тут плохого? Уроду нельзя жаждать знаний?

— Нет, конечно. Ищи что хочешь и пополняй свой научный багаж как считаешь нужным. А это, несомненно, Рум. На заре мы окажемся у его стен... И, надеюсь, найдем чем заняться.

— У тебя могут быть проблемы.

— То есть?

— В Руме дозорных и так слишком много, не сомневайся. В твоей работе нужды там нет.

— Я буду искать милости принца Рума.

— Принц Рума — холодный и жестокий человек.

— Ты знаешь его?

Гормон пожал плечами.

— Я немного слышал о нем.— Он принялся складывать находки в свою бездонную сумку,— Но попробуй попьггать счастья и обратиться к нему. У тебя разве есть выбор?

— Никакого.

В ответ Гормон расхохотался, продолжая с увлечением перебирать похищенные артефакты, а мне было не до смеха. Этот мутант-монстр, человек с нечеловеческой внешностью, этот изгой излучал самоуверенность — и это в нашем непредсказуемом мире! Как он мог быть таким холодным, таким бесчувственно-небрежным? Он не знал, что такое тревога, и издевался над теми, кто испытывал опасения.

Гормон сопровождал нас уже девять дней: мы встретили его в древнем городе, у подножия вулкана на берегу моря. Я не предлагал ему присоединиться к нам, можно даже сказать, что он набился нам в компаньоны, но я не мог отказать Аулуэле и согласился на его присутствие. В это время года на дорогах темно и холодно, по окрестностям бродит много опасных хищников, и потому для старика и девушки не было и не могло быть лучшего спутника, чем сильный и здоровый мужчина, пусть и со специфической, как у Гормона, внешностью. Однако порой я жалел о своем решении, и сейчас как раз настал такой момент.

Я медленно побрел обратно к своей тележке. Гормон окликнул меня, словно только теперь до него дошло:

— Послушай, я что, прервал твой дозор?

— Да, помешал.— Я постарался ответить помягче.

— Жаль. Начни снова. Не буду мешать.— И он улыбнулся своей поразительной улыбкой — одной половиной лица,— полной такого очарования, что все подготовленные ругательства так и остались невысказанными.

Я снова коснулся кнопок, установил контакты с узлами и проверил настройку шкал, однако войти в состояние дозора никак не удавалось — я оставался настороже из-за присутствия Гормона, я боялся, что он, несмотря на свое обещание, снова вломится в мою сосредоточенность в самый болезненный момент и разрушит ее. Я отвел взгляд от аппаратуры — мутант стоял на противоположном краю дороги и смотрел вверх, разыскивая Аулуэлу. Заметив, что я обратил на него внимание, он спросил:

— Что-то случилось, дозорный?

— Да нет. Просто момент неподходящий для работы. Я хочу подождать.

— Послушай, а если враги действительно придут со звезд на Землю, твои приборы тебе дадут знать об этом?

— Надеюсь.

— А что потом?

— Я оповещу защитников.

— И на этом дело твоей жизни завершится?

Я кивнул.

— Скорее всего.

— Все-таки зачем нужна целая гильдия? Неужели нельзя создать один крупный центр, откуда бы велось наблюдение? Для чего нужны полчища бродяг дозорных, постоянно перебирающихся с места на место?

— Чем больше векторов обнаружения, тем больше шансов предупредить нападение.

— Значит, отдельный дозорный, включив свои машины, может не заметить, что захватчики высадились прямо перед его носом?

— Не исключено. Поэтому-то в нашем деле избыточность имеет такое важное значение.

— Вы способны довести любую идею до крайности. Во всяком случае, я так иногда думаю.— Гормон рассмеялся.— Ты действительно веришь в предстоящее нападение?

— Да,— сказал я твердо,— иначе моя жизнь напрасна.

— Но зачем Земля обитателям других миров? Что у нас есть, кроме остатков старых империй? Что они будут делать с жалким Румом? С Перрисом? С Жорслемом? С прочими сгнившими городами? С идиотами принцами? Согласись, дозорный: нападение — просто миф, а ты четыре раза в сутки выполняешь бессмысленные телодвижения.

— Мое ремесло — вести дозор. Твое — издеваться, Гормон.

Изобразив на своей физиономии притворную гримасу раскаяния, мутант печально произнес:

— Прости меня. Продолжай свой дозор.

— Ладно.

Обозленный, я повернулся к приборам, решив теперь игнорировать любое вмешательство, каким бы грубым оно ни было.

В небе зажглись звезды. Я смотрел на эти сияющие созвездия и понимал, что мой мозг начал регистрировать бесконечные миры и полностью погрузился в свое ремесло.

Взявшись за ручки, я позволил всплеску энергии пройти сквозь меня, направил разум к небесам и принялся отыскивать враждебные силы. Что за экстаз! Какое невероятное наслаждение! Я, никогда не покидавший эту маленькую планету, брел сквозь черные пространства пустоты от одной пылающей звезды к другой и рассматривал крутившиеся волчками планеты. И с каждым шагом передо мной представали все новые лица, некоторые незрячие, другие — со множеством глаз, и открывалась вся сложность доступных мне населенных галактик. Я разведывал возможные места концентрации враждебных сил, инспектировал их тренировочные площадки и военные лагеря. Я искал — как проделывал это четыре раза в сутки в течение всей моей взрослой жизни — завоевателей, обреченных по предначертанию судьбы захватить наш истерзанный мир.

Я ничего не обнаружил и, когда вышел из транса, мокрый и опустошенный, увидел, как спускается Аулуэла.

Словно перышко, она легко коснулась земли. Гормон позвал ее, и Аулуэла побежала к нему, нагая, маленькие ее груди дрожали; он обхватил ее тельце своими мощными руками, и они обнялись, но не страстно, а как бы играя. Когда мутант отпустил девушку, она повернулась ко мне.

— Рум...— выдохнула она,— Рум!

— Ты видела его?

— Весь! Тысячи людей! Огни! Бульвары! Рынок! Разрушенные дома возрастом в несколько циклов! О дозорный, как прекрасен Рум!

— Значит, твой полет был удачным?

— О, просто сказочным!

— Завтра мы будем в Руме.

— Нет, дозорный, сегодня, сегодня! — Она была по-девичьи нетерпелива, лицо пылало от возбуждения,— Это совсем короткое путешествие! Взгляни, это так близко!

— Нам сначала надо передохнуть. — Я возражал, но мягко.— Мы же не хотим прийти в Рум усталыми.