Железная звезда

— Что будешь пить? — спросил я незнакомку, запинаясь от волнения. Во рту пересохло. Я мысленно обругал себя: суетишься, как школьник!

— То же, что и ты.

— «Паракало» со льдом,— заказал я.

У нее были пышные золотистые кудри до плеч, и желтые, как у кошки, глаза, и полные спелые губы совершенно непринужденно растягивались в теплейшую из улыбок. Ее аромат наводил на мысли о молодом вине, о зеленых полях на рассвете, о быстрых горных потоках, а еще о лаванде, летнем зное, ночном ливне, бьющих в берег волнах и штормовых ветрах.

Я понял, что передо мной враг. Но не испугался.

— Ты кто? — повторил я.

— Догадайся.

— Афродита? Нет, это было бы слишком просто. Ты, наверное, Арес, или Гефест, или Посейдон.

Мое предположение вызвало смех — мелодичную каденцию бьющего через край веселья, а затем она проговорила с чувственными обертонами:

— Ты переоцениваешь мои артистические способности. Но вообще-то мне нравится ход твоей мысли. Арес в юбке! Посейдон с чисто выбритой физиономией! Гефест в белом парике! — Она наклонилась ко мне. Ее запах стал сокрушительней урагана.— Ты угадал с первого раза.

— Афродита?

— И никто иной. Я теперь живу в Лос-Анджелесе. Решила погостить на родине. А ты? Ведь ты — из старших?

— Почему ты так решила?

— От тебя веет древностью. Доолимпийским прошлым,— Она задумчиво позвякала кубиками льда в бокале, сделала большой глоток и посмотрела мне прямо в глаза.— Прометей? Титий?

Я отрицательно покачал головой.

— Ну, все равно ты из этого племени. Я думала, вы все давным-давно исчезли, ан нет... Титана за версту узнаешь — вибрация у них особая. И все-таки, кто именно? Наверное, из самых малоизвестных. Тавмант? Форкий?

— Еще малоизвестнее,— усмехнулся я.

Она сделала еще несколько попыток. Холодно. Холодно. Холодно...

— Тифей,— признался я наконец.

Ужинать мы пошли в город. На узких улочках на нас оглядывались прохожие. Точнее, на Афродиту. На ней было просвечивающее оранжевое платьице, а под ним — ничего, и тем, кто оказывался восточнее нее на ведущей к закату улице, открывалось то еще зрелище.

— Так ты в самом деле не веришь, что я ищу Зевса? — спросил я.

— Скажем так: я верю, что у тебя есть дело, которое ты считаешь важным.

— Ладно, так и скажем. Я должен его найти.

— Зачем?

— Так надо,— ответил я.— Тут ничего личного. Просто я родился мстителем. Мое единственное предназначение в жизни — отплатить Зевсу за войну с детьми Геи. Ты же знаешь.

— Тифей, война давным-давно закончилась. Что было, то быльем поросло. Да и недолго Зевс радовался победе.

Мы шли по лабиринту извилистых улочек города Миконос. Она указала на симпатичный ресторанчик «У Катерины».

— Зайдем? Я тут вчера ужинала, знаешь, понравилось.

Мы заказали бутылку белого вина.

— А ты неплохое тело выбрал,— сказала она.— Не красавец, конечно, но симпатичен. Особенно глаза удачные. Взгляд ласковый, искренний, но при этом еще и умный, проницательный.

Я не из тех, кого легко отвлечь от важной темы.

— Что случилось с олимпийцами?

— Почти все вымерли. Один за другим. От забвения. И от голода.

— Ерунда. Боги бессмертны.

— Некоторые — да, некоторые — нет. Ты ведь и сам это знаешь. Разве стоглазый Аргус не убил твою Ехидну? А она после этого разве ожила?

— Да, но главные боги...

— Если и живы, то забыты, а забвение — все равно что смерть. Пока ты лежал под Этной, пришли новые боги. Даже войны не было. Просто они появились, а нам пришлось исчезнуть. Уступить им место.

— Это я уже заметил.

— Да. Мы оказались не удел. Ты видел, в каком состоянии наши храмы? Видел, чтобы кто-нибудь сжигал требы на алтарях? Нет, для нас все в прошлом — и поклонение, и жертвоприношения. В далеком прошлом. Мы всем скопом, до последней мелкой сошки, отправились в изгнание, рассеялись по миру. Мне думается, большинство из нас просто взяло и померло, хоть мы и бессмертны в принципе. Я уже тысячи лет никого не встречала.

— А в последний раз кого видела?

— Аполлона. Он был седой и обрюзгший. И разок заметила Гермеса... да, наверное, тот дряхлый маразматик был Гермес. Он хромал.

— А Зевс? — допытывался я.— Он тебе нигде не попадался с тех пор, как ты покинула Олимп?

— Нет. Ни разу.

Я поразмыслил над услышанным.

— Ну а тебе как удалось сохранить такой цветущий вид?

— Я же Афродита. Сила жизни. Красота. Страсть. Все это еще долго не выйдет из моды. Да я и сама стараюсь беречь форму.

— Н-да... Похоже на то.

Вокруг нас порхала официантка. Меня переполняли вопросы, но настало время заказывать. Мы и заказали: виноградные листья с фаршем, жареную рыбу, крошево из овощей. Обычную греческую еду. И еще бутылку вина. У меня уже гудело в голове. В ресторане было тесно, сутолочно, шумно.

Перед глазами все плыло. Изумительные ощущения!

Спустя некоторое время я сказал:

— И все-таки я убежден, что Зевс где-то рядом. Я его найду и на сей раз надеру ему задницу. Теперь его очередь корчиться под Этной.

— Удивительно, до чего же напоминают мальчишек иные бессмертные боги. Даже такие здоровенные и грозные, как ты.

Я густо покраснел. И промолчал.

— Забудь ты о нем,— убеждала она.— И Тифея забудь. Останься человеком. Ешь, пей, веселись.

У нее блестели глаза. А у меня возникло такое чувство, будто я неудержимо клонюсь вперед, падаю в сладкую бездну меж ее грудей.

— Можем вместе попутешествовать. Я тебя научу наслаждаться своим телом. И моим. Скажи, ты когда-нибудь влюблялся?

— Да. Мы с Ехидной...

— С Ехидной! Как же, помню. Вы с ней наплодили целую свору чудищ вроде тебя самого, о многих головах и с ядовитыми когтями. Нет, говоря о любви, я имела в виду вовсе не Ехидну. Мы с тобой — на земле. Я — женщина, а ты — мужчина.

— Но Зевс...

— Зевс! — Она состроила гримаску. В ее устах имя владыки Олимпа звучало как непристойное словечко.

Я заплатил за ужин, мы вышли в теплую и ветреную ночь и минут пятнадцать—двадцать бесцельно брели извилистыми улицами. Они нас привели к берегу, в темный, безлюдный квартал, где стояли длинные складские строения, где ширина улиц между ветхими белеными стенами не превышала пяти футов.

Она вдруг повернулась ко мне лицом, порывисто обняла и привлекла к себе. В ее глазах полыхали озорные огни. Ее губы нашли мои. Тихонько шипя, она клонила меня назад, пока я не уперся лопатками в стену. Она прижималась ко мне изо всех сил, и потоки энергии, способные изжарить целый континент, кочевали по нашим телам. Наверное, никто, будь он человеком или богом, не отказался бы в ту минуту поменяться со мной местами.

— Быстро! — прошептала она.— В гостиницу!

— В гостиницу!

Пешком? Еще чего! Вспышка — и нет нас в лабиринте портовых улочек, мы уже в гостиничном номере. И до рассвета мы генерировали эротическую энергию такой мощности, что весь островок гудел, и дрожал, и тонул в сладостной буре. Мы извивались, бились, стонали и рычали, с нас текли реки пота, сердца стучали, точно молот Гефеста, а глаза закатывались от упоительного изнурения. Мы позволили себе такую роскошь, как границы возможностей, чтобы наши смертные тела сами переступили эти границы. Зато мы вновь и вновь пополняли их силы и много раз испытали наивысшее блаженство, прежде чем на востоке, над высоким частоколом стен, заря взялась розовыми пальцами за краешек неба.

Обнаженные, но невидимые для чужих любопытных глаз, мы с Афродитой рука об руку бродили по залитому утренним солнцем берегу кишащего рыбой моря, и она шепотом рассказывала о том, где нам предстояло побывать, и о том, что нам предстояло испытать.

— Тадж-Махал,— говорила она.— Летний дворец махараджи в Удайпуре. Персеполь, весенний Исфахан. Баальбек. И конечно, Париж. Каркассон. Водопад на реке Игуасу. Синяя мечеть, фонтаны голубого Нила. Мы будем любить друг друга в вилле Тиберия на Капри, и между лапами Сфинкса, и в снегах на вершине Эвереста...