Страница 125 из 219
— Один мне не нужен,— сказал Лист.
Но они так и не забрали сапог, и Лист зашвырнул его в траву у дороги.
Дорога плавно повернула к северу и пошла на подъем. Она тянулась мимо лесистых холмов, где обитали Древесные Жители. Лист и Тень бездумно шагали, почти не общаясь друг с другом. Везде на дороге виднелись следы Снежных Охотников, но сами они ушли далеко вперед и догнать их пока не удавалось.
Ближе к полудню небо вновь прояснилось и стало неожиданно тепло. Через час пути Тень сказала:
— Мне нужно отдохнуть.
У нее стучали зубы. Она села у обочины и обхватила себя руками. Покрытые густым мехом Танцующие Звезды обычно носили одежду только в злейшие зимы, но сейчас и мех не спасал ее от озноба.
— Ты заболела? — спросил Лист.
— Пройдет. Это реакция... Жало...
— Понятно.
— И Венец, Мне его тоже жалко.
— Он сумасшедший. Убийца.
— Не суди его так запросто, Лист. Он обречен и знает об этом. И потому страдает. А когда страх и боль стали невыносимыми, он и набросился на Жало. Он не знал, что творит. Ему нужно было кого-нибудь сокрушить, уничтожить, чтобы облегчить боль.
— Все мы когда-нибудь умрем. Но обычно это не заставляет нас убивать друзей.
— Я не говорю о «когда-нибудь». Венец погибнет уже сегодня или завтра.
— Почему?
— Что он может сделать, чтобы спастись?
— Он может уступить Древесным Жителям и пойти пешком, как и мы.
— Но ты же знаешь, что он никогда не откажется от фургона.
— Ну, тогда он может повернуть своих лошадей к Тептису. И у него будет шанс добраться до Закатного пути.
— И этого он не сделает.
— Почему?
— Он не может вести фургон.
— У него нет иного выхода. Для него это вопрос жизни и смерти. Придется ему хоть раз умерить свою гордыню и...
— Я не о том, что он не будет вести, Лист. Я сказала: «Не может». Венец на это не способен. Он не в состоянии установить внутреннюю связь с кошмарами. Как ты думаешь, почему он всегда нанимал возниц? Почему так настаивал, чтобы в пурпурный дождь вел ты? Он не может передавать мысли. Ты когда-нибудь видел, чтобы человек из племени Темного Озера управлял кошмарами? А?
Лист изумленно воззрился на нее:
— И ты об этом все время знала?
— Да, с самого начала.
— И поэтому не решалась оставлять его одного у ворот? Когда говорила о наших обязательствах перед ним?
Она кивнула:
— Покидая его, мы, все трое, тем самым приговорили его к смерти. Древесные Жители его не пропустят, если он не отдаст фургон. А он не отдаст. И тогда они его убьют. Сегодня, завтра или через день...
Лист закрыл глаза и покачал головой:
— Мне стыдно... Значит, мы оставили его на верную смерть... Но почему он не сказал?
— Венец слишком горд.
— Да. Да... Именно поэтому и скрывал... У нас у всех есть обязательства друг перед другом. Но ни ты, ни я, ни Жало не давали обязательства погибать только потому, что Венец не может расстаться со своим чудесным фургоном. Но все же...— Он с силой сцепил руки.— А почему же ты все-таки решила оставить его?
— Ты сам только что сказал. Я не хотела, чтобы Венец погиб, но не обязана умирать из-за него. Да и ты заявил, что в любом случае уйдешь.
— Бедняга... Безумец...
— А потом он убил Жало. Жизнь за жизнь, Лист. Никаких обязательств больше нет. Я не чувствую себя виноватой.
— Я тоже.
— Кажется, озноб проходит.
— Отдохни еще немного.
Прошло еще более часа, прежде чем Лист увидел, что Тень в состоянии продолжить путь. Теперь дорога все время шла в гору. Подъем был не крутой, но отнимал силы, так что передвигались они чуть ли не черепашьим шагом. День уже клонился к вечеру, когда они добрались до верхней точки и вновь остановились на отдых. Отсюда было видно, что впереди извилистая лента дороги ныряет в живописную зеленую долину. Далеко внизу расположились у широкого ручья Снежные Охотники — они тоже отдыхали.
— Дым,— сказала Тень.— Чувствуешь?
— Наверное, костры Охотников.
— Разве они развели костры? Не вижу ни одного.
— Значит, Древесные Жители.
— Ну и большущий же у них, должно быть, костер!
— А нам-то что? Пошли дальше?
Вдруг откуда-то раздался голос:
— Вот так и заканчивается обычный путь — глупостью и смертью, и все больше растет Всеединое.
Лист вскочил и обернулся. С холма долетел смех, кустарник зашевелился и там появилась смутная, едва очерченная фигура. Фигура направилась к ним, и Лист понял, что это Незримый. Несомненно, тот самый, что пробрался в фургон еще в Тептисе.
— Чего ты хочешь? — спросил Лист.
— Я? Хочу? Да ничего я не хочу. Просто проходил мимо.— Незримый ткнул пальцем через плечо.— С вершины того холма далеко видно. Ваш друг-великан храбро сражался, он убил многих, но дротики, дротики...— Незримый расхохотался.— Он умирал, но все равно не хотел отдавать им фургон. Такой упрямец. Такой глупец. Что ж, счастливого вам пути.
— Постой! — воскликнул Лист.
Но очертания Незримого уже пропали. Остался только смех, но вскоре и он стих. Лист продолжал звать Незримого, но ответа не было. Тогда он бросился к холму и устремился вверх, хватаясь руками за густой кустарник. Добравшись до вершины, он остановился, с трудом переводя дух и обводя взглядом глубокую лощину и только что пройденный участок дороги. Отсюда ему было видно все: и скрывающееся в лесу селение Древесных Жителей, и Паучью дорогу, и строения на обочине, и стену, и расчищенный от кустарника участок возле нее. И фургон. Крыши на нем не было, боковины рухнули. Яркие языки пламени взмывали высоко вверх, и черным облаком клубился в воздухе дым.
Лист долго стоял и смотрел на погребальный костер Венца, а потом вернулся к Тени.
Они спустились к ручью, где недавно делали привал Снежные Охотники. Тень прервала долгое молчание:
— Были же времена, когда мир был иным. Одинаковые люди... Жили мирно... Давно ушедший золотой век. Почему же все изменилось, Лист? Как мы дошли до такого?
— Ничего не изменилось, кроме нашей внешности,— ответил Лист.— А внутри мы остались прежними. Никогда не было никакого золотого века.
— Раньше не было Зубов.
— Зубы существовали всегда, только назывались как-то иначе. А по-настоящему мирные времена бывали не часто. Жадность и ненависть неистребимы.
— Ты действительно в это веришь?
— Да. Верю, что человечество — это человечество. Мы все одинаковы, как бы ни выглядели. Все перемены в нашей внешности — пустяки. И лучшее, что мы можем сделать,— найти свое счастье, какими бы темными ни были времена.
— Эти времена темнее прочих, Лист.
— Возможно.
— Это злые времена. Близится конец света.
Лист улыбнулся:
— Пусть близится. Нам выпало жить в эти времена, и не надо спрашивать почему, и не стоит грустить о хорошем прошлом. Боль отступает, когда приходит смирение. Вот все, что у нас есть. И мы должны смириться. Это дорога, по которой мы идем. День за днем мы теряем то, что никогда нам и не принадлежало, день за днем мы приближаемся к Всеединому, и ничего не имеет значения, Тень, ничего, кроме умения принимать судьбу.
— Верно,— признала она.— Сколько еще до Средней реки?
— Несколько дней.
— А оттуда до твоих родичей у Внутреннего моря?
— Не знаю. Сколько бы ни было — все наше. Очень устала?
— Думала, будет хуже.
— Стоянка Снежных Охотников должна быть не так уж далеко. Сегодня отоспимся.
— Венец... Жало...
— Что?
— Они уже спят.
— Во Всеедином. И ни о чем не тревожатся. И не чувствуют боли.
— А прекрасный фургон превратился в обуглившиеся обломки!
— Если бы Венец соблаговолил отдать его, когда понял, что умирает... Но это был бы уже не Венец, да? Бедный Венец... Бедный безумный Венец...
Вдруг он заметил какое-то движение впереди.
— Смотри! Снежные Охотники нас заметили! Вон Небо... Клинок...