Дорога в Гандольфо

Была и еще одна причина, по которой вариант номер семь приобрел для Сэма первостепенное значение. Он помнил слова Хаукинза: «А пока вези эти счета… Прежде чем собрать их всех и прочитать им первую краткую лекцию… как строго блюдет их интересы командование…»

Офицеры Хаукинза давали согласие на свою вербовку, не зная даже, в чем заключаются стоящие перед ними боевые задачи. В военном смысле в этом нет ничего особенного, однако если учесть огромные потенциальные ресурсы противника, – а это практически весь мир, – то не так уж сложно будет убедить волонтеров попытаться применить свои силы и способности в иных сферах. Для этого им стоит только сказать: «Сознаете ли вы, что намеревается сделать этот маньяк?.. Он хочет похитить самого папу римского!» И добавить еще несколько замечаний примерно такого типа: «Перед вами – клинический случай». Или: «У вашего командира не все дома!» А то и такое: «Этот псих сбивал с китайской скульптуры мужские принадлежности».

Но все – вопрос времени. И психологии. Если Сэм правильно понял Хаукинза, тот собирается сразить своих офицеров двойным залпом: организацией операции по похищению папы на самом высочайшем стратегическом и техническом уровнях и счетами Цюрихского государственного банка, гарантирующими каждому из них крупное вознаграждение независимо от результата. Сорвать планы генерала будет нелегко, но вариант номер семь как раз разрабатывался с учетом всех трудностей.

Сэм должен первым добраться до офицеров. Он вселит в них сомнение относительно здравомыслия Хаукинза. В банде уголовников для мелкой сошки нет ничего страшнее мысли о том, что у их главаря не все в порядке с головой. Ведь отсюда следует, что он не в состоянии принимать правильные решения, как бы ни скрывал этого. Отсутствие же у него сметливости может укоротить жизнь на десять, а то и на двадцать лет. Да и как еще: мешок на голову, веревку на шею!

Задача Сэма упрощалась тем, что даже преступные элементы в Европе слышали о генерале-параноике, которого не так давно вышвырнули из Китая. И он решил, ознакомив предварительно офицеров со сложившейся ситуацией, выложить потом перед ними на стол свои главные козыри.

Главные козыри? Главней не бывает. Их ничем не побьешь!

В поезде по пути в Церматт он должен будет еще раз внимательнейшим образом проглядеть все документы, полученные в цюрихском банке, особенно трастовые счета, переписать номера, шифры и коды и затем внести их в семь карточек.

Потом, при встрече с семеркой, он вручит каждому по карточке с вписанными в нее необходимыми данными. Так что любой из них сможет тут же броситься в Цюрих и потребовать там свои денежки.

Каждого из них ожидает богатство! Просто так, ни за что.

План поистине гениален.

Джиованни Бомбалини, папа римский, вышел в свой любимый сад. Он не хотел никого видеть, а тем более с кем-либо говорить. Он был сердит на весь мир. Впрочем, не на весь – на свой мир. Когда же человек охвачен гневом, ему лучше всего предаться размышлениям.

Он вздохнул. Если уж быть до конца искренним с самим собой, то гневался он на самого господа бога. А это уже бессмыслица!

Джиованни поднял глаза на полуденные облака, и с губ его сорвался горестный шепот:

– Боже, за что?

Потом опустил голову и продолжил свой путь по тропинке. Лилии в весеннем цвету словно приветствовали жизнь.

Он не должен ее покинуть.

Только что врачи представили заключение консилиума. Это был смертельный приговор. Процесс угасания жизненных сил стремителен и необратим. Впереди оставалось лишь шесть-семь недель.

Смерть сама по себе не страшила его: разве это не избавление от тяжкого бремени? Жизнь есть борьба. Но борьба она или нет, он не успел консолидировать силы, которые смогли бы довести до конца задуманное им и Рончалли дело. Ему нужно больше времени, чем отпущено врачами. И еще он остро нуждался в поддержке со стороны высшего руководства, чтобы примирить враждующие группировки. Неужели бог не может этого понять?

– О, возлюбленный мой владыка, почему ты оставляешь мне так мало времени? Я обещаю тебе, что буду кроток и терпелив. У меня нет желания обидеть этого гнусавого попа… Извини, всевышний, я подумал о кардинале и его банде прожженных воров… Боже великий, подари мне шесть месяцев! А затем я отдамся в твои руки с благодарственной молитвой. Ну, если не шесть, то хотя бы пять месяцев. Я и за пять месяцев многое смог бы сделать…

Джиованни пытался всем сердцем постичь ответ провидения. Сейчас, когда он остался один на один с самим собой, ему было еще труднее примириться с вынесенным ему приговором.

– А может, боже святый, ты поговоришь со святой девой Марией? Она бы нашла более проникновенные слова в мою поддержку. Говорят же ведь, что женщины глубже разбираются в подобных делах.

Но нет ничего. Только ноющая боль в коленях. А это значит, что он слишком тяжел для старых костей и ему, пожалуй, лучше присесть. Как эта очаровательная журналистка сказала? «Последнее упражнение»?..

Хватит! Единственное, чего желал он в эту минуту, – чтобы замер в груди его еще работающий мотор. Игнацио Кварце прячется под кроватью. Его не могут найти целую неделю, он же тем временем тайно формирует курию.

Папа дошел до своей любимой скамьи и опустился на прохладный белый камень. Из-за садовой ограды подул легкий бриз и зашуршал листвой над его головой. Не знак ли это свыше? Посвежело.

Затем ветерок затих, все успокоилось, и шорох листвы сменился звуками приближавшихся шагов.

Это был новый помощник папы – молодой чернокожий священник из Нью-Йорка. Было известно, что он блестяще окончил колледж и славно поработал в Гарлеме. Франциск заметил также, что молодой прелат сторонится оппозиции. И уже это одно свидетельствовало в его пользу.

– Ваше святейшество! – обратился к папе священник.

– Да, мой сын? Я вижу, вы взволнованы. Что случилось?

– Мне кажется, я сделал грубую ошибку, святой отец. Я был в замешательстве, а вас не оказалось в ваших покоях, и мне ничего не оставалось… В общем, я очень сожалею…

– Ладно, сын мой, успокойтесь, – улыбнулся Франциск. – Трудно судить о степени этой беды, пока вы не расскажете внятно, что же все-таки произошло. Во всяком случае, надеюсь, вы не обнаружили кардинала Кварце в моем шкафу и не вызвали по этому поводу гвардейцев?

Чернокожий священник засмеялся. Ему было известно, что кардинал Кварце открыто высказал свое недовольство в связи с его назначением в помощники папы. Франциск же старался сгладить эту обиду.

– Нет, ваше святейшество. Я услышал, как зазвонил ваш личный телефон. Тот, что в выдвижном ящике тумбочки возле вашей кровати. Он трезвонил снова и снова, почти без перерывов. Очень настойчиво…

– В этом нет ничего удивительного, сын мой, – прервал его папа. – Этот аппарат не связан с коммутатором Ватикана… Маленькая привилегия, которой пользуюсь я… Итак, вы взяли трубку. Ну и кто же мне звонил? Номер этого телефона известен лишь нескольким моим старым друзьям и одному-двум помощникам. В том, что вы сняли трубку, большого зла нет. Так кто же все-таки звонил?

– Монсеньор из Вашингтона, святой отец. Он был очень огорчен…

– А-а, кардинал Патрик Деннис О’Джиллиган! Он частенько звонит мне. Мы с ним играем в шахматы на расстоянии.

– Монсеньор был очень взволнован и принял меня за вас. Он не дал мне произнести ни слова и говорил так быстро, что я не мог остановить его.

– Да, это весьма похоже на него. У Пэдди свои проблемы. И опять с Берриганами? Эти двое заняты…

– Нет, ваше святейшество. Намного хуже. Ему позвонил президент. Говорил что-то о тайне исповеди. И еще спросил, возможно ли то, чего он хочет… Он желает перейти в другую веру, святой отец.

– Что?! О матерь божья! – прошептал Франциск.

– Но этого мало, ваше святейшество. Желание искать Христа в другой вере высказали также шестнадцать ответственных сотрудников Белого дома. И все из-за привилегий Ватикана и его обособленности.