Дорога в Гандольфо

«Итак, выбирай!» – снова приказал он себе. В общем-то, идея осуществима. Оставалось только проверить выбор номера два на практике.

Он снова прошел в комнату и внимательно исследовал занавески. Как сказала бы его мамаша в Квинси, они были очень эластичны. Шелковые, волнистые и на вид не очень прочные. Выбирай же, Сэм!.. Но и выбор номер два был им отброшен.

Тут он обратил внимание на простыню на постели. Зазывные же взгляды Регины, которая, проснувшись, сбросила с себя одеяло, проигнорировал. В голове билась лишь мысль: простыня и занавески могли бы в определенных комбинациях заменить одежду.

Выбор номер два был им реабилитирован, хотя и в модифицированном виде.

На повестке дня – боевая форма одежды.

Впрочем, это проблематично. С формой, по-видимому, ничего не выйдет, остается просто одежда.

Однако, решил Сэм, не отвергая вновь выбора номер два и считая его вполне реалистичным, следует в то же время рассмотреть и варианты номер три и номер четыре. И если принять их к исполнению, то, возможно, успокоится наконец и его ноющий желудок. Он обежит вокруг Махенфельда в то и дело сползающих с талии трусах или же попытается натянуть на себя одну из ситцевых одежек Джинни и даже застегнуть металлическую «молнию».

Бегущий человек, несомненно, привлечет внимание и развевающимися по ветру трусами, и платьем Джинни. Но вовсе не исключено, что кто-то примет его наряд за последний крик парижской моды… Нет, уж лучше подумать о вариантах номер пять и номер шесть.

Впрочем, все это чепуха!

Ему необходимо сохранять хладнокровие, взять себя в руки, обдумать спокойно. Неторопливо.

Он не мог и мысли допустить о том, чтобы такая мелочь, как одежда, сорвала его план изолирования замка от внешнего мира. Как бы поступил в данной ситуации Хаукинз? И какое из своих дьявольских изречений употребил бы в отношении тех, кто должен покинуть Махенфельд?

Вспомогательный персонал! Именно так!

Сэм снова выбежал на балкон. Человек в поварском колпаке все еще проверял счета. Это, видимо, занятие на неделю.

– Пет! Пет! – позвал его Сэм. И, перегнувшись через балконные перила, вспомнил в последний момент, что не может выпустить из рук трусы. – Эй!.. Эй, вы там! – громко прошептал он. Человек в колпаке оторвал голову от счетов и взглянул на него. Поначалу испугался, но потом на лице его появилась широкая улыбка.

– Ах, бонжур, мсье! Что вам угодно? – выкрикнул он в ответ.

Сэм поднес палец к губам и прошипел: «Тсс!» – после чего позвал его рукой.

Прежде чем приблизиться к Сэму, человек в колпаке убрал свои бумаги, не забыв сделать на них последнюю пометку. Затем, задрав голову кверху, спросил:

– Слушаю вас, мсье. Что вам угодно?

– Меня заточили здесь, сделали узником, – прошептал Дивероу с торжественной настойчивостью и как можно убедительнее. – У меня забрали всю одежду. Мне нужно во что-то одеться. Когда я спущусь вниз, я сумею отблагодарить вас и всех, кто работает с вами на кухне. Мне необходимо вам сказать нечто весьма важное. Я адвокат…

Человек в колпаке почесал плешь и произнес по-французски длинную фразу, из которой Сэм понял только слово «мсье».

– Кто?.. Что? – переспросил Дивероу и повторил: – Мне нужна одежда. Понятно? Это все, что мне необходимо. Мне нужны башмаки и брюки! Понимаете? Брюки и башмаки. Притом немедленно. Пожалуйста!

Недоумение на лице мужчины сменилось подозрительностью, а то и отвращением, подкрепленным явной враждебностью. Он поднял руку, погрозил Сэму пальцем и снова пролепетал что-то по-французски, оставшееся за пределами его понимания. Потом покачал головой и направился к ящикам с провизией.

– Погодите! Ради бога, задержитесь на минутку! – взмолился Сэм.

– Повар – француз, мой господин, но он не из тех французов, которые нужны вам, – раздался чей-то голос снизу, с балкона, находившегося под тем, на котором стоял Сэм Дивероу. Говоривший был огромным лысым мужчиной с широченными плечами. – Вы думаете, что сделали ему очень выгодное предложение. Но, уверяю вас, оно его не заинтересовало.

– Какого черта! Кто вы такой?

– Мое имя не имеет значения. Я покину замок, как только появится новый владелец Махенфельда. А до той минуты я буду выполнять неукоснительно все его указания. И в них, кстати, отсутствует пункт о вашем одевании.

У Дивероу появилось непреодолимое желание опустить свои трусы и повторить то, что в свое время сделал Хаукинз в Пекине на крыше посольства, однако он сумел взять себя в руки. Да и человек на балконе под ним был громадным и наверняка не потерпел бы никаких шуточек над собой. И поэтому Сэму ничего больше не оставалось, как перегнуться через перила и заговорщически прошептать:

– Хайль Гитлер, паскуда!

Правая рука мужчины взметнулась кверху, каблуки щелкнули, будто приклад винтовки о каменный пол, и он гаркнул во все горло:

– Яволь! Зиг хайль!

– Вот дерьмо! – пробормотал под нос Сэм и вернулся в свою комнату. В гневе он сбросил трусы прямо на пол и уставился на них рассеянным взором. Конечно, там была фабричная этикетка, в этом он не сомневался, но его внимание неожиданно привлекло совсем другое.

Он наклонился и поднял трусы.

– Боже, это что за игры?!

Резиновый поясок трусов был аккуратно перерезан в трех местах. Ибо имелись именно три разреза, а не разрыва. Здесь не было ни болтающихся нитей, ни растянутой ткани. Кто-то взял в руки острый режущий инструмент и сделал свое дьявольское дело! Но с какой целью? Только с одной – чтобы разоружить, связать его самым простейшим способом!

– Милый, что ты расшумелся так? – проговорила Регина Гринберг, зевая и потягиваясь, и неторопливо натянула на себя одеяло, прикрывшее пышные груди.

– Ты – сука! – злобно прорычал Дивероу. – Бесчестная, проклятая сука!

– Что произошло, мой сладенький перчик?

– Не называй меня «сладеньким перчиком», ты, южная стервоза! Я не могу выбраться отсюда!

Джинни снова зевнула и сладко потянулась. Затем промолвила с теплым сочувствием в голосе:

– Знаешь, как-то раз Мак сказал одну вещь, которая мне весьма пригодилась. Я услышала от него тогда: «Если вокруг начнут вдруг падать мины и все покажется тебе ужасным, – а ведь, поверь мне, и у тебя наступит время, когда мир, выглядящий ныне таким милым, вконец осточертеет, – то постарайся думать о чем-нибудь хорошем, только о хорошем, например, о своем здоровье и материальном достатке. И, главное, не думай о сделанных тобой ошибках, о своих печалях и заботах, ибо подобные думы вызывают лишь уныние. А уныние не дает никаких преимуществ, когда наступает ответственный момент и нужно приложить немалые усилия, чтобы спасти свою голову. В общем, все будет зависеть только от твоих мозгов».

– Что сделает этот проклятый толстяк, уразумев, что у меня нет никакой одежды?

– А ничего он не сделает, я уверена в этом, – ответила Джинни очень серьезно. – Во всяком случае, своей одеждой он с тобой не поделится. Так что встречи с Хаукинзом тебе не избежать.

Дивероу заговорил с ней резко, сердито. Потом умолк. И лишь спустя какое-то время, заглянув с нежностью в глаза Джинни, произнес:

– Погоди минуту. Ты сказала: «Встречи с Хаукинзом не избежать». Выходит, ты желаешь, чтобы я схватился с ним? Остановил его?

– Это твое дело, Сэм. Я хочу лишь, чтобы всем было хорошо.

– Ты поможешь мне?

Джинни задумалась ненадолго, затем твердо ответила:

– Нет, я не могу этого сделать. Во всяком случае, так, как ты думаешь. Я слишком многим обязана Маккензи.

– Ну и женщина! – взорвался Дивероу. – Да представляешь ли ты хоть немного, что задумал этот чертов псих?

Миссис Хаукинз номер один глядела на него с видом неожиданно поруганной невинности.

– Лейтенант не должен задавать вопросов старшему офицеру, майор. Он не должен даже надеяться, что сумеет понять и разобраться во всех сложностях отдаваемых ему приказов…

– Тогда о чем же мы толкуем, черт побери?

– Ты ловкий и находчивый парень. Хаукинз не стал бы тебя поддерживать, если бы ты не был таким. Сейчас я жду его, чтобы получить лучший из советов, какие он способен дать. Ему все под силу, чего он ни задумает, и все, за что возьмется, он сделает наилучшим образом. – Джинни снова юркнула под одеяло. – Боже, как я хочу спать!