Тени над озером

– А вам ведь не чуждо тщеславие, верно?

– Мне нравится, когда вы напускаете на себя строгий учительский вид. Нет, я не тщеславен. Иногда, выполняя работу, надо просто чувствовать, что делаешь то, что надо. Этого мне достаточно.

Келли вздохнула и отпила глоток кофе. Она была слишком слаба, чтобы опять вступать в спор.

– Все верно, – нехотя признала она. – Мне всего лишь хотелось, чтобы вы знали: я напрасно осудила вас. Я была не права.

– Тогда почему же, – спокойно спросил Зейн, оглядывая ее холодными серыми глазами, – мне кажется, что вы по-прежнему не одобряете меня? Боже милостивый, да на вашем лице опять появилась маска учительницы! И это в два часа утра!

– Как? В два часа? – воскликнула Келли. – Сейчас уже два часа?

– Вы проспали почти пять часов. А я остался здесь, чтобы убедиться, что с вами все в порядке. А в чем, собственно, дело? Боитесь за свою репутацию?

Келли покраснела и уставилась на полупустую чашку с кофе.

– Я просто не знала, что уже так поздно.

– Да, еще заходила ваша соседка и настойчиво справлялась, кто я такой. Мэвис, или как ее там. Она видела, как я нес вас в дом. Мне она, между прочим, не понравилась – слишком навязчивая особа. И потом, есть в ней что-то отталкивающее, фальшивое.

– Нет, она добрая, – возразила Келли, не отрывая глаз от чашки. Интересно, наблюдает ли за ее дверью Мэвис и сейчас, ведь она знает, что Зейн до сих пор в ее доме. – Просто она слишком осторожная – видимо, потому, что живет одиноко.

– А вот мне она показалась настойчиво чего-то добивающейся; правда, не уверен, чего именно. Ее речь была слишком беспокойна и уклончива. Кроме того, мне пришлось побеседовать с еще одним вашим соседом – о его музыке. Я велел приглушить ее – вы спали.

Келли подняла голову, ее глаза расширились.

– Вы беседовали с Терри?

Зейн пожал плечами и взглянул на нее с выражением, напоминающим одновременно и гримасу, и улыбку.

– Послушайте, у Джимми уже состоялась «беседа» с ним прошлым летом об этой оглушительной музыке. Этот тип действует намеренно – у него какое-то пристрастие к шумовому загрязнению. Не спорю, он наверняка ваш приятель, и все же…

– Он не мой приятель, – перебила Келли.

– Но именно так он сам заявил, – сообщил Зейн, и его глаза раздраженно блеснули. – Он шел за мной по пятам, настаивая на своем праве заботиться о вас. Он сказал – и я повторяю его термин, – что вы «его собственность».

– Его собственность? – воскликнула Келли. – Да как он посмел? Я сама по себе – и уж ни в коем случае не его собственность!

Зейн хохотнул, и его смех нельзя было назвать приятным.

– Вам придется самой разобраться с этой проблемой. Вечером в его лодке вы выглядели именно его собственностью. Во всяком случае, мне пришлось вышвырнуть его с крыльца. Надеюсь, это не слишком повредит вашим отношениям.

Келли недоуменно провела рукой по влажным волосам.

– Вышвырнуть с крыльца? Вы действительно вышвырнули его?

– Да, – ледяным тоном отозвался Зейн. – Он достал меня. Поэтому я сграбастал его за воротник и ремень пижонских штанов и перебросил через перила. Но не тревожьтесь – он приземлился на ноги.

Келли смотрела на него, не зная, радоваться этому известию или испытывать отвращение. Зейн был так силен, что с легкостью мог бы выбросить за перила крыльца и не такое тщедушное существо, как Терри Хардести. Она недовольно покачала головой и строго произнесла:

– Насилие ничего не решает. – Какая жалость, что Зейн не зашвырнул Терри в озеро!

Зейн мрачно и зло взглянул на нее.

– Вы когда-нибудь пытались втолковать что-нибудь этому олуху?

– Да.

– Тогда поверьте мне: в этом случае насилие – единственное решение проблемы.

Келли сдержала улыбку. Разумеется, Терри был невыносим – чрезмерно самоуверенный, туповатый и злопамятный, и, вероятно, убедить его можно было только тем единственным способом, которым воспользовался Зейн.

Но она была против любого способа насилия и потому решительно покачала головой и сжала воротник халата у горла.

– Вы настоящий человеконенавистник – вам никто не нравится.

– Да, – подтвердил Зейн, встречая ее взгляд с раздражающе спокойным выражением. – И вы тоже мне не нравитесь сегодня. Я говорил вам, что опасно заплывать так далеко одной.

Келли отодвинула пустую тарелку. То, что с ней случилось, было странной, необъяснимой случайностью; такое, возможно, бывает раз в жизни. Но и Зейн, и Терри считали своим долгом наставлять ее. Келли надоело выслушивать от мужчин поучительные нотации. Она промолчала, только упрямо вздернула подбородок.

– Не появись я здесь, вы бы достались на корм рыбам, – заявил Зейн. – Довольно глупо.

– Верно, верно, – устало согласилась Келли, раздраженно двигая по столу рукой, – больше я этого не сделаю. Мне повезло, что вы появились вовремя и спасли меня от моей собственной глупости; и так далее, и тому подобное… – Она закрыла лицо руками: на нее внезапно накатили испуг, стыд и потрясение. – Но зачем вы приехали? Считаете себя обязанным навещать меня – как и совать нос в дела всех соседей?

Долгую минуту Зейн сидел молча. Келли потерла увлажнившиеся от неожиданных слез глаза. Слишком многое произошло, надавило на плечи, и теперь она ощущала странную опустошенность и душевное смятение.

Келли не отрывала ладоней от лица: было легче отгородиться от Зейна, чем смотреть на него. Ей стоило немалых трудов наконец-то поднять голову. Как всегда, Зейн вызывал в ней настоящую бурю чувств, швыряющую ее из стороны в сторону, как утлую лодчонку.

Почему она так сильно привязалась к нему, зная, что это за человек? Письмо Джимми лежало в другой комнате; да и Мэвис, бдительная Мэвис, не раз предупреждала ее относительно Зейна, а у Мэвис не было причин лгать.

– Мне хотелось поговорить с вами, – наконец произнес он хриплым голосом.

– Так говорите, – сдавленно отозвалась Келли. – Что вы хотите сказать?

– Вы опять собираетесь заплакать? – подозрительно спросил Зейн.

– Нет! – Келли резко мотнула головой, слыша предательскую дрожь в собственном голосе и ненавидя себя за это.

– Поговорим позднее, – тем же нетерпеливым тоном заключил Зейн. – Только не плачьте, не стоит.

– Я не собиралась плакать, а если бы и захотела, вашего совета спрашивать бы не стала, – отозвалась Келли. Комок в горле мешал ей говорить.

– Ложитесь в постель, – без малейшего сочувствия в голосе приказал Зейн. – Вам необходимо лечь.

Келли печально покачала головой.

– Мне надо уйти, – заключил он. – Я больше ничего не могу для вас сделать. Ложитесь в постель.

Келли молча кивнула. Она слышала, как скрипнул отодвинутый стул, чувствовала, как долго Зейн стоит, глядя на нее. Потом – глубокий вздох и стук каблуков по полу. Келли поняла, что Зейн большими шагами пересекает комнату, открывает дверь и плотно прикрывает ее за собой.

Оставшись одна, Келли позволила себе вволю выплакаться. Вспомнила сковавший движения ужас, когда обнаружила, что тонет. Зейн, сильный и надежный Зейн, спас ее. Но как не думать о письме Джимми, обо всех женщинах, которыми Зейн овладел и которых бросил?.. Объятия его были такими ласковыми, такими надежными – как она могла им не довериться?..

Зейн ехал по озаренной лунным светом дороге, наблюдая, как играют тени в серебристом свете.

Ему пришлось уехать так внезапно только потому, что больше он не мог оставаться в этом доме, не испытывая желания вновь обнять ее. И он прекрасно понимал, что на этот раз его объятия не доставят Келли желанного утешения.

Ему хотелось любить ее – до тех пор, пока на небе не погаснут звезды. Глупое, нелепое желание – она обращалась с ним как с прокаженным. Но временами эта девушка смотрела на него с такой лаской в глазах, что ему хотелось схватить ее и никогда больше не отпускать. Однако для чего ему все это? Как мог он, человек, решивший жить тихо и уединенно, связаться с таким клубком противоречий?