Страница 16 из 17
Через час к лагерю Пророка приближалась колоритная толпа - полудохлая кляча, влекущая крестьянскую телегу, на которой восседал белобрысый паренек с гитарой, и две дюжины веселых пьяных разбойников, вовсю дерущих глотки. Селяне, откупившиеся от напасти телегой моркови, клячей и бочонком пива, давно уже вернулись домой, поминая добрым словом невесть откуда взявшегося менестреля... вроде был же какой-то менестрель. Или не было?
436г. 7 день Жнеца. Поле близ реки Ворьки, в лиге от Хурриги
Навстречу орущей непотребные куплеты толпе выскочил из лагеря обрюзгший человек в белом, лет на десяток старше того, который привел Стрижа в лагерь. Заходящее солнце облило его бритую макушку желтизной и расчертило лицо тенями застарелого недовольства.
- Безобразие! - заорал он, перекрикивая пьяных больше от музыки, чем от пива мужиков. - Чистый брат мой, почему твои люди в таком виде? Что за гулянки накануне ответственной битвы? Почему только одна телега?!
Тощий фуражир в ответ залепетал что-то о поднятии боевого духа войск и божественной силе искусства. Обрюзгший начал было читать проповедь о вреде пьянства и грозить карами небесными и гневом Пророка, но тощий толкнул его в бок и кивнул в сторону телеги. Тот тут же забыл о проповеди и устремился к телеге, расталкивая разбойников.
Стриж сделал совсем глупые глаза и разинул рот, не забывая перебирать струны: гитара отлично придавала убедительности любой игре.
- Святой... - с придыханием прошептал Стриж, глядя на старшего Чистого Брата.
- Хочешь увидеть Пророка? - просюсюкал тот, глядя на Стрижа снизу вверх.
- А можно? Правда?..
- Можно, малыш. - Медовым голосом пропел тощий, протиснувшись к телеге, и хлопнул Стрижа по бедру. - Слезай. Что там у тебя в котомке?
- Гитару не забудь. - Обрюзгший отодвинул тощего, огладил Стрижа в поисках спрятанного оружия, оглядел как лошадь на базаре и обернулся к тощему: - Бегом, приготовь этому славному юноше умыться и найди гребень. Негоже такому чумазому вкушать мудрость истиной веры.
Тощий злобно зыркнул на старшего, но промолчал и убежал куда-то. А тот, не скрывая довольства, повел Стрижа через лагерь к небольшой роще, темнеющей на берегу реки.
Позволяя Чистому вести себя к цели, Стриж старательно лупал глазами, задавал дурацкие вопросы и восхищенно ахал осведомленности Чистого Брата и отчаянно завидовал его близости к самому Пророку. Брат же выпячивал грудь, пыжился и разливался соловьем, все больше о себе. Под его токование Стриж отлично разглядел расположение войск, то есть сброда и швали, вооруженной больше топорами да вилами, и прикинул, что отступать в случае чего лучше по реке. Мятежники жгли костры, что-то варили и жарили: пахло кашей, пригорелым мясом. Среди мужичья изредка встречались солдаты: потрепанные, опустившиеся, растерявшие всю гордость и блеск королевской армии. Похоже, Пророк не настолько доверял дезертирам, чтобы оставить их отдельным подразделением. А может быть, это был один из "полезных" советов Флома: расформировать батальон и слить с мужицким ополчением. Отдельно от мужичья держались белобалахонные братья - избранные Пророком бдительно лезли в котлы, отдавали распоряжения, проповедовали и всячески требовали к себе уважения.
Пророк поставил свой шатер на холмике рядом с рощей, перестрелах в пяти от деревни и в двух от реки. С трех сторон его окружал лагерь - разбитый как попало, но отделенный от шатра полосой вытоптанной земли сажен тридцати шириной. Рядом с шатром Пророка стояла палатка поменьше, армейского образца. На пустой полосе толпились мятежники и с хозяйским видом прохаживались вооруженные мечами Чистые: охраняли раненого генерала наравне с самим Пророком. Военной выправки не было ни у одного, мечи держали как дубины - сброд и есть сброд.
До места оставалось не больше полусотни шагов, когда около шатра началась суета. Бритоголовые выстроились в два ряда у входа, один отдернул полог, и все дружно заорали славу: показался Пророк. Крепкий и высокий, с буйной полуседой шевелюрой, проповедник подавлял животной силой. Если бы не страх, поднявший все волоски на теле Стрижа дыбом, он бы назвал Пророка красивым: горделивая осанка, крупные черные глаза, орлиные черты. Но все инстинкты вопили: опасность! Убить, немедленно убить!
Серьга в ухе нагрелась, болью напоминая: спокойно, Стриж. Держи себя в руках.
Он еле оторвал взгляд от беспросветных глаз-колодцев, ведущих прямиком в Ургаш, и, наконец, заметил источник темной мощи. На груди Пророка висел на толстой цепи серебряный круг, а сквозь него багрово светился терцанг Хисса с черным глазом посередине.
"Иди, возьми меня, - звал амулет. - Ты достойнее. Ты будешь моими глазами и руками. Вместе мы перевернем этот мир и освободимся".
Острая, ослепительная боль вспыхнула в ухе и разлилась по всему телу, выжигая отраву. На миг послышались колокола Алью Райны: пол-день, пол-день. Стриж очнулся от наваждения, весь в холодном поту, несмотря на жаркий вечер. Руки его дрожали, колени тряслись, по подбородку текло что-то теплое.
"Спокойно, Стриж, спокойно. - Он облизнул губы и вздрогнул от вкуса собственной крови. - Все хорошо. Ты играешь дурачка, так что все хорошо..."
Он кинул осторожный взгляд сначала на Чистых Братьев рядом: они смотрели на Пророка с обожанием курильщиков кха-бриша, не обращая внимания на пленника. Мужичье вокруг тоже притихло и пялилось на предводителя. Кто-то трясся и пускал слюни от восторга, кто-то тихо пятился. А сам Пророк, немного отойдя от шатра, разговаривал со смутно-знакомым молодым шером. Где-то Стриж уже видел этот породистый профиль и задиристо заломленную шляпу. Шер, в отличие от простого мужичья, держался уверено, почти на равных с Пророком.
- ...Бургомистр... столица... ученик... граф Зифельд... завтра... - доносилось до Стрижа сквозь лагерный гам и приветственный ор. - Сам Медный... Хуррига...
Пророк что-то еще сказал шеру - конечно же, графу Зифельду, как можно было не узнать бывшего фаворита старшей принцессы! - и тот, вспыхнув, проорал:
- Слава Чистоте! - и упал на одно колено.
Бережно, с видимым трудом сняв амулет, Пророк повесил его на шею Зифельду. Тот встал, покачнулся.
Несколько мгновений Стриж не мог оторвать взгляда от странной, страшной и завораживающей картины: спрятанный в фальшивом круге терцанг выпустил плотные щупальца тьмы, обвил ими Зифельда, сжал... нет, тьма впиталась в человека - и тут же выглянула из его глаз.
- Ну, молодец, доволен? - пихнул Стрижа в бок обрюзгший и засмеялся. - Вижу, истинная чистота тебе близка! Пойдем, умоешься, и Пророк благословит тебя. А может, удостоит беседой. Он любит таких, чистых.
Бритоголовый захохотал и потянул Стрижа за руку.
Тем временем другой бритоголовый подвел шеру коня, придержал стремя. Пророк громогласно пожелал верному сыну отечества удачи и осенил кривоватым Окружьем. В ответ терцанг на груди шера недовольно вспыхнул, и Стрижу почудился низкий, за пределами слышимости, стон боли.
Где-то далеко завыли собаки.
***
- Я рад приветствовать тебя, новый брат в вере, - мягким, как рысья лапа, голосом обратился к Стрижу Пророк, когда бритоголовые подвели ему добычу. - Вижу, ты чист душой и стремишься к истинному свету. Я расскажу тебе, что поведала мне Светлая Сестра.
Порадовавшись, что верно выбрал образ деревенского дурачка, Стриж изобразил восторг и умиление пополам со страхом. Страх, правда, изображать не пришлось - все внутри дрожало и гудело перетянутой струной, хотелось сей момент нырнуть в спасительную Тень. И убивать, убивать, пока Хисс не насытится - и не уснет, забыв о слуге.
Голос Пророка становился все громче, все больше мятежников оставляли дела и замирали, очарованные. Паутина проповеди обволакивала, путала мысли. Стрижа удерживала на грани сна и яви серебряная серьга. Она жгла, дергала, пульсировала, шептала: держись, не поддавайся, помни о деле!