Страница 12 из 17
Держа живых в поле зрения, Стриж вынул из трупов ножи. Тщательно вытер об одежду разбойников, свои сунул обратно в рукава, остальные два положил на стол перед Павеной.
Циркачи, за время схватки только и успевшие, что вскочить и достать оружие, попятились. Луса дрожала, уткнувшись носом в колени. Одна Павена решилась поднять на него несчастный и растерянный взгляд.
Стриж ободряюще улыбнулся ей.
Павены и циркачей было жаль. Домашнего мальчика, забывшего сменить выражение лица, пока за несколько секунд клал семерых бандитов, артисты испугались много больше, чем простых и понятных головорезов. И, увы, теперь пользы от цирка - ни на динг.
Кроме них, в таверне не было посетителей, а трактирщик... что ж, нет в Империи такого трактирщика, что не признает тайного знака Гильдии.
- Брейгус, - бросил Стриж, и голова хозяина заведения показалась из-за стойки. - У вас на полу грязь.
Стриж указал на трупы, сложив пальцы особым образом. Брейгус побледнел ещё больше, хотя, казалось, его вытянутая физиономия на это уже не способна, и мелкими шажками вышел из-за стойки.
- Не извольте сомневаться, сейчас приберу, Ваша Ми...
Со страху трактирщик начал заговариваться. Но Стриж ожег его таким взглядом, что тот подавился.
- Э... почтенный менестрель...
- Нам нужна комната.
Трактирщик закивал и попятился. Циркачи потихоньку приходили в себя, с опаской поглядывая то на Стрижа, то на выход. На их лицах читалась отнюдь не благодарность.
- Эй, не разбегаться, - Стриж обратился к бывшим приятелям спокойно и твердо, как к маленьким детям. - Вам ничего не будет. Все хорошо, сидите тихо.
- Ты... ты не... - первой попробовала заговорить Павена.
- Нет, конечно. Зачем? Пожалуйста, идите в комнату. Брейгус вас проводит.
Трактирщик, только подобравшийся к двери на улицу, подобострастно кивнул и показательно опустил щеколду - он, мол, вовсе не намеревался сбежать, как можно!
- Кто он такой? Ты его знаешь? - шепнул Генью провожающему артистов наверх Брейгусу.
В ответ трактирщик съёжился, дважды сомкнул прямые пальцы, изображая ножницы, и приложил палец к губам.
Ожидая, что вербовщик вот-вот очухается, Стриж прислонил его к стене, а заодно связал руки его же поясом. Найденный тощий кошель Стриж сунул себе в карман. Пригодился и чудом уцелевший на столе кувшин с пивом - Стриж плеснул кислятиной в лицо пленнику, чтобы тот быстрее пришел в себя.
Осторожные шаги на миг отвлекли Стрижа. От замершего на середине лестницы Брейгуса исходили физически ощутимые волны нездорового любопытства пополам со страхом.
- Бие Брейгус, вы что-то хотели? - тихо осведомился Стриж.
- Нет-нет, ни в коем случае! - Брейгус попятился. - Может, вам что-нибудь нужно?
- Не беспокойте меня. И проследите, чтобы никто не беспокоил, - приказал Стриж. - Из дома не выходить!
- Слушаюсь, Вашмилсть...
Вздрагивая и утирая лоб, трактирщик убежал наверх.
"Трус, предатель. Бесполезен", - мимолетно подумал Стриж, сгребая со стола горсть соленых орешков и подтягивая табурет поближе к вербовщику.
Ревун
С трудом продрав будто залепленные тиной глаза, Ревун увидел перед собой давешнего белобрысого актеришку, грызущего орешки и швыряющего скорлупки на пол. Попытался приподняться, и, помянув Хисса, плюхнулся обратно - шакалий сын связал его. Сквозь липкий, гудящий туман в голове всплыло последнее, что он видел - эта же смазливая физиономия с робкой улыбкой и тьмой Ургаша в глазах. Улыбка никуда не делась, только стала наглой и снисходительной, тьма же исчезла бесследно.
"Ткач. Проклятье! Вот везет на выродков. Надо ж было принять убийцу за шлюху! Но что ему надо? Если только Пророк?!"
Пророк был единственным, что могло бы заинтересовать Гильдию Ткачей. Несущий Свет, Провозвестник Чистоты и Вечного Блаженства. Родной брат белобрысой твари, лишь прикидывающейся человеком: раз поглядев в глаза ткачу, Ревун больше не сомневался в том, что за сила помогает Пророку.
"Светлая, даруй быстрой смерти, - сообразив, зачем убийца оставил его в живых, взмолился Ревун. - Не отдай меня Темному!"
- Ну?
Равнодушный голос словно ударил под дых, вышибив весь воздух.
- Меня зовут Ревайн, по прозванию Ревун. Последние пять лет у меня своя шайка... была... - невольно Ревун скосил глаза вправо, где всего лежал в луже крови его помощник. Волна животного ужаса вновь накрыла его, на пару секунд лишив речи.
- Угу. С проповедником знаком? - Орешек захрустел на крепких зубах.
- Знаком. Вербую мужичье в Армию Справедливости, вот как этих... - Ревун кивнул на трупы. - Я с Пророком с самого начала, но в доверенные лица не попал, нет у него доверенных лиц. Всё только сам. Никто не знает, что ему завтра взбредет в голову. Ничьих советов не слушает, если заподозрит измену, отдает на растерзание толпе. Вокруг него одни фанатики! Верят каждому слову, смотрят в рот... - Ревуном овладело желание говорить, говорить как можно дольше. И не смотреть на тварь.
- А ты, значит, не фанатик? - мягко спросил ткач.
- Я нормальный человек! Свободный! Я не для того бежал с рудников, чтобы соваться в кабалу к Тёмному. Я человек простой, мне с вожаком ссориться не в масть, а под ним жить можно, только подальше.
- В кабалу, говоришь, - хмыкнул ткач и разгрыз еще орешек: Ревуну показалось, что хрустнули не скорлупки, а его собственные кости. - С этого места поподробнее.
- Да что там. Стоит Пророку слово сказать, люди с ума сходят! Скажет "прыгай", и все прыгают. Скажет "умри", лягут и умрут. Я ж видел, как он королевское войско встречал. Полк, значит, строем на ворота, мечи наголо, мстить за своего раненого генерала. Людишки все разбежались, даже Чистые, и то перепугались до смерти. А Пророку хоть бы что. Влез на стену, весь в белом, руки безоружные воздел, весь такой благостный... и что никто из арбалетчиков его не снял, а?..
Ревун сглотнул - в горле совсем пересохло.
Ткач снова хмыкнул, хрустнул орешками и понюхал кувшин с пивом. Сморщился, фыркнул. И глянул на Ревуна.
- Что, пить хочешь? Гадость же.
Ревун кивнул, не понимая - издевается или на самом деле пива предлагает?
Кувшин тут же оказался у рта, наклонился - пиво потекло по усам, по подбородку. А, надо же пить! - опомнился Ревун и сделал несколько глотков. Большая часть все равно пролилась на рубаху, груди стало мокро и липко. Но язык снова шевелился, а не присыхал к небу.
Ткач поставил пустой кувшин, кивнул: продолжай.
- Да что... как заговорил, все. Весь полк своей святостью заморочил. Голос-то у него нелюдской. Людского за поллиги-то не слыхать, а этот - вроде тихо так говорит, а слышно чуть не на весь город. Вот и солдаты послушали, да все на колени повалились, заорали славу. А кто не повалился да не заорал, тех свои же и разорвали. В клочья. И все это с такими просветленными лицами... - Ревун передернулся. - И так везде. Много, один из ста разум не потеряет от его речей. Что бы ни приказал, все исполнят.
- И как тебе удалось не попасться? Или Пророку всё равно, верят ему или нет?
- А я притворялся таким же чокнутым, как все. И на колени падал, и предателей топтал... Только в глаза ему не смотрел.
- И что глаза? - ткач закинул в рот ещё горсть орешков и улыбнулся, добренько так.
Если б он вытащил тесак или прикрикнул, Ревун бы ещё посомневался. Но после этой улыбки сам бы зарезался, да ножа нет.
- Глаза у него как у тебя. Тьма. Как только проповедовать начнет, так сразу... будто не человек. Демонские глаза. Ужас, лёд и смерть. Говорит красиво, и всё про свет, про чистоту, о стране и народе заботится, а от самого Ургашем несет.
- Кто-нибудь ещё рядом с Пророком это видит?