Страница 75 из 78
- Думаете, они будут счастливы? - Алевтина Ивановна без труда прочла мои мысли.
- Это зависит от них, - я повела плечами, а на душе стало невыносимо горько.
- Конечно, - поспешила согласиться женщина, машинально поправляя прическу, также как делала это, когда ждала в коридоре скорой кончины сына. - Знаете, Максим уверен, что у них с Лизой родится мальчик. Уже представляет, как будет играть с малышом в футбол и выбирать в магазине машинки.
- Главное, чтобы ребенок был здоров, - поморщилась я, вспомнив, как в Потоке аист приносил Макарову младенца, завернутого в розовую пеленку. - Простите, можно задавать вопрос?
- Разумеется, - собеседница подарила благосклонный взгляд, не подозревая, какой кошмар на нее готовятся обрушить.
Но я не собиралась отступать. Вспомнилось, как шесть лет назад разговаривала на очень непростые темы в коридорах этой самой больницы с племянницей Варвары и сестрой Михаила. Тогда было труднее. Ведь я сама была напуганным и не слишком готовым к непростой правде ребенком. А теперь я просто хотела знать причины увиденного в закольцованном мире. В конце концов, Макаров в из меня едва все силы не высосал.
- Медсестры рассказывали, в одну из ночей Максим стонал во сне и звал кого-то по имени Рома. Всё повторял, что он "не хотел"...
Нет, я не пощадила чувства матери, едва не потерявшей единственного ребенка, когда решила не заканчивать фразу, произнесенную Макаровым в Потоке. Просто побоялась спугнуть её разговорами о странном признании в убийстве.
- Это родственник? - продолжила я допрос небрежным тоном, стараясь не замечать, как лицо женщины потемнело на глазах. Превратилось в маску тоски и полузабытой боли.
- Нет, - голос стал хриплым, рука взметнулась к губам. - Это был соседский мальчик. В нашем старом дворе. Святые угодники! - Алевтина Ивановна прикрыла глаза, чтобы не видеть сына с невестой, не замечающих нашего присутствия в коридоре. - Понимаете, мы были уверены, что Максим всё забыл. Он ведь и сам был тогда малышом. Всего лишь ребенком. Невинным и добрым.
- Что произошло?
Наверное, я не имела права спрашивать. А она могла не отвечать. Прогнать меня прочь или напомнить, что я чужой им человек. Но женщина почему-то решилась на откровение. Возможно, чтобы впервые за много лет произнести вслух то, что до сих пор тревожило душу. Вопреки попыткам спрятать правду в самой глубине.
- Дети играли в подъезде. Им по четыре годика было. Ромина мама зашла к нам - показать новое платье. Мы не видели, что произошло. Только громкие крики услышали. Мальчики подрались из-за машинки. На ступеньках. Когда мы прибежали, Рома лежал внизу - на площадке - и не шевелился. Максим стоял выше. С проклятой машинкой в руках.
- И вы решили переехать?
- Да. Через месяц после гибели малыша. Это ведь был несчастный случай. Неудачное падение. Все дети дерутся и толкаются. Но соседи смотрели на сына, будто он чудовище, - Алевтина Ивановна всхлипнула, но не позволила себе расплакаться. - Максим никогда не говорил о Роме. Он и не понял ничего. А мы с мужем не напоминали об исчезнувшем из его жизни маленьком друге. Тем более, в новом дворе он быстро сошелся с местными детьми.
- Вы баловали его, да?
- Наверное, больше, чем требовалось, - улыбка получилась несчастной. Женщина посмотрела на сына, поправляющего пятерней густые волосы. - Но стоило вспомнить тот кошмар, как сразу хотелось сделать жизнь моего ангелочка слаще.
- Понимаю, - шепнула я, хотя была не согласна с такой методикой воспитания. Мои капризы ведь тоже долгое время выполнялись беспрекословно. Отцом, бабушкой и дедом. И кем я была в шестнадцать лет? Бестолковой девчонкой, привыкшей получать всё на блюдечке. Не злой, но очень эгоистичной. И если б не закольцованный мир и одна невероятно талантливая, но бесконечно несчастная женщина с переломанной судьбой, не знаю, что бы из меня в итоге вышло. - А знаете, - решилась я на завуалированную правду. - Не думаю, что Максим помнит Рому. Сны - всего лишь сны. Тем более, после комы...
Они вышли из палаты под руку. Будущие супруги и родители. Попрощались со мной и пошли прочь в сопровождении Алевтины Ивановны, не пожелавшей, чтобы я долго разговаривала с женихом и невестой. Винить её в этом было трудно. Теперь воспоминания обо мне всегда будут вызывать горький привкус.
- Сколько дашь этой парочке? В смысле их браку?
Я подпрыгнула, второй раз подряд ударилась локтем.
- Блин, Люба!
И когда она успела подойти и встать за спиной? Моя бывшая медсестра и нынешняя приятельница. А, может, почти подруга.
- С каких пор ты стала пугливой, как заяц? - Любаша обняла меня сзади, продолжая глядеть вслед бредущему в сторону лифта семейству. И не дождавшись ответа, повторила предыдущий вопрос. - Ну, так сколько?
- Года четыре.
- Неее, три максимум, - отрезала медсестра. - И то, если родители будут на совесть парня давить. Сам он с удовольствием даст деру через месяц после рождения младенца. Что? Он же большой ребёнок. Ему надо не пеленки менять и нянчиться, а смотреть, как вокруг него родственники скачут. Я знаю. Сама за такого по глупости замуж вышла. Кстати, Александра Викторовна! - Любаша быстро свернула тему о неудавшемся браке. - А меня ведь за тобой прислали.
- Кто? - я смотрела, как Лиза с Максом, которым не суждено провести вместе всю жизнь, заходят в лифт и не придала значения последней фразе. А вопрос задала исключительно на автопилоте.
- Как кто? Павел Семенович, конечно. Разведка донесла, что ты тут. Вот он меня и делегировал. Мол, любого другого ты лесом пошлешь. И болотом в придачу.
Я вытаращила глаза. Нет, разумеется, Люба не лгала, и за мной послал вредитель-заведующий. Вот только чем моя нескромная персона ему опять не угодила. Не чай же распивать приглашает, в самом деле.
- Не пойду! - решительно объявила я.
- Ещё как пойдешь, - не согласилась медсестра, улыбаясь хитро-хитро.
- Потому что ты поднимешь на уши половину отделения, и они транспортируют меня под светлые очи Кондратьева в смирительной рубашке и с кляпом во рту?
- Не-а. Потому что ты человек хороший, - Любаша развеселилась всерьез. - И не станешь подставлять невинную медсестру. Шеф ведь с меня спросит, почему не организовала твоё присутствие в его кабинете.
Вот нахалка! Хотелось съязвить (по-доброму, разумеется) и уехать домой, как и планировала. Но поняла, что в Любином ответе присутствовала лишь доля шутки. Во-первых, эскулап действительно не обрадуется. Во-вторых, "провал" всерьез ударит по репутации "президента". Ведь все в больнице давно привыкли, что медсестра Трофимова способна с легкостью выполнить любое, даже самое немыслимое, поручение.
- Ладно, - проворчала я, беря курс в сторону лестницы. - Но с тебя причитается.
- Договорились, - заверила Любаша с едва заметным вздохом облечения. - Обещаю и дальше ходить в разведку и выявлять места дислокации противников.
- Рада слышать, - поморщилась я, вспомнив злоключения этого лета. - Но я не буду здесь больше работать.
- Ох, Александра Викторовна, - отмахнулась медсестра, пропуская меня вперед. - Жизнь - штука витиеватая. Выводит в самые неожиданные места. Не стоит зарекаться...
Стены "родного" отделения вызвали щемящую грусть и ощущение легкой скорби. Здесь всегда было тише, чем в других блоках. Родственников, способных наделать шума, на порог пускали в исключительных случаях. А сотрудники вели себя так, словно боялись разбудить спящих. Разве что сам Кондратьев, да цербер Галина Степановна смели повышать голос.
Кстати, именно она шикнула на меня, заметив, как торкаюсь в закрытый кабинет эскулапа, назначавшего рандеву и сделавшего ноги.
- Не ломай дверь! Начальник в 341-ой, где раньше Макаров лежал. Велел, чтоб туда шла.
Я скривилась, чувствуя, как завожусь с пол оборота. Впрочем, чему я удивляюсь? Стоило предположить заранее, что вредный доктор устроит встречу там, где умирает очередная жертва Потока. Насколько я поняла из скудных ответов Любы по дороге, Света потеряла надежду найти Дмитрия и перестала приходить в больницу. А зная Кондратьева, не трудно было догадаться, что он костьми ляжет, чтобы продолжить эксперимент. Даже собственное самолюбие пошлет в длительный вояж вокруг земного шара и попытается заключить перемирие со мной.