Страница 90 из 106
— Он потешался над людьми, развлекался. Но не дружил. Скажем, доктор Чернох, директор музея. Друг детства. Иногда они обменивались двумя-тремя словами. О погоде, о том, что́ Рамбоусек должен починить или сделать в музее. Дальше — пан Матейка, здешний художник. Тоже друг детства. Временами он заглядывал к Рамбоусеку — за краской, если у него какая-нибудь кончалась. Кстати, именно Матейка посвятил Рамбоусека в таинства живописи. Калабовы. Рамбоусек порой заходил к ним в канцелярию на чашку кофе. Но это нельзя назвать компанией, если вы меня понимаете. Просто знакомые. И даже не очень близкие.
— Ну а вы?
— То же самое. — Доктор Медек покачал головой.
— В чем дело? — спросил Экснер.
— Просто мне пришло в голову...
— Что же, если не секрет?
— Художник, живописец... Он ведь был не только резчик, но и живописец, трудно решить, что преобладало, так вот: живописец — и совсем не интересовался здешней превосходной галереей. Непосредственный, самобытный подход к творчеству. Он смотрел на картины как на стулья или арбузы. Но для вас это, вероятно, несущественно. Я имею в виду — мое замечание.
— Это одному богу известно, — вздохнул капитан Экснер, — да святому Вацлаву.
— Я думаю, — помолчав, добавил капитан Экснер, — что вы тоже пытались искать убийцу, хотя это и не ваша специальность.
— Пытался.
— И к чему вы пришли?
— Ни к чему.
— А вы-то сами?..
Доктор Медек побледнел, покачал головой.
— Очень рад, — удовлетворенно сказал Экснер, — что вы не остались равнодушны. — Он сердечно пожал Медеку руку. — Спасибо и до свидания, пан доктор...
Доктор Медек пошел к двери, уставившись в одну точку.
Капитан Экснер вытер платком руку, которую подавал Медеку.
— Погоди... Тут где-то должна стоять лесенка, — послышался голос под окном.
Экснер высунулся наружу. Худущий лохматый парнишка, сутулый, с развинченными движениями, показывал что-то на земле такой же длинной и тощей, но отнюдь не столь лохматой девушке. Она нетерпеливо тянула его за рукав:
— Пойдем...
Экснер кашлянул.
Они подняли головы. Девушка даже вскрикнула от испуга.
— Простите, — сказал капитан Экснер.
— Мы здесь гуляем, — объяснил парень.
— И хотите заглянуть сюда? Лестница на месте.
— Нет. — Парень покраснел. — Мы просто так...
— А вы кто? — спросил Михал Экснер по-дружески. — Может, нам не мешает познакомиться.
— Я Калаб. Мартин Калаб. А это Вера. Вера Финкова.
— Папа — управляющий замком?
— Да.
— Капитан Экснер.
— Это мы знаем, — сказала девушка. — Только не знали... — Она запнулась.
— Чего не знали?
— Что вы у пана Рамбоусека.
— Вы когда-нибудь бывали у него?
— Нет, — ответил Мартин Калаб.
— Что же вы шли смотреть?
— Лесенку, она тут стояла.
— Вы видели, как она стояла?
— Да. Видели. — Мартин Калаб замялся.
— Вы можете залезть по этой лесенке наверх?
— Почему бы нет, — оживилась девушка. — Только...
— Вы знаете, где она?
— Да.
— Тогда тащите ее сюда, — решил капитан Экснер, — и лезьте ко мне наверх.
Оба учащенно дышали, скорее от волнения.
— Садитесь. Вон туда. Или на диван. Каникулы?
— Да, — благовоспитанно ответила девушка. — Летом я работаю в замке. Экскурсоводом.
— А Мартин?
— Тоже водит экскурсии.
Капитан Экснер сунул руку в карман. Достал пачку сигарет и стал поигрывать ею.
— Мне все равно надо было с вами поговорить. И неважно, кто кого нашел — вы меня или я вас. Значит, вы видели, как кто-то лез по лестнице?
— Да, — ответила она.
— Кто же это был?
— Те журналисты, — объяснил Мартин Калаб, — что приезжали к пану Рамбоусеку.
— Как же вы смогли их увидеть? Ведь это место почти ниоткуда не просматривается.
— Мы... я... дело в том... — сбивчиво объяснял Мартин Калаб. — Когда у нас выпадает свободная минутка, мы с Верой... ходим посидеть вон туда. — Он кивнул в сторону окна. — Под крепостной стеной. Там есть лавочка.
— Туда ведет дорога? — спросил Экснер.
— Дорога? Нет. Там лавочка...
— Понимаете, — объяснила Вера Финкова с рассудительностью умной женщины, — эту лавочку сделал Мартин. Оттуда весь парк виден, как на ладони...
— Знаете что? — решил Михал Экснер. — Здесь вы все уже посмотрели. К тому же сейчас и смотреть-то не на что. Теперь я пойду с вами взглянуть на лавочку, и на парк, и на окрестности вообще.
— А лестница? — спросил Мартин Калаб. — Убрать ее?
— Зачем? — спросила Вера. — Не будем же мы обходить весь замок. — И, словно не сомневаясь в смелости капитана Экснера, добавила: — Я первая!
Мартин Калаб превосходно выбрал место для лавочки. Это была маленькая площадка в источенной ветрами скале под северо-восточным углом замка. Если бы не густые заросли сирени, лавочка была бы видна из любого окна на северной и восточной стороне. Ее можно было бы увидеть, просто наклонившись через балюстраду внутреннего двора. Слева внизу просвечивала меж ветвей лестница, ведущая из парка во внутренний двор, было видно луг и две дороги, ту, что шла вдоль ручья, и ближнюю, у лестницы. А выше над деревьями — часть парковой ограды, ворота, кроны каштановой аллеи у пруда, тростники.
Добраться до площадки было не так-то просто. Тропинка, проходившая под окнами квартиры Рамбоусека, вскоре круто сворачивала, исчезая в чаще кустарника. Но они туда не пошли, а пробрались сквозь кусты вверх по скале, ступая по зарубкам, которые явно усовершенствовал Мартин Калаб. Крохотная площадка была чисто подметена. Лавочка — две метровые доски, закрепленные в склоне. Третья доска служила спинкой и крепилась к скале забетонированными шурупами. Мартин Калаб умел работать. Доски были обструганы и покрашены.
— Отлично, — Михал Экснер уселся на лавочке. — Еще бы подлокотники.
Мартин Калаб вспыхнул.
— Ну, садитесь, Вера. Слушай, Мартин, ты ведь говорил, что отсюда открывается прекрасный вид. А завел меня в какой-то тайник. В логово. Господи боже, да это ж просто убежище разбойника... — Капитан Экснер вдруг запнулся посреди фразы. Пригладил волосы, почесал нос — Отсюда и лестницу не видно...
— Мы их услышали и пошли посмотреть, — сказала она.
— Лестницы, — повторил капитан Экснер, — и тропинки отсюда не видно. Это верно. Зато... видно другое место... Но тогда ведь была ночь. Допустим, ясная ночь. Ночь перед грозой. В субботу ночь была ясная?
— Да, — ответил Мартин Калаб, кусая губы. Экснер взглянул на Веру Финкову.
— Понимаете, — медленно проговорила она, опустив глаза, — у нас дома понятия не имеют, что мы тогда были тут.
— И не будут иметь, — серьезно успокоил их капитан Экснер.
Двери запасника на третьем этаже замка распахнулись настежь.
— Коньяку! — крикнул, вваливаясь в комнату, доктор Яромир Медек, — меня только что подвергли допросу третьей степени! Спасайся, кто может!
Эрих подавился куском холодного цыпленка и так закашлялся, что у него даже очки запотели. Его сестра облизала пальцы и укоризненно взглянула на доктора Медека.
— Мне жаль вас, пан доктор, — сказала она. — Коньяк вам и впрямь бы не повредил. Но только в данный момент коньяка у нас нет.
— Тогда я сбегаю за бутылкой в галерею! — Доктор Медек повернулся на каблуках и исчез.
Эрих Мурш откашлялся и протер очки.
— Ишь ты, а мне не сказал, что у него там коньяк. Да, вот что мне пришло в голову... Что же ты приехала только после полудня, хотя обещала привезти обед? Не грозы же испугалась...
— Грозы.
— Врешь, — спокойно сказал он. — Иной раз по-страшному. И всегда ужасно глупо.
Она опять принялась за куриную ножку.
— Ты, наверно, удивишься, но вчера вечером допросу третьей степени подвергли меня.
— Я так и думал, — холодно ответил Эрих. — Вечером и ночью. Представляю.