Страница 89 из 106
— Да. — Доктор Медек задумчиво вскинул подбородок. — Жаль. Начни он хоть немного раньше, да проживи дольше...
— Как ему вообще пришло в голову заняться живописью? Вы говорите, он начал поздно?
— Мне он рассказывал, что как-то раз у него появились деньги, достаточно денег, чтобы купить холст и краски. А у него был друг, местный художник, пан Матейка.
— Он учил Рамбоусека?
— Насколько я знаю, пан Матейка относился к творчеству Рамбоусека дружески-снисходительно. Считал его безобидным чудаком.
— Пан Матейка хороший художник?
— Конечно, товарищ капитан.
— Похоже, вы не очень любите пана Матейку?
— Да нет. Почему? — удивленно покачал головой доктор Медек, — Вы, наверно, еще не говорили с паном Матейкой. Он весьма интеллигентный и общительный человек. Время от времени заходит ко мне в музей, мы беседуем о картинах, о технике живописи, ищем копии картин. Он выдающийся знаток картинной галереи замка и дал мне много полезных советов и идей.
— Вот как! — заметил Михал Экснер. — Подойдите-ка сюда, взгляните, пан доктор.
Он подвел Медека к незаконченному полотну.
— Вы могли бы определить, когда пан Рамбоусек писал в последний раз?
— Только приблизительно, к сожалению...
— Разумеется, только приблизительно. — Михал Экснер пожал плечами. — В конце концов, это ведь не экспертиза. Просто мне вдруг стало любопытно.
— Если позволите... — Медек подошел к столику с кистями и красками.
— Пожалуйста, берите все, что нужно...
Доктор Медек взял шпатель, тряпочку, скипидар или что-то в этом роде и принялся за дело.
— Вывод будет... крайне приблизительный, товарищ капитан.
— Пускай...
— Синей краске около недели, зеленой тоже, красной, вероятно, несколько меньше. А эти пятна...
— Вот-вот. Собственно, они интересуют меня больше всего.
— Больше двух дней... Но меньше шести...
— А каково ваше мнение в целом, пан доктор?
— О чем, простите?
— Об этом убийстве, — сухо пояснил Экснер. — Об этом убийстве с целью ограбления.
— Мое мнение? Я же не могу развить теорию, не располагая данными. Я ничего об этом не знаю. — Он замолчал, по-прежнему стоя перед картиной с тряпочкой в одной руке и шпателем в другой.
Капитан Экснер прошел к окну, потом к двери и опять назад. И, повернувшись к Медеку спиной, стал смотреть в парк.
— Здесь очень красиво. Чудесно. Я прямо завидую вам, ведь у вас есть возможность ездить сюда каждый год на несколько недель...
— Да. Я сделал тут немало полезного, постепенно, понемногу.
— Сейчас я имею в виду не столько вашу работу, пан доктор...
— Простите? А что же?
— Повторяю, пан доктор, сейчас я имею в виду скорее не работу, а...
— А что же тогда, товарищ капитан?
— Чем вы занимались тут помимо работы?
Доктор Яромир Медек покраснел — то ли от подавленного возмущения, то ли от замешательства. Впрочем, Экснер этого не видел — он продолжал смотреть в окно. Его фраза прозвучала не как вопрос, и он, казалось, не очень и ждал ответа, потому что тотчас продолжил:
— Вы с кем-то здесь общались, разговаривали, ужинали, играли в карты или в шахматы, или...
— Крайне узкий круг людей.
— А вам не приходило в голову, — тихо сказал Экснер и медленно повернулся, — что кто-то из этого узкого круга как раз и...
— ...убил Рамбоусека? — так же тихо докончил доктор Медек, и лысина у него заблестела еще сильнее. Он взглянул на свои руки и положил шпатель и тряпочку на столик. Пригладил усы. — Приходило...
— И что же?
— Дело в том, что ни один человек из этого узкого круга не похож на убийцу и грабителя.
— А как вы себе представляете такого убийцу?
Доктор Медек изумленно раскрыл глаза и покачал головой.
— Только ведь я...
— Вероятно, вы хотите сказать, — прервал его Михал Экснер, — что мне виднее?
— Ведь я... специалист...
— ...в другой области. Вы специалист по живописи, а я по убийствам с целью ограбления.
Доктор Медек хотел улыбнуться, но улыбки не получилось.
— Вы правы, — сказал Экснер. — Допустим. Ну а что делали в субботу вы, пан доктор?
— Это допрос?
— Предварительный, — заверил его капитан Экснер. И пожал плечами. — Такая уж у меня профессия. Что вы делали в субботу после обеда и вечером?
— Я... — Доктор Медек покраснел. — После полудня я ходил купаться,
— Куда?
— На пруд под мельницей, как и...
— С кем? — перебил Экснер.
— С братом и сестрой Муршовыми. Вы же их знаете...
— А потом?
— Мы пошли ужинать в погребок, а потом поехали в «Лесовну».
— На вашей машине?
— Да.
— А оттуда?
— Я полагал, что...
— Что вы полагали?
— Что вас проинформировали.
— Частично, — согласился Экснер. — Как долго вы там были и куда потом поехали?
— Мы были там примерно до одиннадцати-двенадцати, после я отвез брата и сестру Муршовых в Мезиборжи и вернулся к себе, туда, где я снимаю квартиру.
— В котором часу вы пришли домой, то есть в квартиру, которую снимаете?
— Не помню. Наверное, после двенадцати.
— Вас кто-нибудь видел, когда вы возвращались в Опольну? Видели ли вы кого-нибудь?
— Видел ли кто-нибудь меня, не знаю, — ответил доктор Медек. — Сам я, очевидно, кого-то видел, да не обратил на это внимания.
— Я не совсем понял вас.
— Я думаю, — нарочито терпеливо объяснил доктор Медек, — кто-то видел, как я ехал через город. Ну а я следил за дорогой и...
— Достаточно. Стало быть... приблизительно с двенадцати у вас алиби?
— А зачем мне алиби?
— Как зачем? — преувеличенно любезно спросил капитан Экснер. — Ни ваша вина, ни ваша невиновность не доказаны. У кого вы живете?
— У пани Шустровой, учительницы из музыкальной школы, вдовы здешнего аптекаря. Это чуть ниже площади, налево. Практически сразу за французским парком.
— Может, она слышала, как вы пришли...
— Может быть. Но в ее окнах было темно.
— Как вы относились к Рамбоусеку? По-дружески?
— Я бы сказал иначе.
— Как именно?
— Снисходительно.
— Вы к нему. А он к вам?
Доктор Медек чуть заметно усмехнулся. Пожалуй, даже с легкой грустью.
— Боюсь...
— Чего?
— Что он меня... не принимал всерьез.
— Вы же, как говорят, создали его.
— Да. Так говорят. В каком-то смысле это правда. Но ему-то все было безразлично.
— Вы уверены? Говорят, он любил деньги. А ими он был обязан прежде всего вам.
— Ему и деньги были безразличны. Понимаете, я убежден, что деньги его вообще не трогали.
— Люди считают иначе.
— Это понятно, — ответил доктор Медек. — Они исходят из своего субъективного взгляда на мир, смотрят своими глазами. А не его. Поверьте, деньги ему были неважны, он радовался им только потому, что это дразнило и будоражило весь город. Всю округу. Если подсчитать, сколько он, собственно, зарабатывал, то сумма выйдет изрядная, но не намного больше, чем он заработал бы на левых заказах. Потребности его были крайне невелики. А вот стремление провоцировать людей — безгранично.
— Никаких денег, — сухо констатировал капитан Экснер, — мы не нашли.
— Так я и думал.
— Как это понимать?
— Кто-то убил его ради денег. О его богатстве ходили легенды.
— Бывает, — заметил капитан Экснер. — Кстати, вы видели Рамбоусека в «Лесовне»?
— Видел.
— С кем он там сидел?
— Один.
— Как это?
— Он всегда сидел один.
— Вы уверены, что он сидел один?
— Уверен? Не могу сказать, товарищ капитан. Пожалуй, именно в субботу он с кем-то разговаривал. Только я не могу сказать, с кем. Не обратил внимания.
Капитан Экснер дважды прошелся по комнате. Остановился перед загубленными произведениями Болеслава Рамбоусека.
— Но это же невозможно, — сказал он скорее себе самому, — невозможно, чтобы во всем городке у человека не было ни одного друга. Доверенного человека. Приятеля с детских лет. Его одиночество просто невероятно. Подозрительно. Необычайно. Может, опять легенда?