Страница 83 из 106
— Кто? Коларж и Рамбоусек?
— Нет. Коларж и его сожительница. Они живут за мельницей. В ее лачуге.
— Значит, выяснить будет трудно, — вздохнул он.
— Еще бы. Кстати, у старика есть сын. В последнее время он иногда приезжал. А жена от Рамбоусека сбежала, говорят, сразу после свадьбы.
— Ну и ну, — заинтересованно произнес Экснер, — а почему?
— Не знаю. Мы здесь всего восемь лет. А она сбежала лет двадцать назад.
— Почему же от трудяги Рамбоусека, — рассуждал Экснер, который в это утро, вероятно, под влиянием погоды, неважного завтрака и сонливости то и дело разглагольствовал, как этакий философ-самоучка, — почему от него, человека, работавшего не покладая рук и, наверно, жившего размеренной жизнью, сбежала жена?
Вера засмеялась.
— Какой образ жизни он вел тогда, я не знаю. А сейчас — очень размеренный. Пил мало, только и знал работу. Одно плохо, — сказала она опять тем же тоном — тоном женщины, которая выше всякой грязи и низостей мира, — болтлив был. Страшно любил спорить. Только с ним никто спорить не хотел. А его хлебом не корми — дай поболтать.
— Вы наверняка так и поступали, пани Калабова, — сказал капитан Экснер с видом человека недалекого и самонадеянного.
— Конечно. Он ведь как ребенок, его нельзя было принимать всерьез.
— Стало быть, Рамбоусека считали ворчливым и злым старикашкой, — грустно улыбнулся капитан Экснер, — видели в нем скупердяя, у которого денег куры не клюют.
— Вот именно, пан доктор. Напоследок он рассорился с собственным сыном. В пятницу. Да как рассорился! Просто цирк! Хорошо еще, что во дворе не было ни одной экскурсии. Представляете, Рамбоусек гнался за сыном по двору и бросал в него полешками. Едва не разбил вот это окно. А потом сплюнул, собрал полешки и вернулся домой.
— Он что-нибудь кричал?
— Ничего. Оба не издали ни звука. Я сидела на том самом месте, где вы сейчас. И видела, как сын вышел из дверей, обернулся — видимо, сказал еще что-то, — и вдруг мимо него пролетело поленце, потом второе, он едва успел увернуться. Даже двери закрыть не смог. А когда зашагал по двору, Рамбоусек вдруг показался на пороге с полешком в руках, примерился и бросил в сына, прямо в спину попал. Словом, было бы смешно, если бы... — Она запнулась. — Иисусе, — сказала она вдруг вполголоса и прикусила нижнюю губу.
— Что такое? — удивленно заморгал Экснер. Сначала он взглянул на Калабову, а потом украдкой на часы. Времени оставалось совсем мало.
— Если б не такой конец. Ведь...
— А вы знаете, какой был конец?
— Мне сейчас пришло в голову... Что, если родной сын...
Экснер пожал плечами.
— Говорят, и такое бывает.
— Вот видите.
— Случиться может все, пани Калабова, — сказал он. — И такой вариант более чем правдоподобен. Но говорят, кого-то уже забрали.
— Наверно, им что-то известно.
— Скорее всего, — кивнул он. — Только ведь ссора произошла в пятницу, убили Рамбоусека в субботу, а нашли в понедельник. Значит, если они поссорились в пятницу... Хотя это роли не играет, сын мог приехать сюда еще раз, — рассуждал он как будто бы вполне серьезно.
Она улыбнулась почти материнской улыбкой.
— Любите играть в сыщика?
— Пожалуй, — согласился он с деланным воодушевлением. — Я частенько так размышляю... Здесь, в Опольне, населения, скажем, тысячи три. Представьте себе, две-три тысячи человек. Что они делали в субботу вечером? Где были все эти люди в ту минуту, когда в парке встретились двое — Рамбоусек и его убийца? Например, где были вы, где был ваш супруг?..
— У меня прямо мурашки по спине, пан доктор!
— Давайте попробуем. — Он весело потер руки. — Сможете ли вы вспомнить... Раз уж мы играем в сыщиков.
— А мне незачем вспоминать. Мы сидели здесь. До двенадцати. Играли в канасту. Я, мой муж, Олина Домкаржова... Она студентка, работает в каникулы экскурсоводом и живет рядом с нами, под аркадами. — Вера запнулась. — Четвертый пришел уже в темноте, чтобы никто его не видел. Если начнут расследовать и станет известно, кто этот четвертый, Опольна прямо ахнет...
— А расследовать начнут, — нахмурился Михал Экснер. — Безусловно. Кто же он?
— Наверно, мне не стоит этого говорить, даже вам.
— Придется, иначе какая же игра.
— А если...
— Думаю, будет лучше, если узнаю я, а не поручик Шлайнер.
— Господи! — воскликнула она. — Только Шлайнера не хватало! Тогда жди еще убийства!
Капитан Экснер допил молоко.
— Вы там у них... слышали что-нибудь? — спросила Калабова.
Он грустно покачал головой. Вздохнул. Во двор въезжала машина, и это наверняка был Богуслав Вок.
— К Олине ходит доктор Гаусер из больницы, — выдохнула Калабова.
И капитан Экснер пожалел, что надо заканчивать приятный разговор с милой, гостеприимной хозяйкой.
— Вон оно что, — протянул он.
— Я знаю, пойдут сплетни... Наверно, мне бы надо его...
— Нет. Лучше не надо. И не сердитесь на меня, бога ради. — Он просительно взглянул на нее. — Я сделал ужасную глупость. Вчера я вам солгал. Собственно, я мог себе позволить так говорить, потому что был еще в отпуске. Однако начальство обо мне вспомнило. И сегодня я уже при исполнении служебных обязанностей. Разрешите представиться: доктор Экснер.
— Но ведь вчера, пан доктор...
— Да, конечно... Только я не ботаник. Я доктор правоведения.
— Юрист?
— Да. И капитан. Я служу... Все дело в том, что я из уголовного розыска. Вот мое удостоверение пани Калабова. Только, пожалуйста, прочитайте спокойно; понимаю, вы взволнованы. Я еще зайду к вам сегодня. Я не могу вам приказать, чтобы вы никому не рассказывали о нашем разговоре, но так все же будет лучше. А с тем женатым доктором, который ходит сюда на свидание со студенткой Домкаржовой, лучше вовсе не говорите. Обещаю вам сохранить это в тайне. Супружеские измены не мой профиль, я не частный детектив. Так что... Да, да, вам бы надо... Вот здесь в шкафчике... Ром? Пожалуйста. Рюмку? Ага. Из бутылки. Да, пани Калабова, так, пожалуй, лучше.
Богуслав Вок подъехал прямо к лоджии, чтобы Экснер мог сесть в машину, не замочив ног. Но проку от этого был мало. Вода, хлеставшая из водосточных труб, разлеталась далеко во все стороны, а ветер, стремительно круживший по внутреннему двору, разбрасывал капли дождя повсюду.
Экснер скользнул в машину, положил мокрый зонтик на переднее сиденье. А когда машина развернулась, поднял руку и приветственно помахал в сторону канцелярии.
— Богоуш, — вздохнул он, — я весь мокрый, как водяной. И спать страшно хочется...
— Ну и спи, — отозвался Вок. — Одеяло там, сзади.
Оно лежало за сиденьями. Капитан Экснер разулся, снял рубашку и брюки, тщательно повесил их на спинку переднего сиденья и прикорнул под одеялом.
Уснул он не сразу. Еще слышал, как по крыше машины хлещут потоки воды, а сквозь шум мотора доносятся раскаты грома.
Внезапно он поднялся:
— Минутку, Богоуш! Чуть не забыл. На станцию. Сперва на станцию. Спать буду потом.
— Ну, ребята, — энергично начала Таня Врабцова. — Что произошло? — Она облокотилась на письменный стол и, сцепив руки, положила на них подбородок. К письменному столу был придвинут огромный стол заседаний, с которого при желании мог бы взлететь небольшой самолет. Рихард Поган сидел на дальнем конце, а Моймир Луцек занял стул ближе к середине «взлетной полосы». — Ну, выкладывайте!
Известный репортер Поган машинально поправил очки и согнулся, точно плакучая ива.
— О чем ты, Таня?
— Послушайте, вы были в Опольне?
— Ясное дело. Репортаж готов. Ты ведь уже читала? В понедельник я оставил его тут, на столе.
— Читала, хороший репортаж.
— А фотографии, — отозвался Луцек несколько ворчливым тоном: ему претил Танин энергичный стиль, — я тебе отдал сейчас, так что мы не знаем...
— Я не о репортаже. Только вот, глядя на все это, я думаю... — Одной рукой она перебирала фотографии. — Думаю, что об этом деятеле вы пишете, пожалуй, слишком много. Надо бы дать пошире фон, показать весь город, как он живет, и вообще... А если уж о нем самом, то побольше о его творчестве. Что-нибудь о мастерской, раз уж он самодеятельный художник. Только почему вами интересуется уголовный розыск?