Страница 82 из 106
— Ты хочешь сказать, что мне пора повидать Влчека.
— Именно.
— Я проголодался. Пусть Богоуш заедет за мной к Влчеку. А я что-нибудь куплю по дороге. — Он выглянул в окно. — Ого, тучи... Товарищ поручик, — обратился он к Шлайнеру, — показания Рамбоусековой весьма любопытны. Как тут у вас насчет соблюдения служебной тайны?
— За это я ручаюсь, товарищ капитан.
Экснер показал рукой на небо.
— Какие тучи... Гроза собирается.
Прежде чем идти в замок, он вернулся в гостиницу за зонтиком. Вскинул его на плечо, словно ружье, и пошел вдоль площади. «Молоко» — отпуск, самообслуживание еще закрыто, бистро тем более. Он чувствовал себя как бродячий пес, хотя, конечно, ничуть не походил на него. Посмотрел на овощную палатку — тоже закрыто, и нигде ни груши, ни куска гнилого арбуза...
Он подумал о банке апельсинового сока и совсем приуныл.
Счастье улыбнулось ему в улочке, ведущей к замку, где была еще одна молочная. Он купил у старой продавщицы литр молока, два больших рогалика и вафли, по ее словам свежие. На это утверждение ее, вероятно, спровоцировал отчаянный взгляд, каким Экснер обвел полки, где ровными рядами стояли коробки со всевозможными сухарями и пакеты с мукой. Казалось, они приросли к полкам, были там всегда, испокон веку.
В одной руке бумажный пакет, в другой — полиэтиленовый мешочек с молоком, под мышкой зонтик — так капитан Экснер направился к замку.
Поднялся ветер. Гнулись деревья за оградой французского парка. Пыль вздымалась столбом и кружилась на углах. Какая-то белая бумажка летела высоко над крышами домиков.
Многих, наверно, охватила тоска, подавленность, ведь утренние грозы производят странное впечатление. По крышам и по мостовой застучали первые капли; капитан Экснер взял оба пакета в одну руку и раскрыл зонтик.
Навстречу ему бежала светловолосая женщина — Вера Калабова.
— Бегу в молочную, — засмеялась она, — а зонтик забыла...
— Я подожду вас.
Ветер гремел черепицей на крышах, срывал с деревьев листья. Экснер прижался к ограде. Наконец сверкнула молния, грянул гром, и ливень обрушился в полную силу.
Ветер рвал непослушный зонт из руки Экснера. Хорошо еще, что эту руку придерживала пани Калабова.
— Вы приехали не в самое удачное время, — сказала она.
— Правда?
— Эта вчерашняя неприятность...
— Неприятность? Когда меня арестовали?
— Да. А сегодня еще гроза. Вы в парк? В такую рань?
— Нет, — ответил он, — в галерею.
— Доктор Чернох дал вам ключ?
Он неопределенно хмыкнул.
— Вот только не знаю, где позавтракать... И сумею ли пить молоко из этого мешочка...
Она засмеялась:
— Можете расположиться в канцелярии. Я дам вам кружку, пан доктор.
— Вы необычайно любезны, пани Калабова, — галантно ответил он и, усмехнувшись, ступил сверкающими ботинками в лужу.
— Слышишь, мама, — окликнул мальчик; он шел из ванной в кухню завтракать и снял в прихожей трубку телефона, — кто-то звонит.
— Бегу! — крикнула из спальни Таня Врабцова. Она в это время заплетала перед зеркалом косу, которая очень шла ей, хотя лучшие ее годы уже миновали. — Спроси кто.
Мальчик послушался. Потом прикрыл ладонью микрофон.
— Мама... это из общественной безопасности!
— Не волнуйся, малыш, — сказала она, доканчивая прическу, — кто-то нас разыгрывает. — Потом взяла трубку. — Врабцова.
— Главный редактор «Молодых горизонтов»? — спросил мужской голос.
— Да.
— Это говорят из управления общественной безопасности. Уголовный розыск. Надпоручик Вонек. Товарищ главный редактор, у вас в журнале работают товарищи Поган и Луцек?
— Да.
— Они в Праге?
— Насколько я знаю, да. Поган наверняка. Сегодня он должен прийти в редакцию.
— Спасибо, — сказал голос. — А вы случайно не знаете, они не были в конце прошлой недели в Опольне?
— Были. Я точно знаю. Что-то произошло?
— Нет. Ничего особенного. Пока трудно сказать, в чем дело. Нам надо с ними поговорить. Часов в одиннадцать-двенадцать или немного раньше к вам в редакцию зайдет капитан Экснер. Он хочет поговорить с этими товарищами. Хотя бы с одним из них.
— Конечно. Пускай приходит. Они будут в редакции, оба.
— Спасибо, товарищ, — поблагодарил голос вполне конкретного поручика Вонека, и он положил трубку.
То же самое медленно и задумчиво сделала и Таня Врабцова. Потом она пошла завтракать с сыном, но была не слишком разговорчива.
За кофе, оставшись в одиночестве и закурив сигарету, она все же не утерпела и позвонила Рихарду Погану.
— Слушай, Ришо, — начала она со своей всегдашней решительностью, — что вы натворили в Опольне?
— Господи, да ничего, — удивленно ответил солидный редактор Рихард Поган. — А что мы там могли натворить?
— Мне звонили из уголовного розыска. Приходи в полдевятого. Ко мне. И позвони Луцеку.
— Ему тоже прийти? Он должен сегодня ехать снимать.
— Никуда он не поедет. Потому что в одиннадцать в редакцию придет некий капитан Экснер. Потолковать с вами.
— Ну и ну! — удивился Поган. — А что ему надо?
— Я этого не знаю, мой мальчик, — сказала Таня Врабцова с ядовитым спокойствием. — А вот вам бы знать надо. Привет!
— Но...
Она решительно положила трубку, потому что знала: информация все равно от нее не уйдет; она лишь отдалила сладостный миг познания.
Он сидел за низким столиком у окошечка, выходившего под арку, скромно, как бедный странник в людской, пил из кружки теплое молоко и закусывал рогаликом. Вера оставила его в одиночестве ненадолго — ровно настолько, сколько нужно, чтобы вытереть забрызганные ноги и сменить туфли.
Властимил Калаб, очевидно, привык завтракать один.
— Надолго к нам?
— Даже не знаю, — Экснер был рад, что не приходится все время только лгать. — На несколько дней наверняка.
— Когда они уедут, будет спокойнее.
— Конечно. Конечно.
Она уселась в кресло, спиной к окну. Во внутреннем дворе из старых водосточных труб хлестали потоки воды.
Она закинула ногу на ногу, сложила руки, и Экснеру сразу показалось, что канцелярия — самое уютное место на свете.
За окном под аркой свистел ветер.
Капитан напустил на себя задумчивый вид. Потом покачал головой.
— Некстати я приехал. Тут случилось несчастье... Говорят, пожилой был человек?
— Вы имеете в виду Рамбоусека?
— Вероятно, кто-то его ненавидел?
— Знаете, — она снисходительно улыбнулась и сказала тоном человека, умудренного жизненным опытом, — я думаю, это из-за денег.
— А у него были деньги?
— Наверняка. Как слесарь Рамбоусек зарабатывал не много. Но он был мастер на все руки; рядом с манежем у нас есть столярная и слесарная мастерская. Там он делал левую работу и кое-что для нас, для замка. По счетам. У него было разрешение национального комитета. Ну и сапожничал.
— Сапожничал?
— Сначала только сапожничал. Раньше у него была мастерская. Возле площади, как идти к мельнице; может, вы там уже были...
Он усердно кивал, набив рот.
— Иногда и обувь шил. Знакомым. Треногий табурет стоял у него в слесарной мастерской. Мне он в прошлом году сшил зимние сапоги. По картинке из «Бурды». Сказал: «Для смеха, вдруг разучился».
— Ну и как?
— Очень удачно вышли.
— Человек был, значит, весьма работящий.
— Он не умел сидеть сложа руки. Ну и время от времени продавал какую-нибудь из своих странных картин. Некоторым нравились и его пучеглазые чудища. Я лично от них не в восторге.
— Я ни одного не видел.
— Он выреза́л их из дерева. Вот такие большие. У него дома их уйма. Если вам разрешат, загляните туда. Может, и у доктора Медека что-нибудь есть, он прямо молился на Рамбоусека.
— Кто же мог это сделать?.. — размышлял Экснер.
— Арестовали Коларжа, лесоруба, пан доктор. Все знали, что он не выносит Рамбоусека. Старика ведь вообще мало кто любил. Коларж мог бы это сделать только спьяну. И то скорее в пивной, чем в лесу. Хотя... кто знает. Деньги ему нужны всегда, потому что они здорово пили...