Страница 7 из 57
Такая жизнь представлялась ей невыносимой.
Более всего на свете Вивьен ценила свою независимость. И молила Бога о здоровье, чтобы она могла работать и обслуживать себя, пока не придет ее время и во всех окошечках машины жизни не выскочат лимоны.
Вивьен заканчивала мытье пола, думая о том, какой ужасной была бы жизнь без ее подруг и игровых автоматов, когда услышала какой-то шум в другой части дома.
Замерла, прислушиваясь.
Компрессор холодильника смолк. Тихонько постукивали часы.
После долгой паузы загремело в другой комнате. Опять наступила тишина.
Вивьен подошла к столику у раковины, выдвинула ящик, выбрала нож с длинным острым лезвием.
Мысль позвонить в полицию у нее даже не возникла. Если б она позвонила и убежала из дома, по приезде они могли и не найти взломщика. Подумали бы, что она — придурковатая старуха. Вивьен не хотела, чтобы пошли такие разговоры.
А кроме того, после смерти Гарри, уже двадцать один год, она заботилась о себе сама. И преуспела в этом.
Она вышла из кухни, нащупала выключатель справа от двери. В столовой никого не увидела.
В гостиной зажгла торшер. И здесь никого.
Уже собиралась направиться в кабинет, когда обратила внимание на фотографии, которые висели над диваном. Их всегда было шесть, а не четыре, как сейчас. Но поразило Вивьен не столько отсутствие двух фотографий, как покачивание остальных на крючках. Никто их не трогал, никого рядом не было и тем не менее на глазах Вивьен две фотографии неожиданно застучали по стене, потом соскочили с крючков и упали на пол за спинку бежевого дивана.
Вот этот звук, постукивание фотографий по стене, она и услышала на кухне.
— Что за черт?
С крючков соскочили и две оставшиеся фотографии. Одна упала за диван, вторая — на него.
Вивьен изумленно моргнула, не в силах понять только что увиденное. Землетрясение? Но пол под ногами не дергался, оконные стекла не дребезжали. Если бы действительно был подземный толчок, достаточно сильный, чтобы сбросить фотографии со стены, без этого бы не обошлось.
Она подошла к дивану, взяла фотографию, которая упала на него. На ней запечатлели Дэнни Эванса, как, впрочем, и на пяти остальных. Эту фотографию сделали, когда Дэнни было десять или одиннадцать лет, симпатичный мальчуган с каштановыми волосами, темными глазами и обаятельной улыбкой.
Вивьен подумала: а может, военные провели испытание ядерного оружия, поэтому и задрожали фотографии. Невадский ядерный центр, где несколько раз в год проводились подземные испытания, находился менее чем в ста милях от Вегаса. И когда военные взрывали что-то особенно мощное, в Лас-Вегасе качались высокие отели и тряслись все дома.
Но нет, она перепутала прошлое с настоящим. Холодная война закончилась, ядерные испытания давно уже не проводились. А кроме того, минутой раньше дом не трясся — только фотографии на стене.
В недоумении, задумчиво хмурясь, Вивьен положила нож, отодвинула один угол дивана от стены, подняла вставленные в рамочки фотографии размером восемь на десять дюймов. Две, падение которых заставило ее прийти из кухни в гостиную, и три, упавшие у нее на глазах. Она развесила все шесть на положенные места, придвинула диван к стене.
В доме что-то пронзительно зазвенело: «А-й-й- и-и-и-и… а-й-й-и-и-и… а-й-й-и-и-и».
Вивьен огляделась. Кроме нее, никого.
«Охранная сигнализация», — эта мысль пришла в голову первой.
Но в доме Тины Эванс не было охранной сигнализации.
Вивьен поморщилась, потому что пронзительный вой только набирал силу. Завибрировали оконные стекла, толстое стекло кофейного столика. Вибрация эта передалась и костям, и зубам Вивьен.
И она никак не могла определить источник звука. Вроде бы шел он из всех углов.
— Да что тут творится, черт побери?
Она не стала хвататься за нож, уже не сомневаясь в том, что никаких незваных гостей в доме нет. Она столкнулась с чем-то еще, с чем-то странным.
Пересекла гостиную, направляясь к коридору, в который выходили двери спален, ванных комнат и кабинета. Включила свет. В коридоре вой стал еще громче, чем в гостиной. Этот действующий на нервы звук словно отражался от стен узкого прохода, набирая мощь, подпитывая себя.
Вивьен посмотрела в обе стороны, а потом двинулась направо, к закрытой двери в конце коридора. Двери в комнату Дэнни.
Вивьен заметила, что в коридоре воздух холоднее, чем во всем доме. Поначалу подумала, что ей это только показалось, но чем ближе она подходила к концу коридора, тем сильнее падала температура. И когда она добралась до двери, кожа покрылась мурашками, а зубы начали стучать.
И любопытство с каждым мгновением все быстрее трансформировалось в страх. Что-то тут было не так. И воздух вдруг принялся обжимать ее, словно его давление нарастало.
«А-й-й-и-и-и-и… а-й-й-и-и-и…»
Конечно же, следовало развернуться и ретироваться, сначала из коридора, потом — из дома. Но она словно потеряла контроль над собой, превратилась в лунатичку. Несмотря на охватившую Вивьен тревогу, какая-то неведомая сила (она не могла определить, что это за сила, но чувствовала ее присутствие) тянула уборщицу к двери в комнату Дэнни.
«А-й-й-и-и-и-и… а-й-й-и-и-и…»
Вивьен потянулась к ручке, замерла, не прикоснувшись к ней, не в силах поверить тому, что видит. Моргнула, крепко закрыла глаза, открыла, но ручку по-прежнему покрывал тонкий слой льда.
Наконец Вивьен заставила себя прикоснуться к ручке. Лед. Кожа буквально прилипла к ручке. Она оторвала руку, оглядела влажные пальцы. Вода из воздуха сначала сконденсировалась на металле, потом замерзла.
Но как такое могло быть? Откуда, скажите на милость, мог взяться лед? Здесь, в теплом доме, при температуре воздуха, как минимум на двадцать градусов превышающей температуру замерзания воды?
И вой не думал стихать, скорее усиливался.
«Все, — сказала себе Вивьен. — Выметайся отсюда. Выметайся как можно быстрее».
Но проигнорировала собственное решение. Вытащила подол блузы из слаксов и использовала для защиты руки как термоизолятор. Ручка повернулась, но дверь не открылась. От жуткого холода дверь, вероятно, перекосило. Вивьен надавила на нее плечом, сначала мягко, потом сильнее, и дверь все-таки распахнулась.
Глава 6
«Магия»! Самое удивительное развлекательное шоу, какое только доводилось видеть в Вегасе Элиоту Страйкеру.
Началось представление под будоражащую мелодию «Черной магии». Певцы и танцоры, в великолепных костюмах, исполнили блестящий номер на зеркальных ступеньках, среди зеркальных панелей. Когда сцена периодически погружалась в сумрак, двадцать хрустальных люстр, вращаясь, создавали какую-то невероятную цветовую фантасмагорию. Хореография была выше всяких похвал, а ведущих солистов с такими голосами взяли бы и в оперу.
За первым танцевальным номером в дело вступили фокусники, а когда через десять минут занавес открылся вновь, зеркала бесследно исчезли и сцена трансформировалась в каток. Второй номер исполнялся на коньках, а зимний фон казался таким реальным, что Элиота пробрал холод.
И хотя «Магия» будоражила воображение и притягивала взгляд, Элиот не мог полностью сосредоточиться на представлении. То и дело поглядывал на Тину Эванс, не менее зачаровывающую, чем созданное ею шоу.
Она не отрывала глаз от сцены, не замечая его взглядов. Напряженное лицо расслабляла улыбка, когда зрители смеялись, аплодировали, ахали от изумления.
Элиота потрясла красота Тины. Волосы до плеч (каштановые, почти черные, густые, словно светящиеся изнутри) обрамляли лицо, сошедшее с картины великого мастера. Эти тонкие, невероятно женственные черты. Смуглая кожа. Чувственные, полные губы. А глаза… Она оставалась бы прекрасной, будь глаза карими, гармонирующими с цветом волос и кожи, но они были кристально синими. И контраст между итальянским лицом и нордическими глазами разил наотмашь.
Элиот полагал, что другие люди могли найти в ее лице какие-то недостатки. Сказать, что лоб у нее слишком высокий. И нос излишне прямой, рот чересчур широкий, подбородок заостренный. Элиоту же казалось, что ее лицо — само совершенство.