Глаза тьмы

Приближаясь, он раскинул руки, чтобы обнять и успокоить ее, и выглядело это совершенно естественно, будто в прошлом такое случалось постоянно, и она тут же прижалась к его груди, такой близкой и хорошо знакомой. Эра одиночества для нее закончилась.

Глава 13

Один угол кабинета Тины занимал заставленный бутылками бар. Она пользовалась им в тех случаях, когда деловой партнер по завершении долгого совещания изъявлял желание что-нибудь выпить. И впервые использовала его запасы для собственных нужд.

По ее просьбе Элиот налил в два бокала с широким горлом «Реми Мартин», один дал ей. Она не смогла бы разлить коньяк: очень уж дрожали руки.

Они сидели на бежевом диване, в тени, куда не добирался свет настольной лампы. Бокал Тине приходилось держать обеими руками. Иначе расплескала бы его содержимое.

— Даже не знаю, с чего начать. Наверное, надо с Дэнни. Ты знаешь о Дэнни?

— Твоем сыне? — спросил он.

— Да.

— Элен Мейнуэй говорила мне, что он умер чуть больше года тому назад.

— Она сказала, как это произошло?

— Он был в отряде Джановски. Первые полосы газет.

Били Джановски был опытным инструктором по туризму и вожатым скаутов. Шестнадцать лет подряд, каждую зиму, он с отрядом скаутов отправлялся в семидневный поход в северную Неваду, за Рено.

— Такой поход вроде бы служил проверкой крепости духа и тела, — продолжила Тина. — И мальчики целый год соревновались за право участвовать в нем. Брали только самых лучших. Считалось, что это абсолютно безопасное мероприятие. Били Джановски был одним из лучших в стране инструкторов по туризму. Так говорили все. В походе участвовал еще один инструктор. Том Линкольн, который мало чем уступал Джановски. Вроде бы, — она тяжело вздохнула. — Я им поверила. Решила, что в походе Дэнни будет в безопасности.

— Ты ни в чем не должна винить себя. Все эти годы они возили мальчиков в горы, и никто даже не поцарапался.

Тина отпила коньяка. Горло обдало жаром, но холод в груди остался.

— В тот год в отряд Джановски вошло четырнадцать мальчиков, возрастом от двенадцати до восемнадцати лет. Все они были лучшими скаутами, и все погибли, вместе с Джановски и Томом Линкольном.

— Полиция выяснила, почему это произошло? — спросил Элиот.

— Почему — никто так и не узнает. Они выяснили — как. Отряд отправился в горы на полноприводном автобусе, предназначенном для передвижения по проселочным дорогам зимой. Шины увеличенного размера. Цепи. Даже снежный плуг вместо переднего бампера. И они не собирались в девственные места. Намечали побывать там, где только начинается еще не обжитая территория. Никто в здравом уме не поведет мальчишек в гористую местность, где еще не ступала нога человека, какой бы хорошей ни была их подготовка и экипировка и сколько бы старших братьев ни приглядывало за ними.

Джановски собирался, если позволят погодные условия, съехать с шоссе на проселочную дорогу, которая ранее использовалась для вывоза леса, оставить автобус неподалеку и отправиться в поход в снегоступах и с рюкзаками. Маршрут он проложил круговой, с возвращением в то самое место, откуда они бы и стартовалй.

— Дети были прекрасно экипированы. Лучшая одежда, лучшие спальные мешки, лучшие палатки, они взяли с собой достаточно угля и еды. Их сопровождали два первоклассных инструктора. Все говорили, поход безопасный. Абсолютно безопасный. Так что же пошло не так?

Тина больше не могла сидеть. Встала, начала мерить кабинет шагами, еще глотнула коньяка.

Элиот молчал. Похоже, знал, что прежде всего ей нужно полностью выговориться.

— Но что-то точно пошло не так, — продолжила она. — Каким-то образом, по какой-то причине они отъехали на автобусе от шоссе более чем на четыре мили. Не просто отъехали, но еще и поднялись высоко в горы, чуть ли не под самые облака. Они ехали по крутой, давно не используемой проселочной дороге, разбитой проселочной дороге, такой опасной, заваленной снегом, скользкой, что только круглый идиот мог решиться ехать по ней, а не идти пешком.

Автобус свалился с дороги. Никаких рельсов ограждения в горах не было, как не было и широких обочин, и пологих склонов. Автобус, несмотря на привод на все четыре колеса, занесло, и он свалился в стофутовую пропасть, прямо на скалы.

— Дети… все… погибли. — Отчаяние в ее голосе показывало, что рана совсем не зажила. — Почему? Почему такой опытный инструктор, как Били Джановски, мог допустить такой глупый просчет?

Сидевший на диване Элиот покачал головой, не отрывая глаз от бокала с коньяком.

Тина и не ждала ответа. Собственно, задавала вопрос не ему. Если она кого-то спрашивала, так это Бога.

— Почему? Джановски был лучшим. Самым лучшим. Таким хорошим, что смог шестнадцать лет подряд зимой вывозить мальчишек в горы. Таким достижением не может похвастаться ни один инструктор. Били Джановски, умный, мужественный, здравомыслящий, всегда обходившийся без ненужного риска. Выходит, и на старуху бывает проруха. Почему он поступил так глупо, так безответственно, не оценил опасности проезда по такой дороге?

Элиот вскинул на нее глаза, полные доброты и сочувствия:

— Вероятно, ты никогда не узнаешь ответ. Я понимаю, как это трудно, не знать, почему случилась эта трагедия.

— Трудно, — согласилась она. — Очень трудно.

Она вернулась на диван.

Он взял бокал из ее руки. Пустой. Она не помнила, как допила коньяк. Он пошел к бару.

— Мне больше не надо, — предупредила Тина. — Не хочу напиться.

— Ерунда, — отмахнулся Элиот. — В твоем состоянии, когда нужно сбросить нервное напряжение, от второй капельки коньяка хуже не станет.

Он вернулся, принес ей бокал со второй порцией «Реми Мартин». Теперь она уже могла держать бокал одной рукой.

— Спасибо, Элиот.

— Главное, не проси меня что-нибудь смешивать. Я — худший бармен этого мира. Могу подавать только чистые напитки или со льдом. Мне не под силу даже правильно смешать водку с апельсиновым соком.

— Я благодарила тебя не за коньяк. За… умение слушать.

— Большинство адвокатов так много говорят.

Какое-то время они молчали, маленькими глоточками пили коньяк.

Напряжение еще не покинуло Тину, но холода она больше не чувствовала.

— Потерять так ребенка… это ужасно. Но ведь не воспоминания о сыне так расстроили тебя, когда я вошел в приемную.

— В какой-то степени и они.

— Но и что-то еще.

Она рассказала ему о странных событиях, которые произошли с нею в последние дни: посланиях на грифельной доске Дэнни, погроме, учиненном в комнате мальчика, вызывающих страх строках, появившихся в распечатке и на мониторе.

Элиот изучил распечатки, потом они вместе осмотрели компьютер в приемной. Включили его, Тина нажала на те же клавиши, что и прежде, но на этот раз машина работала, как ей и положено.

— Кто-то мог подкорректировать программу так, чтобы вывести на экран строчки, связанные с Дэнни. Но я не понимаю, каким образом компьютер включался сам по себе.

— Он включался.

— Я в этом не сомневаюсь. Просто не понимаю как.

— И воздух… стал таким холодным…

— Может, это субъективные ощущения?

Тина нахмурилась.

— Ты спрашиваешь, не выдумала ли я все это?

— Ты испугалась…

— Но я уверена, что понижение температуры — не плод моего воображения. Анжела первой почувствовала холод, когда принтер выдавал вот эти распечатки со строками о Дэнни. Маловероятно, чтобы нам почудилось одно и то же.

— Действительно, — Элиот задумчиво посмотрел на компьютер. — Пошли.

— Куда?

— В твой кабинет. Я оставил там бокал. И чувствую, что нужно смазать мозги.

Тина последовала за ним в отделанный деревянными панелями кабинет. Он взял бокал с журнального столика, который стоял перед диваном, устроился на краю ее стола.

— Кто? Кто мог такое сделать?

— Понятия не имею.

— Но ты должна кого-то подозревать.

— Я бы с удовольствием.