Дракула

— Видите ли, как только мы сообразили, кто он такой, мы поняли, что он может нам помочь. — Даффи произнес это тихим, певучим, убаюкивающим голосом. Блумлейну даже не было страшно — только любопытно. — Я, знаете ли, был хирургом… Раньше, до бомбы. В Атланте. Я как раз навещал друзей неподалеку, когда все случилось. Назад мне дороги не было — некуда возвращаться. Все города провалились в тартарары. Везде мародерство, разбой… Мы с женой шли и шли, пока не добрели до Памп-Хэндл. С нами был наш семнадцатилетний сын Мартин. Он у нас с Милдред поздний ребенок… — Даффи помолчал несколько секунд. — Он не вынес…

— Что с ним стало?

— Вы задаете много вопросов… Он умер. Я ничего не смог сделать.

Блумлейн обвел глазами столы. Горожане все еще колдовали над распростертыми на них телами. Какие-то инъекции. Он отвернулся.

— Что, тошнит? Ничего, это пройдет. Тут, значит, мы и осели. Больше не было смысла никуда идти. Здесь не хуже и не лучше, чем где бы то ни было. Точно не хуже.

— Не хуже? — Блумлейн пытался выиграть время. Даффи по-прежнему не отпускал его руку. Надо выбрать момент…

— Ну, цинга, конечно, чума, несколько случаев рака кожи… Ни еды, ни настоящего солнечного света, только эти проклятые цветные облака. Но в конце концов, не все ли равно, где ждать смерти. А потом появился он.

Блумлейн проследил за взглядом старика — тот смотрел на обнаженное тело посередине комнаты.

— Итак, мы его схватили и… выяснили, кто он такой.

— И он оказался вампиром.

— Да, как ни глупо это звучит. Он действительно вампир или, лучше сказать, был вампиром. Теперь-то он просто колба с питательной средой.

— Колба с питательной средой?

— Сказать, что он умер, пожалуй, было бы неточно. Вампиры ведь мертвы изначально, так?

Блумлейн пожал плечами.

— У него не было пульса. Это первое, что мы заметили. Потом я выслушал его, и оказалось, что у него нет сердца. Знаю, это невозможно, — торопливо заметил Даффи, когда его пленник недоверчиво ухмыльнулся, — но у него действительно не было сердца. Я вскрыл ему грудную клетку, и там ничего не оказалось. Просто-таки ничегошеньки.

— Как же он жил?

— Никак. Получается, что вампиры — просто ходячие химические реакции. Какой-то вирус взаимодействует с кровью и замедляет процессы старения. Но в то же самое время убивает тело.

— А ум?

— Нет, ум не убивает. По крайней мере, насколько нам известно. Думаю, мы бы уже успели это почувствовать, — усмехнулся он. — Готовы взять еще одного? — крикнул он своим.

— Через пять минут, — отозвалась Элинор Ривайн.

Она что-то зашивала, — что именно, Блумлейн не понял. Он был рад, что, кроме ее руки с иглой, ничего не видел.

— Так что с ним сейчас? Он жив или мертв?

— Он не двигается и не говорит с тех пор, как мы принесли его сюда, а это было… — Даффи наморщил лоб, подсчитывая, — восемь-девять месяцев назад.

— И он так сохранился? То есть я хочу сказать, он не разлагается?

Даффи отрицательно покачал головой:

— Не-а. Странно, не правда ли? «Вампир» — термин очень эмоциональный и весьма неточный. Сразу вспоминают о клыках, плаще и восточно-европейском акценте. Некоторые еще вспомнят, что прародитель всех вампиров был проклят, — добавил он. — А я считаю, что на этом, — он кивнул на тело, — наоборот, лежит благодать. Я некоторое время изучал его и до сих пор не понимаю, в чем его беда, то есть, извините, наоборот, счастье.

— Как вы его убили?

Даффи тряхнул головой:

— Мы не убивали. Сначала мы решили, что он просто сумасшедший. Время от времени забредают всякие: радиация и прочее… Пытаются поймать и съесть кого-нибудь из горожан.

— Съесть?

— Сначала все выглядело именно так. Потом он стал бормотать, что, мол, ему нужна кровь и что он живет уже много веков, столько повидал… Вот тогда-то мы и заметили, что пульса нет. Ему становилось все хуже, и в конце концов он перестал разговаривать, дышать, вообще подавать признаки жизни. Пищу не принимал — не то чтобы у нас было много чего ему предложить… Мы и сейчас питаемся крайне скудно. И он затих, но не разлагался. Просто лежал и лежал.

Даффи кивнул Элинор Ривайн и сказал Блумлейну:

— Боюсь, они уже готовы заняться вами.

Блумлейн задрожал. Его охватила паника.

— Послушайте! Подождите. Всего несколько минут.

— Зачем?

— А что… что вы собираетесь со мной сделать? Что вы делаете с этими… овощами?

— Ну хорошо, — вздохнул Даффи. — Только коротко. Когда мы поняли, что приобрели, а точнее, что можем приобрести, потому что некоторое время были настроены скептически, мы, точнее, я задумался над тем, обладает ли его кровь восстанавливающим действием. Ведь в разных байках про вампиров все крутится вокруг вечной жизни. Итак, мы взяли у него кровь, я сделал анализ — какой возможен в данных условиях, — и мы поняли, что его кровь — целительный и продлевающий жизнь эликсир. Мы давали ее пить больным — действует немедленно, и эффект потрясающий. Его кровь дает сверхчеловеческую физическую силу, снижает или сводит на нет потребность в сне и отдыхе. Еще она лечит ожоги и лихорадки разных видов. Результаты были невероятные! Честное слово, если бы я не сам проводил тесты, не поверил бы.

Но тут возникает проблема. — Даффи задумчиво причмокнул губами. — Ресурс-то ограничен! Нет сердечно-сосудистой системы — нет и кроветворения. Сколько есть крови, столько и есть, и больше не будет. И тогда у меня появилась идея: мы ведь можем снабжать его организм кровью, которую он, если бы мог, добывал себе сам. К тому времени, как я уже сказал, он по всем признакам умер. Только что не смердел. Сначала я соорудил из человеческих тканей и сосудов, какие удалось раздобыть, подобие сердца — нечто, напоминавшее большую репу. Очень быстро выяснилось, что необходимо увеличить его мощность и наладить поступление наиболее расходуемых ингредиентов. К сердцу теперь прилагаются приспособления, играющие роль левых и правых желудочков. Я сделал три стальные камеры — с титаном как-то не сложилось — в брюшной полости, каждая — по восемьсот граммов весом, плюс шестьсот ярдов трубок, выполняющих функцию аорты, и шестнадцать клапанов — чтобы избежать сгустков. Потом мы соорудили генератор и… Ладно, не буду утомлять вас подробностями.

Мертвой хваткой держа пленника за предплечье. Том Даффи свободной рукой величественно указал на болтающиеся повсюду тела:

— Все они живы — вливания физраствора и капустная диета очень хороши для сердца и кроветворения, — а их кровь постоянно и медленно переливается главному телу этой установки. Которое… Черт знает что оно с ней делает: ну, скажем, превращает воду в вино. Мы это вино пьем. Вот так все просто.

— Вы что-то вводите им… Я видел. — Блумлейн кивнул в сторону Элинор Ривайн. — Я видел, как она вколола что-то моей жене.

— Просто соединение основных металлов, разрушающее нервную систему, — объяснил Даффи. — Они живы, но не могут двигаться. Я имею в виду сколько-нибудь существенные и осмысленные движения. Открывают и закрывают глаза, иногда пытаются говорить. Но это нечто совершенно бессвязное.

Блумлейн взглянул на обнаженного мужчину, висящего среди других тел, потом перевел взгляд на Тома Даффи:

— Вы теперь говорите как-то иначе. У вас нет…

— Простонародного говора? Я образованный человек, мистер Блумлейн. Не хочу сказать, что я лучше других жителей Памп-Хэндл. Просто знаю больше. Мы с Милдред усвоили местную манеру говорить, но, когда речь заходит о работе, забываюсь… — Он изобразил на лице выражение тупого деревенщины. — Нельзя быть таким, какой ты на самом деле, чтобы вокруг не поняли истинной важности происходящего. — Он засмеялся. — Понимаете?

Блумлейн кивнул.

— Боюсь, что вам давно пора.

Блумлейн уперся и весь напрягся:

— Подождите!

— Теперь что?

— Позвольте мне тоже… пить эту кровь.

Даффи покачал головой:

— Нам нужно еще одно тело. Они же умирают — сердечная недостаточность, эмболия и так далее. Мы ничего не можем с этим поделать. А когда их сердца перестают работать, какой от них толк? Что бы ни было, мы должны регулярно снабжать нашего мэра свежей кровью.