Звездный хирург

– А почему вы не вступаете с ними в переговоры? – хрипло спросил Конвей. – Расскажите им всю правду, расскажите о раненых. Ведь нам на победу рассчитывать никак не приходится. Так почему мы не сдаемся?..

– Мы не ведем с ними переговоров, доктор, – язвительно сообщил Дермод, – потому что они не станут нас слушать. Или не поверят нам. Им известно – вернее, они так полагают, – что произошло на Этле и чем мы занимаемся в этих стенах. Что толку объяснять им, что в действительности мы не вредили, а помогали этланам, что нас вынудили воевать? На Этле вскоре после нашего ухода вспыхнули новые эпидемии, а в госпиталях, как вы, должно быть, осведомлены, не предусмотрено наличие излучателей и виброустановок. Они судят о нас не по словам, а по действиям. А наши действия, к сожалению, подтверждают те сплетни и домыслы, которые распространяются о нас с ведома и одобрения императора. Если бы они хоть чуть-чуть подумали, их наверняка удивило бы, что на нашей стороне сражается столько инопланетян. Ведь, по их мнению, наши инопланетяне забитые, замордованные существа, немногим лучше рабов. Однако добровольцы дерутся вовсе не как рабы. Но нет, Империя предпочитает логике эмоции...

– И я тоже! – воскликнул Конвей. – Я думаю о своих пациентах. Палаты переполнены. Раненые лежат в каких-то закутках, в коридорах, где в любой момент может упасть давление...

– Сдается мне, доктор, вы не способны видеть дальше собственного носа! – рявкнул Дермод. – Позвольте информировать вас, что не вам одному есть дело до пациентов, однако я, например, в отличие от вас не впадаю в сентиментальность. Если я начну думать по-вашему, то меня захлестнет ненависть к врагу и я, сам того не сознавая, примусь мечтать об отмщении.

Где-то прогремел который уже по счету взрыв. Дермод повысил голос:

– Вам наверняка известно, что Корпус мониторов является полицейским формированием, которое поддерживает порядок в Федерации посредством применения достижений психологии и прочих общественных наук. Если коротко, то наша основная задача – формировать воззрения как отдельных личностей, так и населения целых планет. Поэтому нынешняя ситуация, кучка врачей и мониторов против жесткого и прекрасно вооруженного врага, в этом отношении весьма выигрышная. Пускай Федерации понадобится какое-то время, чтобы собраться с силами и нанести ответный удар, но вы только представьте себе, доктор, какой сладостной будет месть! – Лицо командующего побледнело, черты заострились от ярости, голос сорвался на крик. – В галактической войне, доктор, захват планет невозможен. Их попросту уничтожают. И паршивая, вонючая Империя с её сорока занюханными планетками будет стерта в пыль, сокрушена и развеяна в прах!

О'Мара хранил молчание. Конвей хотел было отвернуться от Дермода и взглянуть на главного психолога, но не смог. Он и не предполагал, что ледышка-командующий способен на столь бурное проявление чувств, и где-то даже испугался, ибо отдавал себе отчёт, что от разумности и самообладания Дермода зависят его, Конвея, жизнь и судьба.

– Я сказал, что Корпус – полицейское формирование, – продолжал тот. Мы пытаемся рассматривать создавшееся положение, как обычные беспорядки, как бунт, в котором потери бунтовщиков больше, чем у полиции. Лично я считаю, что полномасштабная война неизбежна, но не желаю ненавидеть Империю. Существует разница, доктор, между поддержанием мира и разжиганием войны. И я знаю безо всяких докторишек, которые интересуются только своими пациентами, как гибнут мои люди! Так что нечего пудрить мне мозги и заставлять ненавидеть людей, виновных лишь в том, что поверили откровенной лжи! Мне плевать, – закончил Дермод, безуспешно попытавшись умерить пыл, как вы лечите раненых, но мои приказы для вас обязательны. Мы находимся на военной базе, поэтому возле вражеских раненых, которые в сознании, должна быть выставлена охрана, чтобы не произошло случаев саботажа. Все ясно, доктор?

– Так точно, сэр, – пробормотал Конвей.

Несколько минут спустя они вдвоем с О'Марой покинули Приемный покой.

Конвей чувствовал себя не в своей тарелке. Он размышлял о том, что ошибался в Дермоде и должен, вероятно, извиниться перед ним за свои дурные мысли.

– Мне нравится, когда такие, как он, выпускают пар, – неожиданно проговорил О'Мара. – Это весьма полезно с психологической точки зрения, учитывая нагрузку, которую он несет. Я рад, что вы сумели вывести его из себя.

– А я? – спросил Конвей.

– Вы, доктор, начисто лишены какой бы то ни было уравновешенности, – отозвался О'Мара сердито. – На своей новой должности вам бы следовало подавать пример терпимости, а вы быстро превращаетесь в раздражительного чинушу. Осторожнее, доктор.

Конвей искал у майора сочувствия по поводу полученной от Дермода взбучки, хоть какого-то участия, а никак не дополнительной порции замечаний. Поэтому выпад О'Мары настолько его разозлил, что, когда тот скрылся за дверью своего кабинета, Конвей все ещё не мог найти слов от возмущения.

24

На следующий день возможности извиниться перед командующим флотом Конвею не представилось, ибо началась атака и им обоим стало не до вежливых бесед.

«Да, – подумал Конвей с горечью, – от того, что войну назвали бунтом, количество потерь нисколько не уменьшилось».

Раненые поступали в огромных количествах, поскольку сражение развернулось всерьез. Имперские корабли вели шквальный огонь и мало-помалу окружали госпиталь плотным кольцом. Оставшиеся в распоряжении Дермода звездолеты – «Веспасиан», тралтанский линкор и легкие крейсеры с катерами – расположились рядом с госпиталем и застопорили ход. Маневрировать они не могли, потому что сократили бы тогда секторы обстрела госпитальных излучателей. Поэтому они, так сказать, встали на якоря и начали стрелять из своих орудий. Однако враги, судя по всему, стремились именно к такому повороту событий. Их корабли с быстротой, возможной лишь при заранее подготовленном маневре, незамедлительно перестроились и сосредоточили огонь на одном участке наружной обшивки госпиталя.

Ракеты вонзались в обшивку, пробивали заслоны из обломков, проникали во внутренние помещения. Виброустановки раскалывали корпуса притулившихся у шлюзов подбитых звездолетов и освобождали новые цели для ракет.

Сопротивление флота мониторов было недолгим. Массированная атака превратила их корабли в груды металлолома. Уцелевшие бросились врассыпную, оставив госпиталь без прикрытия, и тут выяснилось, что задумал противник.

Из-за строя боевых звездолетов вынырнули транспортеры.

Им навстречу устремился «Веспасиан». Он ринулся наперерез первому транспорту, который только-только показался над госпитальной обшивкой.

Относительно того, что случилось потом, ходили разные мнения. Кто утверждал, что произошел сбой в компьютере, кто – что в крейсер попал реактивный снаряд или что корабль сам напоролся на отклоненную лучом захвата ракету. Но никто не посмел обвинить капитана Вильямсона в том, что он сознательно пошел на таран, ибо Вильямсон отнюдь не отличался излишней горячностью и должен был понимать, что при сложившихся обстоятельствах такой шаг равносилен самоубийству. «Веспасиан» врезался в транспорт поблизости от кормы. На мгновение показалось, что крейсер пройдет насквозь, но вот его движение замедлилось и он замер. Над звездолетами поднялось белое облачко воздуха, и они, словно приклеенные друг к другу, начали вращаться вокруг общей оси.

На какой-то миг все будто оторопели, а затем корабли мониторов, все как один, перенесли огонь на второй транспорт. Через несколько минут в его корпусе появились три отверстия. Он дал обратный код. Третий транспорт уже спрятался за боевыми звездолетами, которые тоже отступили, но ненамного. В общем, о победе не могло быть и речи. Просто командующий имперскими силами чуть-чуть поспешил, чуть-чуть недооценил резервы госпиталя.

Лучи захвата подтянули к шлюзу «Веспасиан» заодно с протараненным им транспортом. На крейсер были отправлены спасатели, и вскоре раненых в госпитале стало прибавляться. К тому же при обстреле многие пациенты были ранены во второй или третий раз...