Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 91

— Заткнись, стерва! — рявкнул он, аж псы его подпрыгнули на диване. — Говори, где бабки, пока повар не пришел с мясорубкой. Он мясо прямо на тебе перемелет!

— Я уже сказала, что хотела, — твердо заявила я. — Хотите получить деньги — везите меня на место. А там можете убивать или жарить из меня шашлык, если обману. Но я всегда играю честно — меня хозяин так учил.

— Это что еще за хозяин? — он удивленно поднял брови.

--А вы думали, я для себя деньги стащила? Мы уже давно этот план разработали, оставалось лишь дождаться, когда деньги поступят. Кстати, этого Жука мы как подставу использовали, он и не догадывался ни о чем. Вот уж, наверное, удивился, бедняга, когда я с бабками исчезла, ха-ха!

Шеф поднялся и подошел ко мне, чтобы получше рассмотреть мои лживые глаза. Он наклонился, заложив руки за спину, и прищурился. Я посмотрела в его близко посаженные глазки, бегающие по моему лицу, увидела желтеющие белки с темными прожилками, морщины на усталом лице, покрытом шрамами от старой оспы, редеющие волосы, почти все седые, остриженные под полубокс, и мне стало немножко жалко его, стареющего авторитета, единственным достижением в жизни которого была власть над тупоголовыми псами и запятнанная совесть. Интересно, о чем он думает? Что будет говорить, когда попадет на небо и придет время отчитываться за свои грехи? Неужели ему не страшно?

Он пристально смотрел на меня, словно пытался увидеть, что прячется за моей черепной коробкой, а я все не решалась сделать отчаянный шаг. Я ждала какого-нибудь толчка или знака, что, мол, не ошибаюсь и поступаю правильно. Интуиция моя, эта трусливая изменница, зарылась где-то далеко внутри и небось дрожала от страха, боясь высунуть нос и хоть что-нибудь подсказать.

— Знаешь, а я тебе не верю, — наконец сказал дядя Жора и потрепал меня по щеке. — Нет у тебя никакого хозяина. Ты просто воровка, глупая и жадная. Я вижу тебя насквозь. Ты бы, наверное, сейчас меня изуродовала, будь у тебя хоть одна рука свободна, не так ли? — ухмыльнулся он. — Вижу, вижу, что так, глазищи вон как пылают. Ан нет, не можешь, тварь, и кипишь вся, а я вот могу сделать из тебя шашлык и непременно сделаю. И деньги ты отдашь здесь, а не где-то, понятно? И знаешь почему? — Он придвинул лицо ближе и зашипел: — Потому что в душе ты трусиха, дрянь, кошелка, дерьмо! Я вижу все это!

Спрашивается, кто его тянул за язык? Зачем он меня так обозвал? Лучше бы уж пытать начал, тогда бы по крайней мере остался жив и здоров.

— А это ты видишь? — спросила я.

— Что? — не понял он.

— Вот это!

Я быстро вытащила из-под халата освобожденную руку и ухватила его за большой кадык. Вырывать кадыки у негодяев — моя слабость. Дядя Жора взвыл, окаменев, железные ногти на большом и указательном пальцах легко прошли сквозь кожу, задев сонную артерию, и я обхватила его горло почти кольцом. Кровь брызнула мне в лицо. Псы вскочили и кинулись к нам.

— Стоять?! — захрипел шеф, беспомощно махая руками. — Назад!!!

Они застыли на месте, не понимая, что происходит, а я рявкнула:

— Если двинетесь, я вырву ему глотку и он подохнет! И не вздумайте шутить, у меня хватка мертвая! Скажи им, шеф, чтобы слушались! — Я сжала пальцы, и он отчаянно заскулил:

— Стойте, она меня убьет!!! Я кровью изойду! Делайте, что она говорит, и не рыпайтесь!

— То-то же! Теперь пусть один подойдет и развяжет меня! — приказала я. — Только без оружия! — Меня, конечно, могли сейчас пристрелить, но пальцы я все равно вытащу у него из горла только вместе с кадыком. — Ну! Остальные отойдите за диван.

Один, видимо, самый смелый, вытащил из кармана пистолет, положил его на стол и медленно пошел к нам. Другие сгрудились у дивана, бросая на меня голодные взгляды. Опасливо приблизившись, амбал посмотрел на то, что я сотворила с горлом его хозяина, и ужас отразился в его глазах. Такого, наверное, он еще не видел в своей непутевой жизни.

— Развязывай, ублюдок, — поторопила я его, и он начал суетливо разматывать веревки на моих ногах.

Вязали меня на совесть, поэтому ему пришлось попотеть. Когда его дрожащие руки касались моего обнаженного тела, меня тоже бросало в дрожь от отвращения, но я мужественно терпела, глядя в угасающие глаза дяди Жоры, склонившегося передо мной в нелепой позе.

— Быстрее, мудак! — прохрипел он. — Подохну ведь!

— Да я и так, шеф, — пробормотал тот севшим голосом. — Ты, главное, не дергайся, а то точно вся кровь вытечет. Она, сука, тебе артерию разорвала.





Наконец путы были сброшены, и я вздохнула полной грудью. Потом поднялась и, ведя за собой шефа, как на поводке, за кадык, подошла к двери, взяв по дороге со стола пистолет. Весь пол уже был забрызган кровью, и я пожалела, что ее так мало у этого тщедушного человека и может не хватить его сил, чтобы мне добраться до безопасного места. Оглядев комнату, я заметила еще одну дверь и спросила:

— Куда та дверь ведет?

— В туалет, — ответил кто-то. — Слушай, ты ему хоть артерию зажми, а то ведь умрет. Тогда мы тебя точно уроем.

— Не вытечет, если вы поторопитесь. Давайте валите все в туалет, живо!

Они угрюмо засеменили к сортиру, в котором, как я увидела, когда дверь открылась, с трудом можно было поместиться троим. Но ничего, утрамбовались и даже притворили изнутри дверь. Убедившись, что они не подглядывают, я усадила дядю Жору в кресло и осторожно вытащила окровавленные пальцы из глотки авторитета. Он уже почти потерял сознание, язык высунулся и повис, глаза закатились. Но мне было его не жалко. Все мое голое тело было в крови, и меня начинало тошнить. Но это все же было лучше, чем если бы мои пальцы начали прокручивать в мясорубке, чтобы узнать, где деньги, которых я в глаза не видела. Не выпуская из рук пистолета, я подошла к своей одежде, сваленной в углу, и начала одеваться, бросив раненому синий халат. Тот судорожно прижал его к горлу. Натянув на испачканное тело джинсы и майку, я почувствовала себя увереннее. Теперь меня занимал лишь один вопрос: где мой ненаглядный Сергей Борисович? Подойдя к шефу, спросила у него, и он прохрипел: —Горит… в аду! — Не шуги так, мразь! — Я ударила его рукояткой пистолета по лицу. — Ад — это для тебя! Где он?

— Не надо, не бей, мне больно! Он у себя дома! Подыхает…

Поискав глазами свою сумочку, я нашла ее на столе среди банок и пепельниц. Паспорт, отмычки и деньги лежали рядом. Здесь мне больше нечего было делать. Нужно было спешить, чтобы еще попытаться спасти Сергея, с которым, я была уверена, сделали что-то ужасное. Замок в железной двери был, слава Богу, не английским, и его можно было открыть только ключом. Бросив прощальный взгляд на потухшие глаза дяди Жоры, я вышла из комнаты, заперла дверь, спрятала ключ и пистолет в сумочку и быстро зашагала по коридору, вспоминая, как меня тащили. Но поворотов было много, и все они вели в никуда. Так бы я и плутала, если бы из-за одного из них не выскочил повар-кавказец с мясорубкой в руке. Окинув меня любопытным взглядом, он уже было собрался пройти мимо, не узнав, но я не могла отказать себе в удовольствии сделать ему что-нибудь «приятное».

— Слушай, где тут туалет? — спросила я, пряча окровавленные руки за спину.

Он остановился и с готовностью проговорил:

— Зачем тебе туалэт, слющи? Пайдом ка мнэ! Мясо гатовить буду, угощу от души.

— Я это что у тебя такое? — я посмотрела на мясорубку.

Он осклабился и протянул ее мне:

— Мясорубка! Гаварю же, мяса будэт! Пайдом!

Забывшись, я потянулась за мясорубкой, и он увидел кровь на руке.

— А это что? — удивленно спросил он.

— Не обращай внимания, — улыбнулась я. — У меня «дела» идут. Туалет срочно нужен. Не понимаешь?

— Канэшна, слющи! Пайдом, пакажю.

Ухватив меня за талию, он повел меня туда, откуда пришел, и каким-то чудом отыскал в этих запуганных лабиринтах маленькую, неприметную дверцу туалета без таблички. Остановившись у нее, он осклабился и спросил:

— Может, тэбэ памочь, кукалка?

— Памаги, кукленок! — передразнила я его, лукаво подмигнув, и оставила дверь открытой.