36 рассказов

— Если вы найдете его раньше, чем через семь лет, — продолжал я, не обращая внимания на его реплику, — я выплачу еще пятьсот тысяч, положив их в любое отделение любого банка в любой стране согласно вашим указаниям.

— Банк «Мидланд» в Брадфорде меня прекрасно устроил бы, — ответил Хакетт. — Только преступники считают необходимым класть деньги в заграничные банки. — Хакетт встал и испытующе посмотрел на меня. — Последний вопрос, мистер Купер. Почему семь лет?

— Потому что по прошествии семи лет моя жена сможет продать акции Александера, и он тотчас станет миллионером.

Суперинтендант кивнул головой.

— Спасибо, что пригласили меня для беседы, — сказал он. — Уже давно я не испытывал удовольствия от посещения кого-либо в тюрьме, особенно обвиняемого в убийстве. Я самым серьезным образом обдумаю ваше предложение, мистер Купер, и дам вам знать о моем решении в конце этой недели. — Он повернулся и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.

Спустя три дня Хакетт прислал мне письмо, в котором принимал сделанное ему предложение.

Мне не пришлось ждать пять месяцев — Хакетт уволился из полиции через две недели. Я также стал выплачивать зарплату двум его коллегам, которые ушли из полиции и стали работать с ним. К тому времени я уже продал все свои акции, так что проценты по вкладу составили более четырехсот тысяч в год. Поскольку я имел бесплатную квартиру и стол, расходы, связанные с Хакеттом, не слишком обременяли меня.

Я бы с радостью поделился деталями того, что случилось со мной в течение следующих месяцев, но я был очень занят передачей разного рода информации Хакетту и изучением нескольких юридических книг: на дневник не оставалось времени.

Следующей важной датой была апелляция.

Мэтью — по его просьбе я перестал называть его «сэр» — храбрился и старался показать, что уверен в положительном результате апелляции. Он сказал мне, что доволен составом апелляционного суда. «Это честные и справедливые судьи», — повторял он все время.

Однажды вечером он был чем-то опечален и в ответ на мои вопросы рассказал, что его жена Виктория умерла от рака несколько дней назад. «После стольких страданий она наконец обрела благословенный покой», — сказал он.

Впервые я почувствовал себя виновным перед ним. Все эти полтора года мы обсуждали только мои проблемы…

Наверное, я был первым заключенным в тюрьме Армли, к которому вызвали портного. Мэтью считал, что я должен предстать перед апелляционным судом в новом костюме, поскольку за это время я похудел на шесть килограммов. Когда портной сделал все необходимые обмеры, я потребовал, чтобы Дженкинс вернул ему зажигалку, хотя разрешил ему оставить себе сигареты.

Спустя десять дней меня в пять часов утра вывели из камеры. Мои товарищи стучали жестяными кружками по дверям своих камер. Таков был обычный способ показать администрации, что они верят в невиновность заключенного, отправляющегося в суд. Словно звуки величественной симфонии, это высоко подняло мой дух.

Меня отвезли в Лондон на полицейской машине в сопровождении двух тюремных смотрителей. Мы ни разу не останавливались и приехали в город в начале десятого. Когда машина была уже в столице, я стал смотреть в окно на спешащих в свои офисы людей. Если бы кто-нибудь из них увидел меня сидящим на заднем сиденье в новом костюме, но не заметил, что я в наручниках, он, наверное, решил бы, что я крупный полицейский чин.

Мэтью ждал меня на ступенях суда Олд-Бейли с огромными папками под мышкой. «Мне очень нравится ваш костюм», — сказал он, пока мы поднимались по ступеням. Затем мы прошли в зал, где должна была решиться моя судьба.

Вновь я стоически переносил свое пребывание на скамье подсудимых. Сэр Мэтью поднялся со своего места и обратился с речью к трем судьям апелляционного суда. Он говорил примерно час и, слушая его, я подумал, что мог бы изложить все факты так же, как он, хотя, конечно, не так красноречиво и, безусловно, не так убедительно. Он подчеркнул тот факт, что Джереми оставил свое имущество Розмари, которая продала дом семьи Куперов, обратила в деньги все принадлежащие ей акции, быстро оформила развод и исчезла из поля зрения, прихватив по крайней мере семь миллионов фунтов. Интересно, какая часть этой суммы перешла в руки Джереми?

Сэр Мэтью несколько раз напоминал судьям, что полиция так и не нашла труп, хотя перерыла половину Лидса.

Моя надежда укреплялась с каждым новым фактом сэра Мэтью. Но когда он закончил речь, меня снова повезли в Армли, потому что должно было пройти три дня, отпущенных судьям для вынесения решения.

Оно было таким: «Апелляция отклоняется. Причины не сообщаются».

Мэтью приехал ко мне в тюрьму в пятницу, чтобы объяснить, почему судьи не сообщили причин отказа. Это произошло, считал он, из-за того, что мнения судей разделились. Должно пройти больше времени, чтобы они пришли к согласию.

— Сколько времени это займет? — спросил я.

— Интуиция говорит мне, что через несколько месяцев вас отпустят под залог. Это произойдет потому, что полиции не удалось найти труп, вынесенное судьей решение не производит впечатление обоснованного, а ваше дело вызывает сильные эмоции.

Я поблагодарил Мэтью за его старания, и он вышел из комнаты для свиданий с улыбкой на лице.

Вам, наверное, интересно знать, чем занимался в это самое время суперинтендант Хакетт или, точнее, бывший суперинтендант. Нет, он не сидел сложа руки. Вместе с инспектором Уильямсом и констеблем Кенрайтом, которые ушли с ним из полиции, Хакетт открыл в Брадфорде небольшой офис и начал вести расследование. О результатах он докладывал мне каждое воскресенье в четыре часа дня.

Через месяц у него накопилась пухлая папка материала. В ней были детальные досье на Розмари, Джереми, меня и фирму. Я провел много времени за изучением этих данных и помог устранить некоторые белые пятна. Я быстро понял, почему Хакетт заслужил такое уважение среди моих товарищей по заключению: он проверял каждую улику, расследовал до конца каждую версию, и если какая-нибудь казалась тупиковой, Дон расследовал и ее, потому что иногда расследование показывало, что никакого тупика не было.

В первое воскресенье октября — его работа продолжалась уже четыре месяца — Хакетт сказал мне, что он, по-видимому, нашел, где скрывается Розмари. Похожая на нее женщина живет на небольшой вилле «Флер» на юге Франции.

— Как вам удалось выследить ее? — спросил я.

— Благодаря письму, которое ее мать бросила в местный почтовый ящик. Почтальон был так добр, что позволил мне взглянуть на адрес на конверте, — ответил Хакетт. — Вы не представляете, сколько часов мы следили за домом, сколько писем мы просмотрели, во сколько дверей мы стучались за эти четыре месяца. Миссис Кершоу, по-видимому, очень не любит писать писем, потому что это было первое письмо, которое она отправила дочери. Между прочим, — добавил он, — она взяла свою девичью фамилию, теперь она мисс Кершоу.

Я молча кивнул, не желая прерывать его рассказ.

— В среду Уильямс полетел в Канны и остановился в ближайшей деревне, выдавая себя за туриста. Дом мисс Кершоу, сообщил он, окружен четырехметровым каменным забором, за которым сторожевых псов больше, чем в саду деревьев. Местные жители знают о ней меньше, чем мы. Но начало положено.

Я впервые почувствовал, что у Джереми Александера появился достойный соперник. Однако лишь спустя пять недель — я выслушал уже пять отчетов о проделанной работе — на худом лице Хакетта появилась едва заметная улыбка.

— Мисс Кершоу дала объявление в местной газете, — сообщил Хакетт. — Ей, по-видимому, требуется новый дворецкий. Сначала я подумал, что надо расспросить уволившегося дворецкого, но отказался от этой идеи из-за риска, что она может узнать о расспросах. Я решил, что инспектору Уильямсу надо устроиться на эту работу.

— Но она ведь сразу догадается, что он не годится для такой работы.