Страница 35 из 45
–Ну, что касается штанов – то это не культура, это благочестие. Вслушайтесь: «право-славие», «благо-честие» – да это же одно и то же! Но благочестие – это не культура. Так же как нравственность – это еще не христианство. Ведь христианство – это сколько ты крови можешь отдать за Христа: всю, часть или вообще ничего. Насколько много можешь отдать – настолько ты христианин. А эта готовность отдать кровь – напрямую связана с любовью к людям. Нет любви – значит, нет и христианства, хоть ты весь обставься свечками.
–Ну, Петр Николаевич, так что же, значит, никакой культуры ненадо?
–Да конечно не надо! Конечно, мой дружочек, вся эта ваша культура – это путаница одна!
–Ладно, а ваши пляски на сцене – это благочестиво?
–Да, потому что любовь там есть к людям. Да и как ей не быть, когда я говорю: «Ребята, я такой же, как и вы, у меня такое же дерьмо в душе! Ты, который сидишь и думаешь: „Я один такой дурак“ – ты не один! Смотри, Петр Николаевич так же мучается, и так же его корежит и крючит». И вот в этот момент мы со зрителями соединяемся в любви на полтора часа, делаем благое дело во славу Божию. А если происходит не так, если рогатый полез, если началось самолюбование, – все пропало. Как только я выхожу на сцену в состоянии слабости духа, я начинаю агрессию. Потому что больше делать нечего, чем-то ведь надо одарять зал. Вот вам, Феденька, и вся культура. Дух творит себе форму – и все. Формула строгая на всю жизнь, на все времена. <…> Откуда тоска? Потому что заполнить вот эту бездонность можно только тем же, кем она создана, – то есть Богом. То есть любовью, вот и все. Когда я на сцене – публика, не публика, какая мне разница! Если между нами возникает любовь, единение – значит, правильно все. И неважно, что я сказал, как я спел, сфальшивил, не сфальшивил, ножкой в ту сторону дернул или в другую, – если любовь есть – значит, то, что я делаю, богоугодно.
–Как вы оцениваете прошлое свое творчество?
–Со знаком «минус». Но при этом я абсолютно твердо знаю, что в каждый момент своей жизни я старался делать, как говорят англичане, «all the best». То есть все, что я могу лучшего, я всегда делал, я всегда был очень требователен к тому, что из меня выходит с точки зрения ремесла. Есть ведь какие-то законы ремесла в каждой работе: у каменщика, у столяра, у пишущего стихи. Есть какие-то приемы, которым можно научиться. А вот чему никак нельзя научиться – это научиться жить. Как вы прекрасно знаете, это может с нами сделать только благодать Божия. Так вот, вся моя задача – это стяжание благодати Святаго Духа. Мелкими моими силами, малыми моими возможностями, греховным всем моим существом, продырявленной моей душой, истрепанными моими нервами, скотскими моими привычками! Вот при всем этом хоть как-то открыться Господу нашему! И когда Он обезоружит меня своей любовью – вот тогда я стою в изумлении и ошеломлении от Его милости. Это бывает. Очень редко, но бывает.
–У вас был какой-то рубежный момент, когда вы поняли все то, о чем вы говорите, когда вы пришли к Богу?
–У меня не было рубежного момента, я все время хотел жить по-настоящему, всю свою жизнь хотел, но у меня никак не получалось. Да и сейчас не получается… Вот взять хоть мой новый фильм, в котором я недавно снялся, я там играю старца одного. Во время озвучания посмотрел, вроде, мне показалось, хорошо. Месяц прошел, смотрю снова: какой ужас, как я плохо все это сделал! Какие это сопли, сколько там гордости и бесовского самолюбования! А ведь я старался делать все, что мог, молился каждый день по нескольку часов, просил у Бога помощи, старался на тот момент вести как можно более чистый образ жизни по моим слабым силам. И такой результат! А о чем это говорит? Значит, на тот момент я был таким. И слава Богу, что я хоть сейчас вижу, что это плохо. Значит, я куда-то двинулся. Было бы хуже, если бы я не видел и был бы доволен – вот где опасность! Как говорит опять же святой Исаак: когда твой корабль идет плавно и дуют ветры – берегись, что-то не так! А у меня вот – сплошной спотыкач. Значит, еще не все так плохо.
–И все-таки, как вы пришли к Богу?
–Я искал, думал много. И все никак не мог преодолеть одно препятствие. Меня смущала та схема, которую используют католики: искупил – заработал – сверхдолжные заслуги и все такое. Вот я думал: что-то здесь не так. Ну не может так быть, чтобы Господь вот просто так пришел, распялся на Кресте за нас, искупил, вознесся – и все хорошо, мы теперь спасены. Ведь это ж самое радостное событие во всей мировой истории – Бог пришел на землю. И неужели это было нужно лишь для того, чтобы осуществить вот эту схему? Неужели Господь Всемогущий не мог придумать чего-нибудь другого, чтобы искупить нас? Нет, что-то здесь не так! И вдруг открываю авву Исаака – ну конечно! Конечно! Цель и воплощения, и распятия одна – явить миру ЛЮБОВЬ. И вот тогда в сердце мое хлынул луч света. И лукавство мое пропало, и я понял: да, вот с Этим Богом я вместе! Да, вот с этой Любовью я вместе! Перед этой Любовью мне стыдно грешить. Вот если меня так любят – то тогда мне стыдно! Тогда я плачу, и падаю, и говорю: «Господи, прости меня!!!» И когда Господь вот так меня осеняет, так проливает на меня свою любовь, несмотря на то что я ему постоянно делаю против, постоянно против, против, а он меня любит, и любит, и любит – вот тогда да! Тогда я говорю от всей своей души: «Господи, Боже мой, слава Тебе!» Вот о чем я говорю, Федор! Какое тут искусство, какая тут культура, какие тут прыжки на сцене?
–Но сцены не оставляете, прыгаете…
–Таланты же нельзя в землю зарывать, по заповедям же надо жить, а не от своего ума помраченного! Господь сказал: «Не зарывай в землю!» – значит, я обязан, и нечего тут копаться. Раз Бог дает – иди, служи! Я к батюшке иду: «Батюшка! У меня такая роль – святого старца, а я грешный такой!» А он говорит: «Что-о? Идите работать!» У нас отец Владимир – во!!! Он говорит: «Вы что это – сачкануть? Гордынька!» Враг, он ведь тут как тут. Он же – отовсюду лезет, ему же шесть тысяч лет, как учат нас отцы, он исхитрился так, что не успеешь оглянуться – а ты уже летишь. Помню, тем постом – у меня и слезы, и то, и это, и я прямо воспаряю… Под такую попал прелесть! Слава Господу, Он меня стукнул. Так что относительно творчества – никаких иллюзий. Сейчас прямо в ладошках несу драгоценность эту – не дай Бог расплескать, не дай Бог вот этот малюсенький дар утерять!
–Петр Николаевич, ваше творчество – хотите вы или нет – оно все же «на любителя», не для всех. А как вы оцениваете современную масскультуру?
–Это страшно. Не потому, что там кто-то плохо играет или там такой Олег Газманов или сякой Киркоров. А потому, что это ведь не из пустоты растет, это ведь общество заказывает такое кино, таких певцов. Эти бесконечные «Смехопанорамы» и весь этот парад уродов – они потому, что все наше существование заполонил дух уныния. И уже если кого-нибудь не изрубили на шестьдесят семь кусков, то никто и смотреть не будет. И если не показали голую задницу, то никто уже и не заметит! А все из-за духа уныния: дай мне, развлеки меня хоть как-нибудь! А лукавый тут как тут, старается: и тебе «9-я рота», и тебе «Штрафбат», и «Хромой-3», и «Слепой-4». Правильно говорит отец Дмитрий Смирнов, мой любимый проповедник: «Ну что лукавый выдумал нового за шесть тысяч лет? Наркотики – было, секс – было, насилие, грабежи, убийства – было. Что-нибудь новое он придумал? А Господь, – говорит, – это всегда новое стихотворение, новая песня, новая музыка». Вот не было никогда этого стихотворения – и вот оно появилось. Вот где интересно, вот где творчество! А не то, что они показывают чернуху какую-то. Ну что ты поймаешь в героине нового? Что ты поймаешь в водке нового?
–То, что вы живете в деревне, в уединении – это связано с изменениями в вашей духовной жизни, с вашим приходом к вере?
–Скорее наоборот: то, что я пришел к Богу, было следствием того, что я переехал сюда. Жил-жил, и вдруг в 45 лет этот участок мне – бах! – на голову свалился. Ну, долго рассказывать подробности… В общем, приехал, встал вон там, где столик в саду стоит, и думаю: вот здесь я буду жить! И мы сюда всей семьей переселились: с женой, с тремя детьми. Года три-четыре тишина была. А потом как-то так получилось, что я пару зим прожил один здесь. И вот каждый день у меня одно и то же занятие: пасьянс. И ничего мне не интересно: ни дети мои любимые, ни жена моя любимая, ни работа моя любимая, ни кайфы мои любимые. Сел я и увидел, что ничего мне неинтересно, хоть в петлю! Я думаю: «Как же быть, ради чего жить вообще?». Так пусто стало! Потом думаю: дай-ка посмотрю, чего они там в церковь ходят, что-то читают, молятся? Я все-таки русский человек, ну-ка дай-ка я гляну. Купил молитвословчик… и вдруг нашел в нем все, что мне надо! Я думаю: ой-ой-ой! Ну а потом, знаете, в храм зашел, постоял. И вот я уже десять лет в Церкви. Но я сам считаю, что только-только в нулевой класс поступаю, только-только наконец-то первые шаги делаю.