Черта

Подошел вплотную. Губами притиснулся к уху.

— Сегодняшнюю ночку… ты запомнишь надолго, — вмиг похолодело все внутри от его жуткого голоса. Страх взрывным импульсом, едким комом, скатился вниз живота и испуганно сжал мышцы.

…

удар —

боль, адская боль в затылке…

… и тут же стемнело в глазах.

Глава Семьдесят Шестая

Едва рассудок стал приходить в норму, едва смогла раскрыть глаза —

… испуганно дернулась, дернулась от него в сторону, но тщетно.

Прикованная за обе руки к трубе,

(и ноги связаны веревкой)

… я могла разве что только головой свободно двигать.

(тяжело сглотнула; замерла)

Взгляд прикипел к его глазам.

— Демочка…

(едко ухмыльнулся; промолчал)

— О! пришла в себя? — вдруг раздался где-то позади незнакомый мне голос.

(неспешно отодвинулся Рамич в сторону, пропуская мужчину вперед). — Как ты моя радость?

Как себя чувствуешь?

(промолчала; лишь дрожу от страха — и тут же пытаюсь эту собственную трусость пресечь: нельзя поддавать слабости, не теперь! НЕ ТЕПЕРЬ!!!)

(жуткий, жуткий кошмар выполз наружу… в реальность?

… или я сейчас сплю?

как бы там не было, страх и волнение — лишь погубят меня)

Играть, играть в больную игру — и не признавать реальность происходящего! ИГРАТЬ!!!!!!!!!!!!!!

… словно вокруг камеры, и я — главный герой фильма…

Только так можно пережить этот ужас…

— Догадываешься, зачем ты здесь? Зачем ты нам?

(долгая, выжидающая пауза)

— Из-за Малены, — несмело выдавила я из себя.

(рассмеялся)

— Увы. Это Малена была… из-за тебя здесь.

А ты — по другой причине.

Так как? Какие еще есть предположения?

(вдруг его рука несмело коснулась моей груди, разводя лацканы куртки в стороны,

оголяя вырез майки;

сжалась от мерзкого, скользящего взгляда по телу, дернулась — но спрятаться, сопротивляться не как)

Улыбнулся. Коротко рассмеялся.

— Да ладно тебе. Не скромничай.

(глубокий вдох)

Ладно, — (убрал свою руку назад). — Я дам тебе подсказку.

Кровавые звездочки. Бобби Клаед.

Говорит тебе это что-то?

(молчу, молчу; лишь испуганно, покорно проглатываю колкие комы боли).

— Вижу,

вижу, что говорит.

И Лютика, наверняка, помнишь. Правильно?

…

Ну, чего молчишь?

Поверь, я панькаться — не буду.

И вдруг схватил, дико сжал меня за шею(сзади), пальцами невольно впиваясь в затылок.

— ГОВОРИ ДАВАЙ!

(сплюнул свой гнев словами в лицо)

— Д-да, — испуганно вскрикнула я (… от нарастающего давления, и боли).

— Вот.

Молодчина. Теперь второй вопрос, — и снова его голос сменился на лживо-сладкий, нежный яд. —

Расскажи, расскажи мне, моя девочка,

будь так добра,

… как это ты в одиночку справилась со всей нашей охраной, как уничтожила всех в кабинете Бобби, незамеченной выскользнула наружу. Добралась до Лютика — и там, там… прошла так легко через колоссальную систему защиты, оставив по себе тридцать пять трупов?

Ах, нет. Вру. Оставив лишь пепел от всего того, что там было.

КАК? — (и снова жуткий гнев вылез наружу)

(тяжело сглотнула; молчу)

— Ну, — (дрогнули брови; лицо приблизилось ко мне почти вплотную, так что глаза мои фокус не могли больше навести). — Я слушаю, — вмиг повернулся, едва ли не коснулся к моим губам своим ухом. — Давай, хотя бы простони!

Вдруг его рука, рука, удерживающая меня за шею, резко разжалась — тут же схватил за волосы и грубо, яростно рванул, едва не выдирая их с корнем.

(закричала, невольно закричала от неистовой боли; слезы невольно навернулись на глаза, пытаясь предательски выдать мою слабость)

— Ну же, не заставляй меня быть с тобой грубым.

Ты же видела Малену. Видела — не повторяй ее ошибок, ее глупую храбрость.

Это — безрассудно… и очень болезненно.

Будучи нынче уверенным в своем выборе, я не стану жалеть…

(тяжело сглотнула)

— Милая моя, — вдруг приблизился вновь — дыхание обдало мои губы, но буквально мгновение — и резко отпрянул.

Дерзкий рывок — и стукнул, стукнул со всей дури головой, лицом об трубу — вновь хрустнул нос (заныв старой раной), чиркнули зубы. Звон, дикий звон в голове стал сбивать рассудок с рельсов

— но всё еще в себе.

Ржавчина, едкая (едкая для осознания, но сладко-соленая на вкус) ржавчина больным, шальным потоком вновь сорвалась в бег…

— Ну, вот видишь, что ты натворила?

Зачем же так?

Просто ответь мне. Тебе кто-то помогал?

Я же прошу всего лишь одно, короткое слово…

— Да, — едва смогла прокряхтеть (захлебываясь, давясь кровавыми соплями).

— Вот! ВОТ!!! Это уже — дело. А то… в молчанку играешь.

Некрасиво же!

Теперь третий, логически вытекающий из предыдущего, вопрос:

КТО?

(тяжело сглотнула)

… всё равно убьют, всё равно…

и думать тут нечего… сомневаться.

не выдам, не выдам я им Жуков…

Играть, играть,

извращать реальность в выдумку —

и ничего нет настоящего вокруг,

это всё — кошмар, шутка, марево, бред (в конце концов)…

эти люди — ненастоящие,

… и боль — миражная.

Я умру, умру — но понарошку,

затем вмиг проснусь дома, рядом с мамой,

мамой и Павликом…

— Мне повторить вопрос?

— Нет… — уже более сдержано ответила я

(а хватка, хватка, удерживающая меня за волосы, его хватка всё крепла и крепла — доставляя, развивая боль по нарастающей: едва привыкну, едва нахожу силы терпеть покорно ее, как тут же ноющая вновь превращается в острую, яркую боль)

— И?

— М-мои… мы взводом были там.

(рассмеялся)

— Своих сдает, а истинных виновников — покрывает. Это что-то…

(и снова резкий удар — удар головой об трубу

— по-о-ошла земля кругом!

в глазах на мгновение стемнело — звезды заплясали хороводом;

а череп…. череп стал медленно разваливаться, раскалываться напополам, уныло гудя, как сорвавшийся колокол…

… агония, дикая агония вдруг стала сметать, сливать все болевые ощущения в один флакон, готовя приторный, буйный коктейль,

… меняя муки на удовольствие)

— Я… подскажу, направлю в… русло… — его голос, речь, далеким эхом раздавался где-то под небесным куполом (под потолком)… (отпуская некоторые слова не пойманными)

Эйфория сожрала страх, сменила на равнодушие…

— Жуки… Там были Жуки.

Правильно?

(молчу, молчу — нет больше сил ни на что,

кроме как упиваться агоническим экстазом и безрассудной прострацией)