Черта

а я… уже… и не против.

Ее, ее я уже. Раб. Прирученный котенок.

Шиплю, шиплю только злобно — в попытках отвоевать, заступиться за последнее, что осталось.

Последнее…

За мечты… без приговора на поражение.

За надежду.

Не могу я без Киряевой.

Но — к себе не подпущу.

Не подпущу. Я не сдамся.

Глава Двадцать Третья

(Света)

И снова утро. Новое утро. Без желания, что либо делать, что либо думать. Жить. Дышать.

На автомате, машинально всё делать — по нужде.

Умыться, почистить зубы, натянуть на себя костюм… и построить взвод.

Удивительно, раньше я так рвалась в бой. Что только не значил для меня этот… конченый Турнир!

А теперь?

Апатия. Сука, апатия сожрала всё.

Бегают, прыгают. Всю неделю у нас в группе праздник — мы взяли Кубок. Победа…

А мне хочется всех ПРИСТРЕЛИТЬ. Выть. Грызть. Бить. РАЗОРВАТЬ.

Бесит это, их счастье. Веселье.

Чему, чему, уроды, радуетесь???

Гранату за пазуху — и по заслугам.

Больно, больно мне — а потому всем… хочу сделать больно.

Вчера даже поссорилась с Юлей — едва не заехала ей в ухо.

Послала… далеко подальше Леру.

В общем, если сегодня в ТБ я кого-нибудь из врагов не отпердолю, то взорвусь на своих.

— Светлана, у тебя что… критические дни? Или в чем проблема? Может, хватит уже на всех нападать? Хамить?

— Юрий Дмитриевич, вы же отлично знаете, когда у кого из нас наступают эти "красные" дни. Так что не будьте идиотом, и приберегите свои тупейшие… издевки для кого-то другого.

Перекосилось, перекосилось его лицо… на такое… прямое мое заявление.

Глаза округлились от шока.

А что, Юрочка? Быстрее ты сдохнешь от моей желчи, чем я покажу свою слабость.

— Ладно, нервная истеричка. Залазь в машину. Мы едем на ПТБ.

…

Света, куда ты пошла?

— Не хочу сидеть рядом с неадекватным водителем. Уж лучше… со всеми остальными потеснюсь.

(нервно цыкнул; тяжелый вдох)

— Точно критические дни… только у мозга.

— Что? Что ты сказал?

(тут же выскочила из салона,

быстрые, уверенные шаги навстречу)

— И что? Морду мне набьешь?

(нервно стиснула зубы, а губы дрожат от злости)

— Ублюдок ты, Филатов.

— А мы уже снова на "ты"?

— Я тебя ненавижу.

— Я знаю.

— Ты еще пожалеешь обо всём.

— Неужели? Что ты мне сделаешь?

— Увидишь, — резкий разворот и пошагала прочь.

— Больная…

— Выкуси! — (и не двузначный жест показала ему, не оборачиваясь)

— Ну, сука… — (едва слышно прорычал, вскочил в машину и с диким лязгом захлопнул дверь).

Поговорили.

Глава Двадцать Четвертая

Бог мой.

Неужели ты услышал девичьи молитвы?

Просто шикарный подарок.

Мужская команда. Против нас играют — парни.

Ах.

Ну, держись, Филатов. Я из тебя душу выдеру!

Едва мальчики увидали нас, как тут же задергались, напыжились, заважничали, расправляя перышки.

— Ну, чё, красотки? Пошуршим… в кустиках? — и игриво замигал бровями, явно намекая на пошлость.

(чуть выше меня, статный, не лишенный харизмы… индюк).

Смелый шаг вперед — и с вызовом уставилась ему в глаза.

Гордо выпрямился и тот передо мной. Пренебрежительный?… нет, важный взгляд. Конечно… Пытается выглядеть круче, чем есть на самом деле.

— Пошуршим, коль не боишься.

— А кого бояться? Зверя дикого в лесу?

— Зверя… с пушкой.

— Брось, сладкая. Не волнуйся, никто тебя не обидит, пока я рядом.

— А не сбежишь…, когда запахнет жаренным? — ехидно заулыбалась я.

Вдруг подошел вплотную. Глаза в глаза.

— А ты проверь, — чувствую на губах его дыхание.

— Проверю, — коварно ухмыльнулась я.

— Киряева! — нервно зарычал где-то позади Юрчик (невольно обернулась на миг). — Строй взвод, начало скоро.

— Так ты Капитан? — вдруг отозвался мой новый… "знакомый", и невольно рассмеялся от удивления.

— СВД или ПМ? — проигнорировала я вопрос.

— Калаш, сладкая, Калаш, — прошептал интимно на ушко.

— Это хорошо. Только смотри, — приблизилась, приблизилась и я к нему — так что наши губы едва не касались друг друга, — чтобы хватило патронов, когда ты мне попадешься.

— Сколько угодно, конфетка. Я весь твой.

(эротично облизалась, не отрывая взгляда от его глаз)

— Посмотрим… какой из тебя… боец.

Резкий разворот — и пошагала прочь.

Колкий взгляд в глаза Юрчику — кипит, дрожит от ненависти

(зубы стиснуты, а руки сжаты в кулаки),

молчит.

— Учись, Филатов, — едва слышно прошептала я Карасику, как только оказалась рядом. — Не то, что ты… ни рыба, ни мясо.

— Да пошла ты, — резкий разворот и ушел в конец строя.

(ядовито рассмеялась я вслед)

(Юра)

Казалось, это был самый длинный бой в моей жизни. Длиннее чем даже те, где разыгрывались… жизнь со смертью.

Ведь там, там, за чертой, на кону плясала в шляпе Сухая дерьмовая жизнь. Ледяное сердце…. не плачет. Не за чем… было бы мне скучать.

А сейчас, сейчас — на плаху завалили душу, растопленное сердце, и лезвие секиры палача… бездушно скалится от жажды, и ему плевать — что мне больно.

… время шло — а она не появлялась.

Я уже не радовался этому ее "везению". Уж лучше бы пристрелили к чертям собачим — да вернули бы мне Светку на базу. Пусть рядом сидит, чем шляется где попало,

…и с кем попало.

… сижу, как идиот — гадаю, что там с ней происходит,

что делает она.

Как больной маньяк — взглядом прикипел к радару…. и нет ничего родней.

Заветный кружочек, маленькая точечка — а и на мгновение оторваться не могу,

мысли упорно прикипели, будто там вся жизнь моя заключена.

Буйная фантазия… эта уродина, пытается представить, показать мне, что там происходит…

Милый голос… в "ушах".

И когда ты успела подменить элементарное желание свободы, мое желание… на зависимость, глупую зависимость от тебя?