Черта

… глупое, навязчивое чувство, что еще чуток — и я вынесу ему мозг… одним выстрелом.

Просто, дайте мне причину — и разорву!

(стрельба в тире — одна отрада;

этот идиот сваливал в подсобку — оставляя нас наедине с мишенями)

— Лена? А где Лена?

Лера, куда Лена свалила?

— Не знаю. Я ее не видела.

— Она вроде… к Федору пошла. Живот заболел, вот и хотела отпроситься к медикам.

Черт.

Сердце ойкнуло. Не знаю, не знаю, с чего я взяла — но тупое предчувствие дикой сиреной завыло внутри.

Какого хрена???

Я… я замерла…. опешила, растерялась на миг — не могла поверить своим глазам, своей логике.

Доли секунды — и понятое… током, иглами выбилось, отпечаталось в разуме, приводя сознание в ужас.

Заплаканная Лена… зажатая в углу. Федор, выкручивающий ей руки. Попытки содрать с девушки штаны.

Машинально, как в дурмане… Сердце замерло. А в голове — заледенели эмоции.

Резкий рывок — выхватила из-за пояса свой ПМ. Точное прицеливание…

(машинально снимаю с предохранителя,

передергиваю затвор)

— СУКА, руки ПРОЧЬ! Вверх их, так чтобы я видела! Иначе пристрелю!

Испуганно замер. Неспешно, медленно обернулся.

(глаза выпучились от шока)

(медленно стал поднимать руки вверх, скользя по воздуху)

… вдруг ехидная ухмылка скривила губы

(я понимала, понимала, что его подчинение — слишком хрупкое,

хрупкое, чтобы надеяться или верить)

— Ты же не выстрелишь, — ядовито прошептал, прошипел.

(нервно хмыкнула)

— ТЫ… думаешь? — а руки сталью налились — ни дрожи. Ни сомнений. Лишь больное желание — ВЫСТРЕЛИТЬ.

— Свет, не надо, — вдруг… едва слышно прошептала Елена.

(торопливо отползла в сторону на четвереньках, убегая от Федора… ко мне)

— ТЫ не выстрелишь, потому что тебя сразу в Низы, на ФАРШ, пустят.

— Или тебя — за то, что попытался сделать.

Проверим?

— Свет, всё нормально. Он не успел…

— Сука ты, Федя. ВОН ОТСЮДА!

МАРШ!

Чтобы я больше не видела возле нас — иначе…

— Настучишь?

— НА КРЫС не стучат, их выкрывают. Мразь. ВОН!

Иначе, ей-богу, всю обойму в тебя выпущу.

(нервно сглотнул)

Медленные, растяжестые шаги на выход. Веду, слежу дулом за ублюдком, держа на мушке суку: рыпнется — выстрелю.

— Я еще тебя достану.

— Я не боюсь.

Я понимаю, понимаю, что в любую секунду он может выхватить свой пистолет (из-за пояса, если он носит его, как Юрка, или же дернется в сторону — и схватит с полки какой-нибудь… учебный) — и мне не жить.

Пуля в лоб — и развалюсь на кафеле.

(а мертвые не плачут, да и не жалуются — сойдет все с рук).

Я знаю, что мое поведение сейчас — сверх самонадеянное. И глупое.

Но не отступлюсь. Палец прикипел к курку — и едва что… буду жать. Выстрелю.

— Пошел отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели.

(уже более сдержано прорычала я)

Нервно скривился, изображая улыбку (неохота казаться слабым).

Но подчинился… — вывалился в дверной проем и скрылся прочь.

мне повезло.

Спешно выглянула за поворот — нет его. Убежал.

Пожалел меня…, наверно.

Вечерняя пробежка. Тренера нет.

Присела на корточки, спиной облокотилась на станину турника.

— И что будем делать? — едва слышно прошептала Лера.

— Подождем еще немного. Не будет — три круга и…

— Идёт.

Спешно обернулись все… Прикипели взглядами к ублюдку.

Улыбается, скалится.

Делает вид героя (а в глазах смущение, неловкость и испуг) — чертов демон.

— Чего расселись? Давайте, пять кругов разминки…

… А ты, Киряева, останься. Есть разговор.

(подчинились — неспешно прошлись на беговую дорожку и сорвались вперед)

А я сижу. Сижу, не двигаюсь.

Жду.

Не торопливо, вальяжной походкой, подошел ближе.

— Света, — (глубокий вдох, выжидающая пауза — но я молчу, а потому продолжил) — Остался лишь один день. Завтра пережить — и разойдемся… полюбовно. Так как? Не будем ссорится?

— Ты уже поссорился…

(молчит, холодно улыбаясь)

Говоришь, один день? Что же… Потерпим тебя. Так уж и быть.

(тяжело сглотнул)

— Ты Филатову расскажешь?

— Зачем? Лучше на крючке тебя потаскать, — (поднялась, выровнялась рядом; пренебрежительный взгляд (мой)… меряя с головы до ног ублюдка). — Но если хоть что-то подобное еще раз произойдет, хоть малейший намек на попытку. Я выпущу тебе пулю в лоб. И мне насрать, что будет потом со мной. Ясно?

Нервно фыркнул, ядовито ухмыльнулся.

— По рукам.

Неспешно прошелся куда-то в сторону. Вдруг резкий разворот.

— Киряева, почему ты думаешь, что я тебя боюсь? Что сам не захочу с тобой разобраться, красиво замяв это дело?

— А я не думаю. Я знаю, что попытаешься. Но поверь, весь взвод не перестреляешь и в Низы не спихнешь.

(удивленно дрогнули брови)

— Значит, рассказала?

— Пусть знают, какая ты рыба. А свой шанс… меня остановить — ты уже упустил, Федя.

Раздраженно скривился.

— Сука ты, Киряева.

— Еще какая, — ядовито улыбнулась я. — А будешь плохо себя вести — еще и Фурией стану.

…

Спросите, почему я не хочу доложить начальству? Почему?

Тут два варианта. И оба — не в мою пользу.

Первый — они и так все знают… какой он. И плюют, покрывают. Подумаешь, с девочками развлекается. Все равно мы для них — мясо.

А второй — кто мне поверит? Кому поверят: новичку или тренеру? Чье слово важнее, весомее… тяжелее?

Сама спровоцировала…

Приревновала — и за пушку схватилась… Или еще какой больной бред придумает…

Ленка молчит, испуганно отнекивается. Боится признаться.

Так что, коснись разборок — тут же скроется в кусты.

Я не осуждаю — ее дело.

Ее это просьба… всё забыть.

Не знаю, не знаю… как по мне: сразу бы удавку… таким на шею — и вздернуть, еще до рассвета, чтобы и Солнца взгляд не порочить.