Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 83



— Ox, да… — миссис Холлоуэй громко вздохнула и покачала головой, — так мы ничего не приготовим, стоя здесь и разговаривая в то время, как еда остывает. Бетти, зови мужчин, дорогая. Миллисент, на кухне еще осталась тарелка с цыпленком. Будь добра, принеси.

Кружок женщин распался: Миллисент ушла на кухню, Бетти направилась в библиотеку, где собрались мужчины, а остальные дамы поспешили расставить стулья и разобраться с оставшимися блюдами. Миллисент внесла тяжелую широкую тарелку с жареными цыплятами и поставила рядом с соусом — густым ароматным, белого цвета и с капельками янтарного масла. Стол был весь заставлен блюдами — жареный картофель, золотая кукуруза, сочные груши, засахаренные фрукты, тонко нарезанный домашний хлеб с черной хрустящей корочкой, пористо-желтый изнутри. Отдельно стояли вазочки с апетитным желе всех цветов радуги, еще одна тарелка с цыплятами и кувшином с молоком. На мраморном столике ждал десерт: абрикосовое вино и белоснежный торт.

В комнату начали заходить мужчины, улыбаясь и рассыпая комплименты изобилию кушаний: «Посмотрите-ка сюда!» «О, как аппетитно выглядит!», «У-у, жареные цыплята!», «Абрикосовое вино! Я учуял его еще, когда шел по коридору…», «Дайте мне хотя бы глоток!»

Детей отправили на кухню за рабочий стол, а мужья и жены, объединившись, рассаживались за обеденным. Наблюдавшая за ними Миллисент почувствовала себя чужой. Нет, она была членом этой семьи, была полезной, любимой, обогретой их теплом, и всё же… Она взглянула на Камиллу, так же, как и она, стоящую чуть в стороне. Холод одиночества сдавил грудь Миллисент, но она отогнала его прочь и пошла занимать свободный стул рядом с Амелией.

Глава III

Вскоре вопрос о том, кто был незнакомец, покупающий дом вдовы Белл, разрешился сам собой. «Сентинэл» опубликовала статью о продаже издательства опытному журналисту из Далласа мистеру Джонатану Лоуренсу. Это именно он, думала Миллисент, пробегая статью еще раз. Почему газета не дает никакой важной информации о нем: например, есть ли у него семья, хотя, конечно, должна быть, а то зачем одному человеку такой большой дом? И все-таки было в нем что-то такое, что не вязалось с представлением о семейном человеке.

Миллисент хмурилась, держа газету. Что за польза от листка, который не сообщает читателям того, что им интересно узнать? Теперь ясно, почему Фред Гиллеспай продавал издательство. Со вздохом разочарования она сложила газету и пошла в комнату к Алану.

— Пришла «Сентинэл». Хочешь почитать? — она остановилась в дверях, протягивая газету.

— Что? — Алан сидел в своей коляске, склонившись над рабочим столом и казался увлеченным. — А-а, нет, не сейчас. Положи ее на кровать. Я прочту позже.

— Хорошо, — она положила сложенную газету и обошла кровать. — Над чем ты трудишься? Алан скорчил гримасу:

— Я пытаюсь подправить этот холм, но у меня, кажется, не получается. Это скорее огромная гора, чем холмик.

Миллисент внимательно посмотрела на деревянную доску, лежащую перед братом на столе. Одним из его хобби было коллекционирование оловянных солдатиков, искусно сделанных с соблюдением всех знаков различия, формы и оружия, характерных для той или иной армии.

В их городке жил старый джентльмен, выпускник Уэст-Пойта и армейский майор, позднее полковник сил Конфедерации, который тоже интересовался военной историей и коллекционировал оловянные армии. Он приходил к Алану раз в неделю или чаще, и они вдвоем расставляли аккуратных лошадок со всадниками, пушки и пехоту и даже военные укрепления, углубляясь в бесконечные споры по поводу мельчайших подробностей.

Несколько недель назад Алан загорелся идеей максимально приблизить один из макетов к реальности, точно воссоздав рельеф с помощью естественной топографии района сражения. Он набросал эскиз на большом листке фанеры и пытался смоделировать ландшафт из папье-маше; это был утомительный и кропотливый процесс, заставлявший его часто ворчать или даже взрываться.

— Я не художник, — вздохнул он и отодвинул от себя фанеру. Я даже не знаю, зачем это затеял.

— Ну, Алан… — Миллисент взяла недоделанный макет и поставила его в угол комнаты, — возможно, ты просто устал. Наверное, тебе лучше лечь и отдохнуть.

— Отдохнуть! — взорвался он. — Чушь, Милли! Все, что я делаю — это отдыхаю! Я до смерти устал отдыхать! Какую часть своей жизни я сплю? В моей жизни для отдыха слишком много часов, слишком много дней.

Миллисент в который раз с болью подумала, что ничем не может помочь брату, ничего не может сделать, чтобы облегчить его страдания.

— Если ты не хочешь спать, давай я принесу шахматы, и мы сыграем партию? Знаю, что я тебе не соперник, но…

— Ты играешь достаточно хорошо, но сейчас я не хочу играть в шахматы.

— А может, ты почитаешь мне вслух, пока я буду штопать? Я могу сейчас принести сюда все необходимое и…

— Брось это, Миллисент! Мне надоело, что меня постоянно развлекают, успокаивают и утешают. Просто уйди и оставь меня одного.



Слезы подступили к ее глазам, но она постаралась взять себя в руки и произнесла твердым голосом:

— Да, конечно. Извини.

Она повернулась к выходу, но голос брата остановил ее:

— Ах, Милли, прости меня! Подожди, не уходи. Я не хотел…

Миллисент обернулась и улыбнулась ему. Лицо ее просияло: «Все в порядке. Я понимаю».

— Нет, нет! Я старый, неуклюжий медведь. Ты самая лучшая сестра в мире, и я не знаю, чтобы делал без тебя. — Он протянул к ней руки. — Подойди и скажи, что ты меня простила.

— Конечно, — Миллисент вернулась и взяла его ладонь в свои. — Ты — самый лучший в мире брат.

— Принеси шахматную доску, и мы поиграем. Когда Миллисент направилась за шахматами, она случайно выглянула в окно. И застыла: «О Боже!»

— Что там?

— Алан, посмотри! Он переезжает.

— Кто? — Алан подъехал на своем кресле к окну. Перед домом вдовы Белл стояла повозка, нагруженная мебелью и чемоданами, а немного позади виднелась еще одна.

— Тот человек, о котором я тебе говорила. Ну, ты помнишь, которого я встретила в саду на прошлой неделе?

— Ах, да! Тот, который, как думает тетушка Ораделли, купил издательство.

— Он действительно его купил. Об этом сказано в сегодняшнем номере. И вот переезжает.

За то время, пока они наблюдали, двое рабочих подошли к повозке и, стащив огромный чемодан, понесли в дом. Сразу за ними показался еще один человек. На нем был тяжелый рабочий костюм; рукава темно-синей рубашки закатаны, обнажая загорелые мускулистые руки. На его голове не было шляпы или кепи, и солнце переливалось в его светлых волосах. Даже переодетого, в другую одежду, Миллисент без труда узнала его.

— Вон он. Это и есть Джонатан Лоуренс. Он достал с повозки чемодан поменьше, и слегка согнувшись под тяжестью, понес его к дому. Потом посмотрел в сторону крыльца дома Белл, которого Милли не могла видеть, и улыбка осветила его лицо. Через минуту показалась маленькая девочка, и они вместе, о чем-то разговаривая, направились в дом.

— Итак, у него есть дочь, — Миллисент не могла понять, почему, но это открытие вызвало какое-то странное ощущение в животе, показавшееся даже забавным.

— Угу, и собака тоже, — Алан указывал на большую белую собаку, спрыгнувшую с повозки. Пес метался, виляя хвостом, затем разразился радостным лаем и бросился к крыльцу.

Оставшуюся часть дня рабочие переносили вещи из повозок в дом. Джонатан Лоуренс часто мелькал в поле зрения Милли, помогая рабочим. Несколько раз она видела и девочку, слоняющуюся то там, то здесь, и вертящуюся у всех под ногами. Миллисент решила, что ей лет девять-десять. Время от времени появлялась собака, которая то неподвижно лежала в тени, то начинала носиться кругами, как сумасшедшая. Но за весь день она так и не увидела одного человека — женщину, миссис Лоуренс. Где же она? Раз у него есть дочь, наверняка есть и жена.

Если только он не вдовец.

При этой мысли она вновь почувствовала прежнее забавное ощущение в животе. Это начало ее раздражать. Она не относила себя к глупым старым девам, которые строят планы по поводу первого же мужчины, появившегося поблизости.