Страница 53 из 70
– Этого не будет. – Кайя точно знал, что не подпустит к Изольде никого из тех, кому не доверяет. В первую очередь медиков.
– Кайя! – Макферсон жестом прервал Грира, и тот опустился на стул. Оукли так и остался стоять, веки его были прикрыты, и похоже, что старик дремал. – Я почеловечески понимаю вашу привязанность. Девушка мила. Непосредственна. И даже добра к моей несчастной беспутной дочери. Но это же еще не повод, чтобы жениться на ней.
Добрый Макферсон.
Расчетливый и однажды просчитавшийся. Ингрид достало наглости не возвращаться под заботливое отцовское крыло, но отстаивать право распоряжаться имуществом мужа самой. Знатная была тяжба. И Кайя с превеликим удовольствием вынес решение. Законное. Но с точки зрения Макферсона крайне несправедливое. У них всех здесь свои представления о справедливости.
Лордказначей же принял молчание за готовность слушать.
– Дайте ей титул, назначьте содержание… ваш отец умел улаживать подобные конфликты.
– Он умер в сорок два года.
– Печально, – с легкостью согласился Макферсон. – Однако это не повод, чтобы столь безответственно подходить к вопросу, от которого зависит будущее всего протектората. Позвольте напомнить, ваша светлость, что ваш долг…
Эта словесная баталия могла длиться долго. У них у всех явный избыток свободного времени. А Кайя ждут.
– Я знаю, в чем заключается мой долг. Изольда – моя жена. Согласно договору. И по моему желанию. Свадьба состоится в назначенный срок. Надеюсь, что выразился ясно.
Оукли встрепенулся и полуслепым взглядом обвел комнату, кажется, он не понимал, где находится.
– А уверены, что девушка справится? – Макферсон не собирался отступать. Неужели они все не видят, что Кайя больше не семнадцать? Тогда Совет был нужен. Тогда он не знал, что ему делать. Со своей неожиданной свободой. С замком. С Урфином. Со всем этим растреклятым протекторатом, разваливавшимся на части. – Что однажды она не опозорит вас? И не заставит выбирать между вашим к ней чувством и долгом? Хватит ли совести сделать правильный выбор, ваша светлость?
– Вы подрядились прорицать? – Дядя вмешался вовремя.
– О, здесь не нужен дар прорицателя. Опыта хватит.
Кайя разжал руку. На каменном краю остались отпечатки пальцев. Похоже, стол был не столь прочен, как казалось.
– Этот Совет, – Кайя поднялся, – существует лишь потому, что когдато я действительно получал здесь разумные советы. Однако сейчас я не вижу в нем пользы. С сегодняшнего дня Тайный Совет распущен. Все возникающие вопросы будут решаться в обычном порядке. И если вам вдруг вздумается вынести этот вопрос на всеобщее обсуждение…
…Им хотелось бы. Они едва сдерживаются, но всетаки сдерживаются, отдавая себе отчет в том, где проходит граница собственной силы.
– …то, надеюсь, вы вспомните: в данном случае закон предоставляет мне полную свободу выбора.
– Что ж, – Макферсон поднялся первым, – изза женщин творили и куда большие глупости. Надеюсь, Кайя, ваша обойдется нам не слишком дорого.
Они покидали каменный зал один за другим, неспешно, сохраняя достоинство. И когда за стариком Оукли – он ходил слишком медленно – закрылась дверь, дядя произнес:
– Неужели я дожил до этого счастливого момента? Ты учишься рычать, мой мальчик.
– Я поступил правильно?
В груди клекотала ярость. И Кайя пришлось сделать усилие, чтобы не допустить всплеска. Гранитные стены – надежная защита, но все же…
– Ты както поступил. А правильно или нет – время покажет.
– Почему у меня ощущение, что я среди врагов?
Дядя пожал плечами:
– Потому что здесь у тебя друзей точно нет.
Это верно. Когдато Кайя все представлялось иначе. Здесь – свои. Там – чужие. С чужими воюют, и все довольно просто. Воевать вообще просто, когда понятно, где враг.
– Как она?
– Спит. И… – Кайя со вздохом вынужден был признать: – Возможно, Макферсон прав. Она не справится.
– Подойдика сюда, дорогой племянничек. И наклонись. Скажу коечто.
Рука дяди не утратила былой крепости. Подзатыльник вышел звонким.
– За что?!
– За дурость. – Магнус потер покрасневшую ладонь. – Запомни. Они все будут смотреть на тебя. И если ты начнешь в ней сомневаться, утопят. Радостно. С визгом. Если допустишь такое – вычеркну из родовой книги. Ясно?
Дядя определенно не шутил.
Глава 26
Пробуждение
Стоит разок умереть, и приоритеты тут же меняются.
Из откровений мошенника, которого трижды вешали и дважды топили, записанных перед восхождением на плаху
Я лежала на спине, раскинув руки. И река несла меня… несла, несла… долго так несла. Мне, честно говоря, и лежать надоело. А потом все вдруг закончилось.
Солнце выключили. Небо перекрасили, перевернули, сунув под живот.
И во рту так мерзко, как будто я всю ночь спирт беломором закуривала. Нет, я, конечно, не пробовала, но предполагаю, что ощущения были бы сходными.
Голова гудит, что трансформаторная будка… Гудит, значит, существует. Вот с остальными частями тела вопрос. Спина чесалась, следовательно, тоже наличествовала. Руки? Не чувствую. Ноги? Аналогично. Какаято мрачная картинка вырисовывается.
Лежу на животе. Шею чувствую, потому как затекла.
Кстати, где это я?
У Машки?
Мы поругались. Изза Вадика, которому вздумалось жениться и потеснить меня с квартиры. А Машка взревновала. Точно. И мы поругались.
Помню парк… незнакомца с колечком… договор. Какой, однако, яркий и логичный бред. Даже жаль, что отпустило.
Нет, Иза, наркотики – это зло и повторять эксперимент мы не будем.
Сквозь гудение пробивался свист. Довольно мелодичный. И близкий. Я не одна?
Я не одна.
Вадик?
Нет! Меня стошнит, если это Вадик. Хотя меня и так сейчас стошнит, но это уже детали. Сделав усилие, я повернула голову влево. Перед носом возникла стена. Брутальная такая стена. С бугристыми валунами и серой прожилочкой строительного раствора. От нее даже пахло влажным камнем.
В нашей с Машкой квартире нет таких стен. А где есть? Ох, чувствую, жизнь готовит сюрпризы.
Поворачивать голову направо оказалось сложно. Поворачиваясь, я застряла носом в складке не то простыни, не то одеяла. Почемуто мехового, с длинным чесучим ворсом. Но всетаки у меня получилось.
Справа стены не было.
А комната была. Небольшая такая. Гдето видела я вон тот стол. И кресла сурового аутентичного вида. И доспех, который опасно накренился, и даже кота, забравшегося в шлем. И того типа, который, насвистывая, мыл пол.
Тип был полуголым, мускулистым и довольно симпатичным. Вот только спину его покрывали длинные тонкие шрамы. Если считать, что оные мужчину украшают, то тип был разукрашен, как президентская елка перед новогодними праздниками. А вот пол он драил профессионально и с немалым энтузиазмом. Хозяйственный, значит.
Вспомнить бы еще, как его зовут…
Незнакомый мужчина в незнакомой комнате – весьма интригующее начало дня.
Тип бросил тряпку в таз, поднялся, смачно потянулся – аж кости захрустели – и почесал пятерней светлый затылок. Вот тутто память и вернулась. В полном объеме и немалых подробностях. Я не застонала – на стон силенок не хватало, – но лишь заскрипела зубами. Надо полагать, достаточно громко, если он обернулся.
– Иза?!
Я. Кто ж еще?
– Иза, слава Ушедшему, хотя ему и плевать, но ты очнулась.
И я, знаете ли, рада.
– Пить хочешь?
Хочу. Зверски. Только сказать не могу. Я и моргаюто с трудом. Но Урфин понял.
– Сейчас, милая. Но сначала мы тебя перевернем.
«Мы» – это он и кота считает? Или меня? Я себя точно не переверну, потому что я себя не чувствую.
– Если будет больно, то…
Боли не было. Вообще ничего не было, даже спины. Урфин меня усаживал, подкладывая под спину подушки, выдавливая их неким подобием ложемента, но мне было, честно говоря, плевать.